Раздался еще один стон – низкий и тихий, но на этот раз вполне различимый. Уэнди медленно приблизилась к барной стойке.
– Джек!
Нет ответа.
Она перегнулась через стойку и только тогда увидела его, распростертого на полу. Судя по запаху, он был мертвецки пьян. По всей видимости, он зачем-то полез за стойку, но потерял равновесие. Лишь каким-то чудом не сломал себе шею. Не зря говорят, что Бог любит детей и пьяниц. Аминь.
Странно, но она не могла даже разозлиться на него. Он напоминал смертельно уставшего мальчишку, который взвалил на себя непосильную работу и уснул прямо на полу в гостиной. Он бросил пить – и решение развязать принял точно не сам Джек; в отеле не было спиртного, чтобы он мог взяться за старое… Так откуда же оно вдруг появилось?
Вдоль барной стойки, имевшей форму подковы, на расстоянии пяти-шести футов друг от друга стояли оплетенные соломой винные бутылки, в горлышке каждой торчала свечка. Видимо, кому-то это показалось очень оригинальным. Уэнди взяла одну из бутылок и встряхнула ее, готовая услышать, как на дне плещется джин,
(вино молодое в мехи ветхие[23])
но там ничего не было. Она поставила бутылку на место.
Джек зашевелился. Уэнди обогнула стойку, нашла вход и приблизилась к мужу, задержавшись только для того, чтобы осмотреть хромированные пивные краны. С виду они были совершенно сухими, но стоило ей подойти, как она почувствовала запах пива, причем свежий и сильный.
Когда она оказалась рядом с Джеком, он повернулся на бок, открыл глаза и посмотрел на нее. В первое мгновение взгляд его не выражал абсолютно ничего, но потом заметно прояснился.
– Уэнди? – спросил он. – Это ты?
– Да, – ответила она. – Как думаешь, сумеешь сам добраться до второго этажа? Если обхватишь меня рукой за шею? Джек, где ты…
Его пальцы вцепились ей в щиколотку.
– Джек! Что ты де…
– Попалась! – воскликнул он и начал расплываться в улыбке. От него разило застоявшейся смесью джина и оливок, и в Уэнди ожил старый страх, намного более ужасный, чем все страхи этого отеля. Все опять свелось к знакомой сцене: она и ее пьяный муж.
– Джек, я только хочу тебе помочь.
– О, разумеется! Вы с Дэнни всегда только хотите мне помочь.
Пальцы впивались в лодыжку все сильнее. Ни на секунду не отпуская ее, Джек начал неуклюже подниматься на колени.
– Ты так хотела помочь нам, что чуть не увезла отсюда. Но теперь… Ты сама… Попалась!
– Джек, ты делаешь больно моей ноге…
– Я сделаю больно не только твоей ноге, мерзкая сучка!
Его слова настолько поразили ее, что она не попыталась сдвинуться с места, даже когда он отпустил ее лодыжку, чтобы, пошатываясь, встать на ноги.
– Ты никогда меня не любила, – сказал он. – Ты хотела уехать отсюда, потому что знала: это окончательно добьет меня. Тебя когда-нибудь волновали мои прес… переспек… перспективы в жизни? Нет, ни хера они тебя не волновали! Ты только и думала, как бы утащить меня поглубже на дно. Ты – в точности твоя мамаша. Такая же сучка и размазня!
– Прекрати! – воскликнула она, расплакавшись. – Ты сам сейчас не знаешь, что говоришь. Ты пьян. Не пойму, как тебе удалось напиться, но ты совершенно пьян!
– О, я знаю. Я все теперь знаю про вас двоих. Про тебя и того паршивого щенка наверху. Вы все спланировали вместе. Скажешь, нет?
