Джек подошел к двери, вынул ключ, положил его в карман и шагнул внутрь. Большая люстра в номере оказалась включена. Он бегло осмотрел постель, убедился, что она не смята, а потом направился прямо к ванной. У него зародилась любопытная мыслишка. Хотя Уотсон не называл ни имен, ни номер комнаты, Джек почему-то был уверен, что именно здесь резвилась жена того крупного юриста со своим юным жеребцом, что именно в этой ванной ее нашли мертвой после того, как она накачалась барбитуратов в смеси с крепким пойлом из «Колорадо-холла».
Он толкнул зеркальную дверь и вошел. Здесь свет не горел. Джек включил лампу под потолком и осмотрел длинную комнату, обставленную в стиле начала века, как и все ванные в «Оверлуке», за исключением апартаментов четвертого этажа, где царила византийская пышность, которая была по вкусу особам королевских кровей, политикам, кинозвездам и мафиози.
Бледно-розовая занавеска закрывала по всему периметру удлиненную ванну с ножками в виде птичьих лап.
(но ведь они действительно двигались)
И впервые чувство уверенности в себе (и даже некоторой дерзости), которое он обрел, когда Дэнни бросился к нему с криком: Это была она! Это была она! – начало покидать Джека. Словно очень холодный палец мягко прижался сзади к основанию его позвоночника, и температура тела упала градусов на десять. А потом и другие ледяные пальчики устремились вверх к продолговатому мозгу, дергая позвоночник, как струну контрабаса.
Вся его злость на Дэнни мгновенно улетучилась, и когда он шагнул вперед, чтобы отдернуть шторку, во рту у него пересохло, а из ощущений остались только сочувствие к сыну и опасение за самого себя.
Но ванна оказалось пустой и совершенно сухой.
Облегчение в смеси с раздражением нашли выход во внезапном «Тьфу!», слетевшем с сжатых губ Джека. В конце сезона ванну вылизали дочиста, и она просто сверкала, если не считать двух чуть заметных ржавых потеков, оставшихся под каждым из кранов. Ощущался легкий, но отчетливый запах чистящего средства, из тех, что не выветриваются неделями, если не месяцами.
Джек склонился и провел пальцем по дну ванны. Сухо, как в пустыне. Ни намека на влагу. Мальчишке либо все привиделось, либо он просто-напросто зачем-то врал им. Он снова почувствовал прилив злобы. Но в этот момент его внимание неожиданно привлек коврик на полу. Он с хмурым недоумением посмотрел на него. Откуда здесь взялся коврик? Ему самое место в кладовке в конце коридора, с простынями, полотенцами и наволочками. Туда полагалось убирать все. Ведь на кроватях в номерах не оставалось ни простыней, ни даже одеял – на матрацы стелили полотнища полиэтилена, а сверху набрасывали покрывала. Джек предположил, что Дэнни мог принести сюда коврик – универсальный ключ подходил и к замку кладовой, – но зачем ему это понадобилось? На всякий случай он провел пальцем по коврику, но тот оказался совершенно сухим.
Джек вернулся к двери ванной и встал в ее проеме. Все было в полнейшем порядке. Парню пригрезилось. Все вещи находились на своих местах. За исключением, конечно, коврика, но напрашивалось логичное объяснение: просто одна из горничных в суматошной спешке последнего дня сезона забыла убрать его. Однако помимо этого все было…
Его ноздри слегка раздулись. Он ощущал теперь не только запах моющего средства («Чистим чисто и еще чище!»), но и…
Мыла?
Конечно же, нет. Но как только ему удалось установить, чем пахло, аромат сделался слишком отчетливым, чтобы так просто откреститься от него. Пахло действительно мылом. И не одной из простеньких плиток, которыми снабжали постояльцев гостиниц и мотелей. В воздухе витал аромат дорогого парфюмированного мыла, каким пользовались настоящие леди. С запахом розы. «Камей» или «Лоуила». Уэнди покупала такое в Стовингтоне.
(Это ничего не значит. Просто игра воображения.)
(да, да, как с живой изгородью, которая все-таки двигалась)
(Она не могла двигаться!)
Джек бросился к двери, выходившей в коридор, чувствуя, как в висках начала пульсировать глухими ударами головная боль. Хватит событий на сегодня. Многовато для одного дня. Он не станет устраивать мальчишке взбучку и даже не отшлепает, а просто поговорит, но, видит Бог, ему совершенно не хочется добавлять номер 217 к кипе других накопившихся проблем. По крайней мере не из-за коврика в ванной и легкого запаха мыла. Ему…
Внезапно у него за спиной раздался скрежещущий металлический звук. Это произошло как раз в тот момент, когда он уже ухватился за ручку двери, и со стороны могло показаться, что через нее пропустили электрический заряд. Джек конвульсивно дернулся, его глаза округлились, а лицо сморщилось в болезненной гримасе.
Но он почти сразу сумел – пусть лишь отчасти – овладеть собой, отпустил ручку и медленно развернулся. Суставы отчетливо скрипнули. Он двинулся назад к ванне, делая один тяжелый шаг за другим.
