Его руки невольно сжались в кулаки, и он с трудом сдержался, чтобы не начать снова молотить в дверь. Вечеринка была в разгаре. Бесплатное спиртное лилось рекой. И где-то, вероятно, танцевала сейчас с другим та девушка, сводившая с ума своей откровенной наготой под белым сатиновым платьем.
– Вы мне за это заплатите! – взвыл он. – Будьте вы прокляты, оба заплатите! Оба получите сполна – или я буду не я! Вы…
– Ну, ну, не надо так распаляться, – раздался вдруг тихий голос по ту сторону двери. – Не стоит кричать, старина. Я вас отлично слышу.
Джек мгновенно вскочил.
– Грейди? Это вы?
– Да, сэр. Ваш покорный слуга. А вас, как мне представляется, заперли.
– Выпустите меня, Грейди. Скорее.
– Как я вижу, вы едва ли успешно начали то дело, которое мы с вами обсуждали, сэр. Имеется в виду акция по исправлению вашей жены и сына.
– Это они меня здесь и заперли. Отодвиньте же засов, ради всего святого!
– И вы допустили, чтобы вас лишили свободы? – В голосе Грейди звучало по-светски сдержанное удивление. – Боже, всего лишь миниатюрная женщина с маленьким ребенком? Едва ли что-то подобное характеризует вас как человека, выкованного из качественной управленческой стали, как вы считаете?
В правом виске Джека запульсировали набрякшие сосуды.
– Выпустите меня, Грейди. Я с ними разберусь.
– Неужели, сэр? – Светское удивление сменилось не менее отточенным салонным сожалением. – Как ни прискорбно мне это вам говорить, но в ваших способностях возникли определенные сомнения. Я сам – и другие, увы, тоже – пришел к заключению, что вы не готовы вложить в наше общее дело всю душу. Или лучше будет выразиться так: у вас на это не хватит духу.
– Хватит! – горячо воскликнул Джек. – Вполне хватит! Готов поклясться!
– Вы приведете к нам своего сына?
– Да! Да!
– Но против этого будет весьма настойчиво возражать ваша жена, мистер Торранс. А она, как выясняется… гораздо сильнее, чем мы предполагали. В известном смысле она также гораздо более изобретательна. По крайней мере вас она легко обвела вокруг пальца.
Грейди захихикал.
– Быть может, мистер Торранс, нам следовало сразу вступить в переговоры именно с ней?
– Я приведу его. Клянусь, – повторил Джек. Он плотно прижался щекой к двери. С него градом лил пот. – Она не будет возражать. Клянусь, не будет. Она попросту не сможет.
– Боюсь, что для этого вам придется убить ее, – холодно заметил Грейди.
– Я сделаю все, что нужно. Только выпустите меня отсюда.
– Вы даете слово джентльмена, сэр? – упорствовал Грейди.
– Слово джентльмена, торжественное обещание, священный обет – что угодно. Только…
Он услышал скрежет отодвигаемого засова. Дверь приоткрылась на четверть дюйма. У Джека перехватило дыхание. На мгновение ему показалось, что по ту сторону двери стоит сама Смерть.
Но это ощущение почти сразу исчезло.
– Спасибо, Грейди. Клянусь, вы не пожалеете об этом. Вот увидите.
Ответа не последовало. Джек вдруг понял, что все звуки умолкли, если не считать неизменного завывания ветра за окнами.
Он распахнул дверь кладовой; петли чуть слышно скрипнули.
В кухне никого не было. Грейди ушел. Ничто не двигалось в холодном белесом свете флюоресцентных ламп. Но Джек тут же обратил внимание на разделочный стол, за которым они обедали.
На нем стояли бокал для мартини, бутылка джина и пластмассовое ведерко, полное оливок.
А сбоку был прислонен молоток для игры в роке из тех, что хранились в сарае.
Он долго разглядывал его.
Затем голос гораздо более низкий и властный, чем голос Грейди, заговорил с ним откуда-то… отовсюду… прямо изнутри его существа.
(Выполняйте обещание, мистер Торранс.)
– Выполню, – сказал он. В его собственном голосе звучала раболепная покорность. – Выполню.
Он подошел к столу и взял молоток за ручку.
Потом поднял его.
Широко, с силой размахнулся.
Молоток со зловещим шипением рассек воздух.
На лице Джека Торранса стала расцветать улыбка.
Глава 49Холлоран отправляется в горы
Было 13.45, и, если верить одометру «бьюика» и полузанесенным снегом указателям, до Эстес-Парка оставалось всего три мили, когда его машину все-таки вынесло с дороги.
