– Я полагаю, вам следует уделить больше внимания своему сыну, мистер Торранс, сэр. Он все понял с самого начала, но не поспешил просветить вас. Довольно-таки дерзкое поведение с его стороны, если позволите, сэр. Более того, он пытался мешать вам буквально на каждом шагу. А ведь ему всего пять лет.
– Да, – ответил Джек, – так и было.
Сзади донесся новый всплеск громкого смеха.
– Это необходимо исправить, если вы простите мне излишнюю смелость. С ним нужно хорошенько потолковать, а возможно, и пойти на более строгие меры. Мои собственные дочки, сэр, поначалу невзлюбили «Оверлук». Одна из них дошла до того, что украла у меня коробок спичек и пыталась поджечь отель. Но я их наказал. Я наставил их на правильный путь самым жестким образом. А когда жена попыталась помешать мне исполнить свой долг, я и ее подверг определенным методам воздействия. – Он одарил Джека пустой, бессмысленной улыбкой. – Я нахожу этот факт весьма прискорбным, но женщины редко понимают, какова ответственность отцов в отношении своих детей. А ведь мужья и отцы несут на себе определенный груз ответственности, не правда ли, сэр?
– Да, – сказал Джек.
– Они не любили «Оверлук», как любил его я, – продолжал Грейди, начиная смешивать очередной коктейль. Серебристые пузырьки потянулись вверх от горлышка перевернутой бутылки джина. – И точно так же его не любят ваши жена и сын… По крайней мере в данный момент. Но они научатся любить его. Вам необходимо показать им, что они заблуждаются, мистер Торранс. Вы согласны со мной?
– Да, согласен.
Джек действительно все понимал. Он слишком распустил своих домочадцев. Мужья и отцы несут особую ответственность. Отец всегда прав. А они это не признавали. Само по себе это еще не было преступлением, но они не признавали его авторитет сознательно. Он никогда не был жестоким. Но он верил в необходимость наказаний. И если его жена и сын намеренно шли против его желаний, противились тому, что, как он знал, было ради их же блага, разве не становилось его прямым долгом…
– Больней, чем быть укушенным змеей, иметь неблагодарного ребенка[22], – сказал Грейди, подавая ему напиток. – Я уверен, что управляющий сумеет справиться с непослушанием вашего сына. А затем настанет черед и вашей супруги. Вы согласны со мной, сэр?
Внезапно им овладела неуверенность.
– Я… То есть… Они ведь могут просто уехать… Я хочу сказать, что управляющему нужен только я сам, верно? Так и должно быть. Потому что…
Почему? Казалось бы, здесь все было ясно, но внезапно Джек начал путаться. Его несчастный мозг окончательно поплыл.
– Фу, плохая собака! – говорил Дервент в перерывах между громким смехом гостей. – Мерзкая собачонка наделала лужу на ковре!
– Вы наверняка знаете, – сказал Грейди, доверительно склоняясь к Джеку поверх своей тележки, – что ваш сын пытается привлечь сюда постороннюю силу. Ваш сын обладает весьма выдающимися способностями, которые наш управляющий мог бы использовать для дальнейшего усовершенствования «Оверлука», если угодно, для его дальнейшего процветания. Но увы, ваш сын пытается обратить свой незаурядный талант против нас. И делает это умышленно и злонамеренно, мистер Торранс.
– Постороннюю силу? – тупо переспросил Джек.
Грейди кивнул.
– Кого же?
– Одного негра, – ответил Грейди. – Черномазого повара.
– Холлорана?
– Да, сэр, полагаю, что именно так его и зовут.
Позади них за еще одним взрывом смеха послышался жалобный, протестующий голос Роджера.
– Да! Да! Да! – начал скандировать Дервент. Остальные подхватили, но прежде чем Джек смог разобрать, чего они хотели от Роджера на этот раз, снова вступил оркестр, заиграв «Улицы смокингов» – вещь из репертуара Глена Миллера, где много медоточивого саксофона, но маловато души для соула.
(Соул? Ведь его тогда еще не придумали. Или придумали?)
(Негр… черномазый повар.)
Джек открыл рот, чтобы заговорить, сам не зная, что сейчас скажет. Получилось следующее:
– Я слышал, что вы даже не окончили среднюю школу. Но у вас речь образованного человека.
– Это правда, я распрощался с организованными формами просвещения на достаточно ранней стадии, сэр. Но наш управляющий проявляет к своим подчиненным особое внимание. Он считает, что это приносит отдачу. Ведь в конечном счете образование всегда себя оправдывает, согласны, сэр?
– Согласен, – рассеянно ответил Джек.
– Вот вы, например, проявили незаурядное рвение в изучении истории отеля «Оверлук». Очень мудро с вашей стороны, сэр. Очень благородно. И потому в подвале был оставлен некий альбом, чтобы вы легко смогли его там найти…
– Кто его оставил? – нетерпеливо спросил Джек.
– Управляющий, разумеется. Если вы пожелаете, в ваше распоряжение могут быть предоставлены некоторые другие материалы…
– Да-да! Они мне очень нужны. – Он старался не выдать своего волнения, но нисколько в этом не преуспел.
– Вы – ученый от Бога, – сказал Грейди. – Вам важно изучить вопрос досконально. Докопаться до всех источников информации.
Он склонил узколобую голову, отвернул лацкан своего белого пиджака и пальцами стер невидимое пятнышко.
