– И все равно, – не унималась Уэнди. Она подошла к мужу и села на край кровати рядом с углом письменного стола. В ее глазах застыли страх и тревога. – Джек, подумай о синяках у него на шее! Кто-то же напал на него! И я не хочу, чтобы это повторилось!
– Нет необходимости кричать, – сказал он. – У меня и так башка трещит, Уэнди. Я обеспокоен этим не меньше, чем ты, а потому, пожалуйста… не надо… кричать.
– Хорошо, – ответила она, понизив голос. – Но я тебя не понимаю. Здесь кто-то есть. И этот кто-то не питает к нам добрых чувств. Нам нужно спуститься вниз, в Сайдуайндер. Нам всем, а не только Дэнни. И как можно скорее! А ты просто сидишь и спокойно читаешь свою пьесу!
– «Нам нужно спуститься, нам нужно спуститься»! Ты твердишь об этом так, словно действительно считаешь, что я супермен.
– Я считаю, что ты – мой муж, – чуть слышно произнесла она и уставилась на свои руки.
Джек разозлился. Он со всей силы грохнул рукописью о стол, помяв листы.
– Тебе самое время усвоить некоторые элементарные истины, Уэнди. Но ты никак не хочешь впустить их в область своего сознания, как выражаются социологи. Они носятся у тебя в голове беспорядочно, как бильярдные шары по столу. Пора кому-то взять кий и уложить их в лузы. Может быть, тогда ты наконец поймешь, что мы полностью отрезаны снегом от внешнего мира.
Дэнни внезапно зашевелился на раскладушке. Не просыпаясь, начал ворочаться и подергиваться. Так он делал всегда, когда мы с Джеком ругались, с грустью подумала Уэнди. И вот мы ссоримся снова.
– Постарайся не разбудить его, Джек. Пожалуйста.
Он посмотрел на Дэнни, и кровь немного отлила от его лица.
– Хорошо. Извини меня. Прости, что так разнервничался, Уэнди. На самом деле я злился не на тебя. Я разбил передатчик. И если кто-то виноват, то только я сам. Это была наша самая надежная связь с внешним миром. Кто не спрятался, я не виноват! Мы здесь, мистер рейнджер! Нам пора домой!
– Не надо ерничать, – сказала она и положила ладонь ему на плечо. Он склонил на нее голову. Другой ладонью Уэнди принялась поглаживать ему волосы. – Хотя, наверное, ты имеешь право сердиться после того, как я зря тебя оговорила. Иногда я в самом деле похожа на свою мать. Могу быть настоящей стервой. Но и ты должен понять, что некоторые вещи… Что есть вещи, с которыми мне трудно смириться. Это просто сильнее меня.
– Ты опять имеешь в виду сломанную руку? – Его губы сжались.
– Да, – ответила она, но тут же поспешила продолжить: – Но дело не только в тебе. Я волнуюсь, когда он один уходит гулять. Я волнуюсь, потому что он уже просит на будущий год двухколесный велосипед, пусть и со страховочными колесиками. Меня волнуют его зубы, его зрение и то, что он называет этим своим сиянием. Я всегда волнуюсь. Потому что он все-таки пока маленький и кажется таким хрупким, а еще… В этом отеле есть нечто, что хочет завладеть им. И оно перешагнет через нас с тобой, если понадобится. Вот почему надо увезти его отсюда, Джек. Я это чувствую! Мы обязаны увезти его!
Она больно сжала пальцами его плечо, но он не отстранился. Нащупал левой рукой ее крепкую округлую грудь и стал поглаживать поверх рубашки.
– Уэнди, – начал он, но сразу же замолк. Она терпеливо ждала, чтобы он привел в порядок мысли. Ласка его сильной руки доставляла ей удовольствие, действовала успокаивающе. – Я, конечно, могу попытаться спуститься с ним в долину на снегоступах. Часть пути он, вероятно, сможет преодолеть даже сам, но в основном мне придется нести его. А это будет означать одну, две или даже три ночевки. Значит, придется соорудить какие-то сани-волокуши, чтобы положить в них необходимые припасы и спальные мешки. У нас остался транзисторный приемник, и мы можем слушать прогнозы погоды, чтобы дождаться благоприятного периода хотя бы на три дня. Но если метеорологи ошибутся, – закончил он серьезным, размеренным тоном, – мы можем погибнуть.
Ее лицо стало таким бледным, что от него исходил прозрачный, почти призрачный свет. Джек продолжал ласкать ее грудь, мягко водя подушечкой большого пальца вокруг соска.
Она издала чуть слышный стон – из-за его слов или в ответ на ласку, этого Джек не понял. Он поднял руку чуть повыше и расстегнул верхнюю пуговицу ее рубашки. Уэнди слегка раздвинула ноги. Внезапно джинсы стали ей как будто малы, и это было приятное ощущение.
– А еще нам придется оставить тебя здесь одну, потому что ты на снегоступах едва ходишь. Для тебя это будет означать по меньшей мере три дня полной неизвестности. Ты готова к этому?
Его пальцы взялись за вторую пуговицу, быстро справились с ней и обнажили ложбинку между грудей.
– Нет, – признала она чуть нетвердым голосом. Потом бросила взгляд на Дэнни. Мальчик перестал ворочаться. Большой палец снова занял свое место во рту. Стало быть, все пришло в норму. Но она понимала, что Джек о чем-то умалчивает. В его сценарии чего-то недоставало… Чего же?