– Нет, нет! Мы никогда ничего не планировали. Чем ты забил себе голо…
– Ты лжешь! – пронзительно закричал он. – Мне прекрасно известно, как вы это делаете! Я обо всем догадался! Когда я говорю: «Мы останемся здесь, и я буду выполнять свою работу», – ты отвечаешь: «Да, дорогой», – а он тебе вторит: «Да, папочка», – а потом вы начинаете строить планы. Вы хотели воспользоваться снегоходом. Заранее все спланировали. Но я обо всем знал. Я сообразил, что к чему. Неужели ты думала, что я не догадаюсь? За дурака меня держишь?
Она лишь молча смотрела на него во все глаза. Он собирался убить ее, а потом и Дэнни. Тогда, быть может, отель будет полностью удовлетворен и позволит ему покончить с собой. В точности как тому прежнему смотрителю. В точности как
(Грейди.)
В полуобмороке от ужаса она поняла теперь, с кем так оживленно беседовал Джек в бальном зале.
– Ты настроила против меня собственного сына. И это хуже всего. – Его лицо скривилось от жалости к себе. – Моего маленького мальчика. Теперь он тоже меня ненавидит. Уж ты об этом позаботилась! В этом заключался твой план с самого начала. Ты похожа на свою мать. Ты не успокоишься, пока не отхватишь самый большой кусок пирога, верно? Ведь верно?
Она все еще не могла обрести дар речи.
– Ну, так я с тобой разберусь, – прошипел он и попытался схватить ее за горло.
Уэнди сделала шаг назад, потом другой, и он споткнулся об нее. Она вспомнила о ноже в кармане халата и попыталась достать его, но он обхватил ее левой рукой, прижав правую к телу. Она чувствовала острый запах джина и кислую вонь его пота.
– Придется тебя наказать, – сказал он с кривой усмешкой. – И наказать… сурово.
Правой рукой он добрался до ее горла. У нее перехватило дыхание, и Уэнди овладела безумная паника. Пальцы его левой руки тоже легли ей на горло, и она вполне могла воспользоваться ножом, но начисто забыла о нем. Вместо этого она вскинула обе руки в безуспешных попытках сбросить с себя гораздо более крупные и сильные руки Джека.
– Мамочка! – донесся откуда-то голос Дэнни. – Папа, остановись! Ты делаешь маме больно!
Он кричал тонко и пронзительно. Высокий, звонкий крик донесся до Уэнди словно издалека.
Красные вспышки света балеринами заплясали у нее перед глазами. В комнате потемнело. Она видела, как ее сын взобрался на стойку бара и кинулся сзади на плечи Джека. И тому пришлось убрать одну из рук, сдавливавших ей горло, чтобы сбросить с себя Дэнни. Мальчик ударился спиной о пустые полки и сполз на пол, оглушенный. Джек снова принялся душить ее двумя руками. Красные вспышки начали чернеть.
Дэнни негромко плакал. В груди у нее горело, а Джек выкрикивал ей прямо в лицо:
– Я с тобой разберусь! Будь я проклят, если не покажу, кто здесь хозяин! Я научу тебя…
Но все звуки таяли где-то в конце длинного темного туннеля. Она слабела. Одна из ее рук начала медленно опускаться, кисть обвисла, словно у утопленницы.
И в этот момент она нащупала бутылку – одну из тех винных бутылок, что служили здесь декоративными подсвечниками.
Ничего не видя, собрав последние силы, она нашла горлышко бутылки, ощутив пальцами мягкую сальную поверхность растекшегося по стеклу воска.
(Боже не дай руке соскользнуть)
Уэнди подняла бутылку и обрушила вниз, молясь, чтобы удар пришелся в нужное место, зная, что если попадет ему по плечу или руке, то ей не жить.
Она сумела нанести Джеку Торрансу точный удар по голове. Хрустнуло хрупкое стекло под соломенным плетением. Толстое тяжелое горлышко врезалось в череп с таким звуком, какой издает медицинский мяч, упав на деревянный пол. Джек пошатнулся, его глаза закатились. Давление на горло Уэнди сначала заметно ослабло, а потом исчезло. Джек вытянул руки в стороны, словно пытаясь сохранить равновесие, но тут же повалился на спину.