– Щедрость нашего управляющего поистине не знает пределов, – продолжал Грейди. – Она безгранична. Посмотрите хотя бы на меня – недоучку, который восьми классов не закончил. И подумайте, каких высот в структуре «Оверлука» мог бы достигнуть человек вашего масштаба. Со временем… вероятно… максимальных.
– В самом деле? – прошептал Джек.
– Но это решать вашему сыну, не так ли? – спросил Грейди, чуть заметно вскинув густые, неопрятные брови. Его утонченная мимика тоже странным образом диссонировала с внешностью.
– Дэнни? – Джек хмуро посмотрел на Грейди. – Разумеется, нет. Я не позволю своему сыну влиять на решения, касающиеся моей будущей карьеры. Вот уж вздор! За кого вы меня принимаете?
– За преданного нам человека, – с большой теплотой сказал Грейди. – Вероятно, я не совсем верно выразился, сэр. Правильнее было бы поставить ваше будущее здесь в зависимость от того, насколько решительно вы сумеете справиться с несговорчивостью вашего сына.
– Все свои решения принимаю только я сам, – прошептал Джек.
– Но вам придется разобраться с ним.
– Значит, придется.
– И достаточно жестко.
– Я это сделаю.
– Человек, который не способен держать в узде членов своей семьи, едва ли может представлять интерес для нашего управляющего. Мужчина, который не в состоянии твердой рукой направить в нужное русло жизни своих близких, едва ли сумеет верно ориентировать вектор собственного существования, не говоря уже о том, чтобы занимать руководящие позиции в операции такого масштаба, как управление «Оверлуком». Ему…
– Я же сказал, что справлюсь с ним! – заорал вдруг Джек, вскипая от злости.
Оркестр как раз закончил предыдущий номер, но не успел начать новую мелодию. Крик в точности пришелся на эту паузу, и все разговоры за спиной внезапно смолкли. Джеку стало жарко. Возникло неуютное ощущение, что все глаза устремлены на него. Они закончили с Роджером, и теперь наступила его очередь. Прыгай! Служи! Притворись мертвым! Если будешь играть по нашим правилам, мы поможем тебе победить в этой игре. Ответственная должность. Только пожертвуй сыном – какая малость.
(…Теперь он таскается за ним повсюду, как этот его собачий хвостик…)
(Служить. Притворись мертвым. Покарай своего сына.)
– Советую пройти сюда, сэр, – услышал он голос Грейди. – Здесь вас ждет нечто интересное.
Общий разговор возобновился, делаясь то громче, то тише в соответствии со своим внутренним ритмом и отчасти подчиняясь ритму оркестра, который теперь заиграл свинговую версию «Билета на поезд» Леннона и Маккартни.
(Я слышал более удачное исполнение в супермаркете.)
Он глупо хихикнул. Посмотрел на свою левую руку и увидел в ней почти полный бокал, который опорожнил одним глотком.
Он стоял перед каминной полкой, причем в очаге потрескивали дрова, обдавая ноги теплом.
(камин?.. в августе?.. да… и нет… все времена слились в одно)
На полке между двумя резными фигурками слонов стояли часы, накрытые стеклянным колпаком. Они показывали без одной минуты двенадцать. Он смотрел на эти часы в полном недоумении. Быть может, Грейди хотел, чтобы он полюбовался на нечто другое? Джек повернулся, но Грейди уже исчез.
Не закончив «Билет на поезд», оркестр разразился громогласными трубными звуками и дробью ударных.
– Час настал! – провозгласил Хорас Дервент. – Полночь! Время снимать маски! Маски долой!
Джек хотел повернуться, чтобы посмотреть, чьи знаменитые лица прятались под блестками и яркими красками масок, но обнаружил, что не может оторвать взгляд от часов, чьи стрелки слились в одну вертикальную линию.
– Маски прочь! Маски долой! – гремели вокруг голоса.
А часы между тем начали чуть слышный перезвон. По стальному рельсу под циферблатом слева и справа выехали две фигурки. Джек завороженно наблюдал за ними, совершенно забыв о том, что сейчас все снимают с себя маски. Часовой механизм застрекотал. Вращались отливающие теплой медью шестерни. Качался взад-вперед маятник.
Одна из фигурок представляла собой мужчину, приподнявшегося на цыпочки и державшего в руках нечто вроде дубинки. Второй фигуркой был маленький мальчик с дурацким колпаком на голове. Обе блестели, выполненные с фантастической точностью. Поперек колпака мальчика шли выгравированные буквы: «ДУРАЧИНА».
Фигурки встали по двум концам стального стержня. Где-то внутри зазвенели пластины, выдавая звуки известного вальса Штрауса. И в голове Джека в такт принялись звучать безумные слова рекламы: Еда для собак, гав-гав, гав-гав, еда для собак, гав-гав, гав-гав…
Стальной молоток в руках заводного папаши опустился на голову мальчика. Заводной сыночек упал на колени. Молоток поднимался и опускался, поднимался и опускался. Выставленные мальчиком руки не спасали от ударов. Он сначала упал на четвереньки, а потом и вовсе повалился навзничь. А молоток все вздымался и падал под легкие, тренькающие звуки мелодии Штрауса, и Джеку казалось, что он способен даже различить выражение лица мужчины, его гримасы и злобные ужимки, видеть артикуляцию рта, изрыгающего проклятия в сторону поникшей фигурки сына.