Он же был тогда совсем еще маленьким. Он просто знает некоторые вещи. И теперь мне страшно…
Она бросила взгляд на синяки на шее Дэнни.
– Ты действительно все знал о телефонном звонке дяди Эла? Это правда, Дэнни?
Дэнни кивнул.
– Он страшно рассердился на тебя, папа. Потому что ты позвонил мистеру Уллману, а мистер Уллман позвонил ему. Дядя Эл не хотел, чтобы ты что-то писал про отель.
– Боже милосердный! – повторил Джек. – А синяки, Дэнни? Кто пытался задушить тебя?
Дэнни помрачнел.
– Она, – ответил он. – Женщина из того номера. Из комнаты двести семнадцать. Мертвая женщина.
Его губы снова мелко задрожали. Он схватился за кружку и отпил из нее.
Джек и Уэнди обменялись испуганными взглядами.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Джек жену.
Она помотала головой.
– Дэнни? – Он пальцем приподнял испуганное лицо мальчика. – Постарайся объяснить, сынок. Мы же тут, рядом с тобой.
– Я знал, что здесь плохое место, – тихо сказал Дэнни. – Еще когда мы были в Боулдере. Потому что Тони показал мне о нем сны.
– Какие сны?
– Всего я не помню. Он показал мне «Оверлук» ночью с черепом и костями перед ним. И еще был этот стук. Что-то… я не помню, что именно… гналось за мной. Чудовище. Еще Тони показал мне РОМ.
– Ром, как в той песне? «Йо-хо-хо, и бутылка рома»?
Дэнни покачал головой:
– Не знаю. А потом, когда мы приехали сюда, мистер Холлоран разговаривал со мной в своей машине. Потому что он тоже сияет.
– Сияет?
– Это… – Дэнни сделал широкий жест рукой, словно хотел вместить в образовавшийся круг все сущее. – Это способность понимать вещи. Знать вещи. Иногда слышать то, чего не слышат другие. Как я, например, узнал о звонке дяди Эла. А мистер Холлоран знал, что вы зовете меня доком. А еще мистер Холлоран чистил картошку в армии и узнал, что его брат погиб в поезде, который сошел с рельсов. Позвонил домой, и все оказалось правдой.
– Боже праведный! – прошептал Джек. – Ты же ничего не выдумываешь? Скажи мне, Дэн?
Дэнни яростно замотал головой:
– Нет. Богом клянусь.
А потом не без гордости добавил:
– Еще мистер Холлоран сказал, что я сияю сильнее всех, кого он только встречал. Мы с ним могли разговаривать, вообще не открывая ртов.
Его родители ошеломленно посмотрели друг на друга.
– Мистер Холлоран беседовал со мной наедине, потому что волновался, – продолжал Дэнни. – Он считает, что здесь очень плохое место для тех, кто умеет сиять. Сказал, что видел здесь разное. И я сам кое-что заметил. Почти сразу после разговора с ним. Когда мистер Уллман водил нас по отелю.
– Что это было? – спросил Джек.
– В президентском люксе. На стене рядом с дверью в спальню. Очень много крови и еще что-то белое, какие-то кусочки. Я подумал, что… это, должно быть, мозги.
– О Господи! – воскликнул Джек.
Уэнди сильно побледнела, ее губы приобрели почти серый оттенок.
– Это место… – сказал Джек. – Очень плохие люди владели им одно время. Люди из Организации в Лас-Вегасе.
– Преступники? – спросил Дэнни.
– Да, преступники. – Джек посмотрел на Уэнди. – И в шестьдесят шестом году крупный мафиози Вито Джиенелли был убит там вместе со своими охранниками. В газете даже опубликовали фото. Дэнни только что его описал.
– Мистер Холлоран говорил, что видел еще разные вещи, – сообщил Дэнни. – Однажды на игровой площадке. А в другой раз что-то очень плохое в том самом номере. В двести семнадцатом. Сначала это увидела горничная, и ее уволили, потому что она начала всем рассказывать. Тогда туда поднялся мистер Холлоран и тоже все увидел. Но он промолчал, потому что не хотел остаться без работы, как она. Только он мне велел никогда не заходить туда. А я зашел. Потому что поверил, когда он сказал, что ничто из увиденного там не сможет причинить мне вреда.
Последние слова Дэнни произнес уже почти хриплым шепотом и дотронулся до припухших округлых синяков у себя на шее.
– А что с игровой площадкой? – спросил Джек странным, небрежным тоном.
– Не знаю. Он только упомянул об игровой площадке. И о зверях в живой изгороди.
Джек едва заметно вздрогнул, и Уэнди удивленно посмотрела на него.
– Ты тоже там что-то видел, Джек?
– Нет, – ответил он. – Ничего.
Дэнни пристально смотрел на него.
– В самом деле ничего, – повторил Джек уже гораздо спокойнее. И он сам верил, что говорит чистую правду. Он стал всего лишь жертвой галлюцинации. Вот и все.
– Дэнни, нам надо узнать об этой женщине, – сказала Уэнди мягко.
И Дэнни начал говорить, но слова из него вырывались отрывистыми фразами, иногда становясь почти неразборчивыми, настолько сильным было его стремление поскорее высказать все и освободиться от кошмара. По мере того, как он говорил, его голова все плотнее прижималась к груди матери.
– Я зашел туда, – сказал он. – Стащил универсальный ключ и зашел. Это как будто было сильнее меня. Я ничего не мог с собой поделать. Мне хотелось узнать. А она… эта леди. Она лежала в ванне. Совершенно мертвая. Вся распухшая. А еще обна… обнаджо… То есть на ней вообще не было никакой одежды. – Он бросил тоскливый взгляд на маму. – Она вдруг начала подниматься, и ей нужен был я. Мне это стало понятно, потому что я почувствовал… Хотя она даже не думала. То есть думала, но не так, как вы с папой… Это было что-то черное… Какая-то одна мысль: причинить боль. Похоже на то… На тех ос ночью в моей спальне! Одно желание: сделать больно. Как осы.