Уэнди с громким стоном глубоко вдохнула. Чуть не упала сама, но вцепилась в край барной стойки и удержалась на ногах. Сознание то покидало ее, то возвращалось. Она слышала, как плакал Дэнни, но никак не могла сообразить, где он. Плач эхом доносился из нескольких мест сразу. Уэнди смутно видела, как капли величиной с монету падают на темную поверхность стойки – кровь из ее носа, поняла она. Прочистила горло и сплюнула на пол. При этом гортань пронизала острая боль, которая, впрочем, вскоре утихла и стала переносимой.
Постепенно ей удалось полностью овладеть собой.
Она отпустила стойку, повернулась и увидела Джека, растянувшегося ничком на полу, усыпанном бутылочными осколками. Он выглядел поверженным гигантом. Дэнни скрючился под кассовым аппаратом и, засунув в рот пальцы обеих рук, смотрел на бесчувственного отца.
Уэнди нетвердой походкой подошла к нему и тронула за плечо. Дэнни испуганно отпрянул.
– Дэнни, послушай меня…
– Нет, нет, – пробормотал он хриплым старческим голосом. – Папа сделал больно тебе… Ты сделала больно папе… Папа сделал больно тебе… Я хочу спать. Дэнни хочет пойти спать.
– Дэнни…
– Спать-спать. Баю-бай.
– Нет!
Боль снова резанула ей горло. Она поморщилась. Но ее крик заставил сына поднять опустившиеся уже веки. Его глаза смотрели на нее из окруженных глубокими тенями глазниц.
Она заставила себя говорить спокойно, не давая ему отвести взгляд в сторону. Говорила тихо и сипло, почти шепотом. Каждое слово отзывалось болью.
– Послушай меня, Дэнни. Это не твой папа пытался причинить мне боль. И я вовсе не хотела сделать плохо ему. Но им завладел отель, Дэнни, он захватил его. «Оверлук» подчинил себе твоего папу. Ты меня понимаешь?
Глаза Дэнни медленно наполнились пониманием.
– Скверная Жидкость, – прошептал он. – Ее ведь раньше здесь не было.
– Нет. Но отель сделал так, чтобы она появилась. Отель… – Уэнди закашлялась и снова сплюнула кровью. Горло казалось распухшим и вдвое толще обычного. – Отель заставил его пить. Ты слышал голоса тех людей, с которыми он разговаривал этим утром?
– Да… это люди из отеля…
– Так вот, я тоже могла их слышать. А это значит, что отель становится сильнее. Он хочет причинить вред всем нам. Но я думаю… То есть я надеюсь, что он способен сделать это только руками твоего папы. Он единственный, кто угодил в ловушку. Ты меня понимаешь, Дэнни? Очень важно, чтобы ты все понял правильно.
– Отель поймал папу. – Он посмотрел на Джека и бессильно застонал.
– Я знаю, что ты любишь папу. Я тоже. И мы должны помнить, что отель старается причинить вред не только нам, но и ему.
В это она действительно верила. Более того, считала, что именно Дэнни был главной целью отеля, что ради Дэнни «Оверлук» зашел так далеко… не исключено, что сам Дэнни и дал ему такую возможность. Она даже не исключала вероятности, что каким-то непостижимым образом сияние Дэнни подпитывало отель энергией, как аккумулятор питает электричеством различные части автомобиля… Как заводит его. Если бы им удалось выбраться отсюда, «Оверлук» скорее всего вернулся бы в свое прежнее полусонное состояние, способный лишь иной раз напугать некоторых чересчур впечатлительных постояльцев мелкими страшилками. Без Дэнни это был всего лишь своего рода аттракцион с привидениями, где гостям порой слышались потусторонние голоса, фантомные отзвуки былых маскарадов и мерещились другие странные, но вполне безвредные вещи. Но если отелю удастся вобрать в себя Дэнни… Дэнни с его сиянием, жизненной силой или духом – называй как угодно, – что произойдет тогда?