Холлоран не испытывал к Делорес особой симпатии, но тем же вечером поднялся наверх, чтобы посмотреть самому. Горничная была двадцатитрехлетней смуглой девушкой и ближе к концу сезона, когда постояльцев становилось меньше, обслуживала столики в ресторане. Как решил Холлоран, она обладала слабым сиянием, которое проявлялось редкими проблесками. К примеру, стоило в ресторане появиться невзрачному мужчине в неприметном пальто в сопровождении спутницы, как Делорес тут же менялась столиками с другой официанткой. Невзрачный клиент оставлял после ухода под тарелкой бумажку с портретом Александра Гамильтона[20], что само по себе могло быть обидно девушке, согласившейся на обмен. Но хуже того, Делорес при этом открыто торжествовала. Будучи от природы ленивой, она всячески отлынивала от работы, причем делала это в заведении, которым управлял человек, на дух не выносивший лентяев. Тем не менее она позволяла себе подолгу сидеть в бельевом чулане, читать глянцевый журнал о знаменитостях и покуривать. А стоило Уллману отправиться в очередной внезапный рейд по отелю (и горе тому, кого он заставал без дела!), как оказывалось, что Делорес трудится в поте лица, спрятав журнал среди кип простыней, а пепельницу – в карман фартука. Да, думал Холлоран, она была откровенной лентякой, жадиной, грязнулей, и все остальные девушки недолюбливали ее, но зато у нее был дар, пусть крошечный, который всегда помогал ей выходить сухой из воды. Вот только увиденное в номере 217 настолько потрясло Делорес, что она обрадовалась увольнению.
Почему же она прибежала именно ко мне? Должно быть, рыбак рыбака… Холлоран усмехнулся.
В тот же вечер он проник в номер, куда уже на следующий день собирались вселить новых постояльцев. Для этого он воспользовался универсальным ключом из офиса, и поймай его на этом Уллман, стоять ему в очереди на бирже труда вместе с Делорес Викери.
Занавеска вокруг ванны была задернута, но он заранее предвидел, что скрывается за ней. Опухшее, посиневшее, набрякшее от воды тело миссис Масси лежало в наполовину заполненной ванне. С колотящимся сердцем он стоял и смотрел на труп. В «Оверлуке» с ним случалось всякое. Например, повторявшийся время от времени кошмарный сон – какой-то бал-маскарад, он обслуживает гостей в бальном зале «Оверлука», раздается крик снять маски, и все гости оказываются полусгнившими насекомыми. Были еще звери в живой изгороди. Два или три раза он видел (или ему только мерещилось), что они едва заметно двигались. Собака, стоявшая на задних лапах, чуть сильнее прижималась к земле, а львы перемещались вперед, словно угрожая малышам, резвившимся на игровой площадке. В мае прошлого года мистер Уллман отправил его на чердак, чтобы найти декоративный каминный набор, который сейчас стоял рядом с большим очагом в вестибюле. Пока он был наверху, три лампочки, висевшие под потолком, перегорели одна за другой, и он никак не мог вернуться к люку. Он тогда долго метался по чердаку с нараставшей внутри паникой, натыкаясь на разные предметы, царапая икры об углы каких-то ящиков, порой явственно ощущая, как нечто толкает его в темноте то в одну, то в другую сторону. Какое-то огромное и страшное существо, выбравшееся на свободу, как только погас свет. Когда в конце концов Холлоран совершенно случайно наткнулся на люк, он буквально скатился вниз, оставив дверцу люка распахнутой, весь грязный, растрепанный и в полной уверенности, что чудом избежал смерти. А чуть позже Уллман лично явился на кухню, чтобы сделать ему выговор за оставленный открытым чердачный люк и не выключенный наверху свет. Быть может, Холлорану взбрело в голову, что гостям отеля захочется залезть на чердак, чтобы поиграть в остров сокровищ? Или он решил, что за электричество больше не надо платить?
Кроме того, он подозревал – нет, он был уверен, – что некоторые из постояльцев тоже видели или слышали в отеле нечто странное. За те три сезона, что Холлоран отработал в «Оверлуке», президентский люкс заказывали девятнадцать раз. Шестеро из занимавших его гостей выехали из отеля досрочно, причем выглядели при этом откровенно больными. Постояльцы из других номеров тоже иногда съезжали в необъяснимой спешке. Одним августовским вечером 1974 года мужчина, гордо носивший Бронзовую и Серебряную звезды за отвагу, проявленную в войне в Корее (сейчас он заседал в советах директоров трех крупных корпораций и, как рассказывали, лично сумел навсегда убрать из эфира одного очень популярного телевизионного ведущего), вдруг совершенно беспричинно забился в истерике прямо на площадке для гольфа. И за время работы Холлорана в «Оверлуке» несколько десятков детей наотрез отказывались даже близко подходить к игровой площадке. А с одной девочкой случился конвульсивный припадок, когда она играла в туннеле из бетонных колец, хотя Холлоран не мог в точности знать, стала ли она жертвой песен смертоносных сирен отеля. Говорили, что девочка – единственная дочь привлекательного киноактера – страдала эпилепсией и находилась под наблюдением врачей, а в тот день забыла принять положенную дозу лекарств.