– Если же мы останемся здесь, – продолжал он, с нарочитой медлительностью расстегивая третью и четвертую пуговицы, – какой-нибудь рейнджер или егерь может заглянуть сюда, чтобы проведать и узнать, как у нас дела. Вот тогда мы скажем, что хотим выбраться отсюда. И он все сделает.
Джек осторожно освободил груди Уэнди, склонился ниже и приник губами к соску. Тот мгновенно затвердел. Джек стал медленно водить по нему кончиком языка, как она любила. Уэнди издала отчетливый стон и выгнула спину.
(?О чем я могла забыть?)
– Милый? – спросила она. Ее руки сами по себе сильнее прижали его голову к груди, поэтому ответ Джека прозвучал приглушенно. – А как рейнджер сможет вывезти нас отсюда?
Он оторвался от ее груди, чтобы ответить, но затем сразу же занялся другим соском.
– Если не вертолетом, о котором здесь, кажется, упоминали, то уж точно снегоходом.
(!!!)
– Но у нас же есть свой снегоход! Уллман сам сказал об этом!
Его губы на мгновение застыли, а потом он выпрямился и сел. Уэнди раскраснелась, ее глаза блестели от возбуждения. Джек, напротив, выглядел совершенно невозмутимым, словно не занимался только что любовной игрой с женой, а читал какую-то скучную книгу.
– Если есть снегоход, то все проблемы решены, – сказала она в радостном волнении. – Мы сможем уехать на нем отсюда все вместе.
– Но, Уэнди, я ни разу в жизни не водил снегоход.
– Это должно быть просто. В Вермонте десятилетние школьники катаются на них по полям… Хотя будь я на месте их родителей… И потом, ты же ездил на мотоцикле, когда мы познакомились, помнишь?
Да, у него действительно была тогда «хонда» на триста пятьдесят «кубиков». Он обменял ее на «сааб» вскоре после того, как они с Уэнди съехались.
– Что ж, вероятно, у меня может получиться, – медленно ответил он. – Но надо посмотреть, в каком он состоянии. Хорошо ли за ним ухаживали. Понимаешь, Уллман и Уотсон… Они здесь только с мая по октябрь. У них летние мозги. Уверен, в баке нет бензина. Также могут отсутствовать свечи или аккумулятор. Вот почему мне бы не хотелось, чтобы ты возлагала на снегоход чересчур большие надежды, Уэнди.
Но она уже склонилась над ним, свесив из рубашки груди, взвинченная до предела. У Джека на мгновение зародилось искушение схватить ее за грудь и начать выкручивать так, чтобы жена заорала от боли. Может быть, это поумерит ее восторженные ожидания.
– Бензин не проблема, – сказала она. – И в нашем «фольксвагене», и в пикапе баки почти полны. А еще внизу есть топливо для аварийного генератора. И наверняка в сарае хранятся канистры, чтобы можно было захватить с собой запас.
– Да, – подтвердил он, – так и есть.
На самом деле канистр было три: две на пять галлонов и одна на два.
– Готова поспорить, что свечи и аккумулятор хранятся там же. Кому взбредет в голову держать снегоход в одном месте, а свечи и аккумулятор к нему – в другом, верно я говорю?
– Да, это маловероятно, ты права. – Он встал и подошел к раскладушке, на которой спал Дэнни. Прядь волос упала ему на лоб, и Джек бережно убрал ее. Дэнни даже не шелохнулся.
– И если ты сумеешь его завести, то вывезешь нас отсюда, правда? – спросила Уэнди из-за спины Джека. – В первый же день, когда по радио пообещают хорошую погоду.
Какое-то время он не отвечал. Стоял и смотрел на сына, и все обуревавшие его сложные чувства оказались на мгновение сметены волной слепой любви. Как и сказала Уэнди, он действительно выглядел очень хрупким и уязвимым. А отметины на шее отчетливо бросались в глаза.
– Да, – сказал он. – Я приведу его в рабочее состояние, и мы выберемся отсюда как можно скорее.
– Слава Богу!
Он повернулся. Уэнди уже сняла с себя рубашку и откинулась на кровати, обнажив плоский живот, а ее напряженные груди смотрели в потолок. Она лениво поигрывала с ними, кончиками пальцев касаясь сосков.
– Не пора ли джентльмену поторопиться? – спросила она чуть слышно. – Самое время.
Потом она лежала в погруженной во мрак комнате, где горел только тусклый ночник, принесенный Дэнни из своей спальни, головой на сгибе руки Джека, наслаждаясь сладостным чувством умиротворения. Сейчас ей трудно было поверить, что рядом с ними в «Оверлуке» притаилось нечто смертельно опасное.
– Джек!
– Гм?
– Что же с ним такое случилось?
Он ответил уклончиво:
– В нем действительно заключен некий дар. Талант, которого нет ни у кого из нас. Или, если точнее, у большинства из нас. И вполне вероятно, что отель тоже наделен какими-то схожими свойствами.
– Ты имеешь в виду призраков?
– Не знаю. По крайней мере не в стиле Алджернона Блэквуда, это точно. Это скорее некие остатки чувств, пережитых людьми, которые останавливались здесь. Хороших и плохих чувств. В этом смысле, как мне кажется, во всех крупных отелях водятся свои призраки. Особенно в старых отелях.
– Но увидеть мертвую женщину в ванне… Джек, он же не сходит с ума, как ты думаешь?
Он чуть крепче прижал ее к себе.