Шторка на ванне, которую он отдернул, чтобы заглянуть внутрь, снова была закрыта. Металлический треск, напомнивший Джеку перекатывание костей в склепе, издали ее кольца, двигаясь вдоль перекладины. Он почувствовал, как помертвели мышцы лица, словно их покрыли толстым слоем воска, а внутри горячими потоками разлился страх. Такой же жгучий, как и тогда, на игровой площадке.
За бледно-розовой полиэтиленовой занавеской что-то было. Что-то находилось в ванне. Он мог видеть едва обрисованный за матовой поверхностью шторки аморфный силуэт. Это могло быть чем угодно. Даже обыкновенной прихотливой игрой света. Даже тенью, отбрасываемой стойкой душа. Или давно умершей женщиной, сжимавшей кусок мыла в одной из негнувшихся рук, поджидая в ванне любовника, которого может нежданно послать ей судьба.
Джек сказал себе, что должен сейчас же смело шагнуть вперед и снова открыть шторку. Чтобы увидеть, что же скрывается за ней. Но вместо этого он судорожно развернулся и походкой куклы-марионетки, с тяжело бьющимся в груди сердцем поспешил вернуться в спальню.
Дверь в коридор оказалась закрыта.
Джек в недоумении смотрел на нее в течение показавшейся ему вечностью секунды. Он узнал теперь, каков его страх на вкус. В горле словно застрял комок перебродивших вишен.
Он подошел к двери все той же дергающейся походкой и заставил свои пальцы обхватить ручку.
(Она не откроется.)
Но она открылась.
Джек вслепую щелкнул выключателем люстры, вышел в коридор и захлопнул дверь, ни разу не оглянувшись. Изнутри, как ему показалось, доносились странные шлепающие мокрые звуки, едва различимые и отдаленные, словно кто-то с опозданием сумел выбраться из наполненной ванны, чтобы поприветствовать гостя. Словно там вдруг поняли, что визитер хочет удалиться, не обменявшись даже общепринятыми светскими любезностями, и теперь торопились к двери, чтобы пригласить его войти и задержаться. Быть может, навсегда.
Шаги приближались к двери, или это только стук его сердца так громко отдавался в ушах?
Он нащупал универсальный ключ. Тот казался тяжелым и упорно не хотел проворачиваться в замке. Пришлось с ним побороться, надавив изо всех сил. Язычки замка выдвинулись, а Джек отступил назад и уперся спиной в противоположную стену коридора, помимо воли издав стон облегчения. Он закрыл глаза, и в его голове началось торжественное шествие знакомых фраз, которых, как выяснилось, существовало множество,
(он рехнулся, спятил, сбрендил, слетел с катушек, тронулся умом, повредился рассудком, шизанулся, у него не все дома, крыша поехала, его замкнуло, он с дуба рухнул)
и каждая означала лишь одно: он сошел с ума.
– Нет, – стал причитать он, едва ли сознавая, что стоит, зажмурившись от страха, словно ребенок. – Нет, о нет! Господи, пожалуйста, нет.
Но даже сквозь хаос мыслей, вопреки оглушительным ударам сердца, бившегося в утроенном ритме, до него доносились негромкие звуки вращавшейся дверной ручки, которую крутили изнутри в тщетных попытках открыть дверь, выйти в коридор. Некто пытался свести знакомство с ним и быть представленным его семье, в то время как за стенами отеля бушевала буря, а свет дня сменился беспросветным ночным мраком. Если бы он открыл глаза и увидел, как шевелится ручка, он бы точно свихнулся. А потому он не размыкал век, пока через неопределенно долгий промежуток времени не наступила вдруг полная тишина.
Тогда Джек усилием воли открыл глаза, почти уверенный, что увидит ее прямо перед собой. Но коридор был пуст.
Хотя при этом его не покидало ощущение, что за ним наблюдают.
Он посмотрел на глазок в центре двери и подумал о том, что случится, если он подойдет и попробует заглянуть в него. С кем он окажется тогда с глазу на глаз?
Его ноги пришли в движение
(только не подведите меня)
прежде, чем он сам осознал это. Он дал им приказ уходить от двери как можно дальше и направился к лестничной площадке, шурша ступнями по черно-синим джунглям на ковровой дорожке. Но, не добравшись до лестницы, остановился и посмотрел на огнетушитель. Ему показалось, что складки шланга лежали как-то иначе. И он не сомневался, что медный наконечник смотрел отверстием в сторону лифта, когда он входил в коридор. Сейчас наконечник был развернут в противоположном направлении.
– Я вообще ничего не видел, – произнес Джек Торранс громко и отчетливо. Губы пытались сложиться в улыбку на его бледном, изможденном лице.
Но на лифте он все-таки не поехал. Уж очень кабинка напоминала разверстую пасть. Даже слишком напоминала. Поэтому Джек спустился по лестнице.
Глава 31Вердикт
Он вошел в кухню и посмотрел на них, подбросил универсальный ключ на левой ладони и, дав цепочке звякнуть о светлый металл, поймал его. Дэнни выглядел вялым и предельно уставшим. Уэнди плакала; ее глаза покраснели, а вокруг них пролегли тени. И Джек неожиданно испытал удовлетворение. Уж если страдать, так не в одиночку.
Они молча смотрели на него.
– Ничего, – сказал он, сам пораженный легкостью, с которой ему далась ложь. – Ровным счетом ничего.