Он сглотнул, и воцарилось молчание: все думали об осах.
– Тогда я побежал, – продолжил Дэнни. – Я хотел сбежать, но дверь оказалась закрыта. Я оставил ее открытой, но она почему-то закрылась. Мне не пришло в голову просто снова ее открыть и бежать дальше. Я был испуган. И потому я… Я только прислонился к двери и подумал о мистере Холлоране. Он же сказал, что все это как страшные картинки в книжке, и если я… Если я начну мысленно повторять… тебя здесь нет, уходи, тебя здесь нет… она исчезнет. Но ничего не получилось.
Его голос начал срываться на визг:
– Она схватила меня… повернула к себе… Я мог видеть ее глаза… то есть даже не глаза, а… И тут она принялась меня душить… Я чувствовал ее запах… Я по запаху понимал, что она давно мертвая…
– Все, хватит, ш-ш-ш, – остановила его Уэнди, уже не на шутку встревоженная. – Не надо больше ничего рассказывать, Дэнни. Все хорошо. Все будет…
Она была готова завести извечную успокоительную песню Уэнди Торранс – лучшее средство от любых волнений. Нежную и убаюкивающую песню.
– Дай ему закончить, – резко оборвал ее Джек.
– А это все, – сказал Дэнни. – Я отключился. Не знаю только почему. Потому что она душила меня или просто от страха. А когда пришел в себя, то как будто спал, и мне снилось, что вы с мамой ссоритесь из-за меня, а ты, папа, хотел снова заняться Скверным Делом. Но потом я понял, что это вовсе не сон… Что все случилось наяву… И… И я обмочил штаны. Обмочился, как младенец какой-то.
Его голова снова упала на свитер Уэнди, и он горько и бессильно заплакал, уронив безвольные руки себе на колени.
Джек поднялся.
– Позаботься о нем.
– Куда ты собрался? – спросила она с перекошенным от ужаса лицом.
– Пойду и наведаюсь в тот номер. А что я, по-твоему, должен делать? Сидеть и пить кофе?
– Нет, Джек, пожалуйста, не надо!
– Пойми, Уэнди, если в отеле есть кто-то еще, мы должны убедиться в этом.
– Не смей оставлять нас одних! – завизжала она ему в лицо, брызгая слюной.
– Изумительная пародия на твою мамочку, Уэнди.
У нее из глаз хлынули слезы, которые она даже не могла утереть, потому что обеими руками прижимала к себе Дэнни.
– Извини, – сказал Джек, – но ты же понимаешь, что я должен это сделать. Я – смотритель отеля, черт бы его побрал! Мне за это деньги платят.
Она еще сильнее расплакалась, и он оставил ее, выйдя из кухни и вытерев губы платком, как только за ним захлопнулась дверь.
– Не волнуйся, мамочка, – сказал Дэнни. – С ним ничего не случится. Он не сияет. Ничто не сможет причинить ему вреда.
– Хотелось бы мне в это верить, – сквозь слезы ответила она.
Глава 30Снова в номере 217
Джек решил подняться на лифте, и это было необычно, потому что никто из их семьи ни разу не пользовался им с самого первого дня пребывания в отеле. Он дернул за латунную ручку, и кабина, вибрируя и дребезжа дверями, поползла вверх по шахте. Джек знал, что Уэнди испытывает перед этим механизмом безотчетный страх сродни клаустрофобии. Ей представлялось, как они втроем застревают в лифте между этажами, когда за окнами свирепствует невиданной силы буран. Ей виделось, как они начинают голодать, худеют, а потом и умирают от голода. Или, возможно, начинают поедать друг друга, как те регбисты. Он усмехнулся, вспомнив наклейку, которую видел на бампере одной машины в Боулдере: «ИГРОКИ В РЕГБИ ПОЕДАЮТ СВОИХ МЕРТВЕЦОВ». Подходящих вариантов было множество. «МЫ – ЭТО ТО, ЧТО МЫ ЕДИМ». Или можно вообразить себе меню. «Добро пожаловать в ресторан «Оверлук» – красу и гордость Скалистых гор! Отведайте на крыше мира наше фирменное блюдо – человеческий окорок, поджаренный на спичках». Презрительная улыбка заиграла на губах Джека. Когда на стене шахты показалась цифра 3, он вернул рычаг в исходное положение, и кабина со скрипом остановилась. Джек достал из кармана экседрин, вытряхнул на ладонь три таблетки и открыл двери. Ничто в «Оверлуке» не могло испугать его. Он уже сроднился с отелем.
Он прошел по коридору, отправляя таблетки в рот по одной и разгрызая их. Потом свернул за угол. Дверь номера 217 оказалась приоткрытой, из замочной скважины торчал универсальный ключ.
Джек нахмурился, ощутив даже не раздражение, а вспышку настоящей ярости. Что бы там Дэнни ни рассказывал, он полез куда не следовало. Ему было сказано, причем ясно и неоднократно, что он не должен разгуливать по всему отелю. Существовали запретные зоны: сарай для инвентаря, подвал, а также все номера и гостевые апартаменты. Придется снова потолковать с парнем, как только тот отойдет от шока. Причем разговор будет сдержанный, но жесткий. Джек был уверен, что нашлось бы немало отцов, которые не ограничились бы одними увещеваниями. Они бы устроили своим чадам хорошую взбучку, и Дэнни, вероятно, вполне ее заслужил. Впрочем, если он действительно до такой степени напугался, то, быть может, уже наказал себя сам сполна.