Вот почему, глядя на труп миссис Масси, он был испуган, но не смертельно. Чего-то подобного ему и следовало ожидать. Настоящий страх овладел им, когда она открыла глаза, продемонстрировав серебристые зрачки, и попыталась улыбнуться ему.
Страшно стало, когда
(она начала выбираться из ванны, чтобы пойти за ним.)
Он бежал с колотящимся сердцем и не почувствовал себя в безопасности даже после того, как захлопнул и запер дверь. Если уж на то пошло, признался себе Холлоран, застегивая молнию на дорожной сумке, с тех пор он никогда не чувствовал себя в безопасности в «Оверлуке».
А теперь еще и этот мальчик с его криком, с его зовом о помощи.
Он посмотрел на часы. Половина шестого. Направился было к входной двери, но только тут сообразил, какая суровая зима в Колорадо, особенно в горах, и вернулся к стенному шкафу. Достал длинное пальто с подкладкой из овчины, снял пакет, в котором сдавал его в химчистку, и перебросил пальто через руку. Это была единственная по-настоящему зимняя вещь в его гардеробе. Выключив свет, в последний раз огляделся по сторонам. Не забыл ли чего? Да. Конечно. Холлоран вынул из нагрудного кармана конверт с завещанием и сунул его под раму зеркала в трюмо. Если повезет, потом он сам заберет его отсюда.
Но только если очень повезет.
Он вышел из квартиры, запер дверь, сунул ключ под циновку и сбежал по ступенькам вниз к своему «кадиллаку».
На полпути к международному аэропорту Майами, вдали от коммутатора отеля, телефоны которого с удовольствием прослушивали Куимз и его подручные, Холлоран остановился у торгового центра и из автомата рядом с прачечной самообслуживания позвонил в компанию «Юнайтед эйрлайнз». Есть ли рейсы на Денвер?
Рейс был, но вылетал в 18.30. Джентльмен успеет на него?
Холлоран вновь бросил взгляд на часы. 18.02. Да, сказал он, джентльмен должен успеть. Но остались ли свободные места?
Секундочку. Я проверю.
Раздался щелчок, и зазвучала сахарная мелодия Монтавани, которая, как почему-то считалось, делала ожидание у телефона более приятным. Холлоран в нетерпении переминался с ноги на ногу, посматривая то на часы, то на молоденькую девушку, у которой за спиной в специальном рюкзачке спал младенец. Девушка доставала из автоматической стиральной машины свои вещи. Она волновалась, что приедет домой позже, чем намечала, жаркое к ужину пригорит, и ее муж – Марк? Майк? Мэтт? – устроит ей безумный скандал.
Прошла минута. Другая. Он почти решил бросить трубку и отправиться прямо в аэропорт наудачу, когда, словно из консервной банки, вновь раздался голос оператора. Да, осталось одно место. Отказ. Но только в первом классе. Это имеет значение?
Нет, ему нужно это место.
Наличные или кредитная карточка?
Наличные, детка, наличные. Все, что угодно, лишь бы улететь!
Ваша фамилия, сэр?
Холлоран, с двумя «л». Скоро увидимся.
Он повесил трубку и поспешил к выходу. Простые мысли той девушки, беспокоившейся о своем жарком, продолжали крутиться у него в голове, буквально сводя с ума. С ним порой это случалось. Без всякой причины он улавливал чью-то мысль, совершенно ему чуждую, простую и ясную… но обычно совершенно для него бесполезную.
Он почти успел.
Разогнал лимузин до восьмидесяти, и вдали уже показалось здание терминала аэропорта, когда его тормознул один из доблестных служителей правопорядка Флориды.
Холлоран привел в действие электрический привод стекла и уже открыл рот, чтобы обратиться к копу, листавшему странички книжки с квитанциями штрафов, но тот его опередил.
– Я все знаю, – сказал он. – Похороны в Кливленде. Вашего отца. Свадьба в Сиэтле. Вашей сестры. Пожар в Сан-Хосе уничтожил кондитерскую лавку вашей бабушки. Или бутылочка восхитительного камбоджийского красного вина ждет вас в камере хранения в Нью-Йорке? Вот за что я так люблю этот участок дороги перед аэропортом. С детства обожал интересные сказки.
– Послушайте, офицер, с моим сыном…
– И единственная часть истории, которая всегда остается для меня загадкой до самого конца повествования, – невозмутимо продолжал полисмен, – это номер водительского удостоверения рассказчика (он же нарушитель), а также информация о регистрации транспортного средства. Так что будьте любезны. Дайте мне с ними ознакомиться.
Холлоран посмотрел в холодные голубые глаза копа, подумал, не стоит ли все-таки прогнать ему байку на тему «мой-сын-находится-в-критическом-состоянии», но решил, что это только усугубит его положение. Этот служака не купится на выдумку, как Куимз. И он достал свой бумажник.
– Превосходно, – сказал полицейский. – А теперь, пожалуйста, предъявите документы в развернутом виде. Мне не терпится узнать окончание истории.
Холлоран молча вынул свои права и технический паспорт автомобиля и протянул копу.