На высокогорье валил самый плотный снег, какой Холлоран когда-либо видел (что, впрочем, мало о чем говорило, поскольку всю свою жизнь Холлоран стремился видеть как можно меньше снега), а ветер дул прихотливыми, своенравными порывами, то налетая с запада, то утихая, чтобы атаковать с северной стороны, застилая поле зрения все новыми тучами снежных хлопьев и каждый раз напоминая: стоит ему пропустить поворот, как он полетит на своем «бьюике» вверх тормашками в двухсотфутовую пропасть. Сказывалось и почти полное отсутствие у Холлорана опыта зимнего вождения. Его пугало, что желтая разделительная полоса полностью скрылась под слоем снега, и приводили в панику особенно сильные порывы ветра, налетавшие из расщелин и норовившие развернуть вокруг своей оси даже тяжелый «бьюик». Его ужасало, что все дорожные знаки и указатели были густо залеплены снегом, и оставалось только гадать, налево или направо уходит шоссе на этом гигантском белом экране кинотеатра под открытым небом, сквозь который он ехал. Словом, его пугало почти все. С того самого момента, как к западу от Боулдера и Лайонза начался подъем в горы, он вел машину, покрывшись холодным потом, нажимая педали газа и тормоза с такой нежностью, с какой прикасался бы к драгоценным вазам эпохи династии Минь. По радио диск-жокей перемежал рок-н-ролл с призывами по возможности не пользоваться сегодня основными автомагистралями и в особенности воздержаться от любых поездок в горы, поскольку все дороги там представляли повышенную опасность, а многие стали совершенно непроходимыми для обычного транспорта. Передавались сообщения о десятках аварий, причем о двух очень серьезных. В первом случае разбилась группа горнолыжников на микроавтобусе «фольксваген», во втором в катастрофу попала целая семья, возвращавшаяся в Альбукерке через перевал Сангре де Кристо. Общий итог: четверо погибших и пятеро раненых. «А потому воздержитесь от поездок и лучше слушайте хорошую музыку на своей любимой радиостанции Кей-ти-эл-кей», – бодро заключил ведущий и усугубил и без того дурное настроение Холлорана, включив «Солнечные деньки».
«Были радостными мы в эти солнечные дни…» – заливался счастливый Терри Джекс, и Холлоран с проклятием выключил радио, прекрасно зная, что через пять минут включит его снова. Какую бы чушь по нему ни передавали, ехать с ним было лучше, чем в полной тишине белого безумия.
(Пора признаться, теперь этот черный парень немного белый. Знаешь почему? Потому что волосы на его заднице стали седыми от страха!)
Ничего смешного. И вообще он бы повернул назад еще перед Боулдером, если бы не твердая уверенность, что мальчик попал в очень большую беду. Но даже сейчас вкрадчивый внутренний голос откуда-то из глубин сознания – скорее голос здравого смысла, чем трусости – настоятельно советовал ему найти в Эстес-Парке мотель и провести там ночь, пока снегоуборочные машины не расчистят хотя бы часть дорожной разметки. Голос напоминал ему об опасной посадке самолета в Стейплтоне и о том жутком ощущении, что лайнер падает носом вниз, торопясь скорее в ад, чем к выходу номер 39 терминала Б. Но здравый смысл пасовал перед чувством долга, а оно твердило: тебе непременно нужно попасть туда именно сегодня. Буран? Что ж, значит, ему вдвойне не везет. Значит, преодолеем еще и буран. Он боялся, что если промедлит сейчас, в будущем ему придется бороться с кошмарными снами пострашнее любой бури.
Ветер внезапно вновь сменил направление, словно решив еще больше осложнить ему задачу, и он перестал видеть не только горы, но даже сугробы, наваленные по обе стороны шоссе. Он ехал сквозь непроглядную белую пустоту.
Затем из этого молочного супа вдруг возникли мощные натриевые фары снегоочистителя, и, к своему ужасу, Холлоран понял, что его «бьюик» движется вовсе не по правой стороне шоссе, а метит капотом в точности между этих двух огней. Снегоуборщик не слишком точно придерживался своей полосы, и Холлоран увел машину в занос.
Завывание ветра перекрыл сначала рев дизельного двигателя снегоуборщика, а потом и его звуковой сигнал, долгий и почти оглушительный.
Гениталии Холлорана превратились в два крошечных шарика с ледяной стружкой внутри, а желудок словно наполнился жидким пластилином.
Из белой пелены материализовалось нечто цветное, ярко-оранжевое. Он мог видеть высокую кабину и даже жестикулирующую фигуру водителя за лобовым стеклом, которое очищал один огромный «дворник». V-образный скребок отодвигал снег на левую обочину.
БИ-И-И-И-И-И-П! – снова негодующе проревел сигнал.
Холлоран надавил на педаль газа нежнее, чем на грудь любимой женщины, и «бьюик», слегка ускорившись, взял правее. С этой стороны никакой обочины не было вообще, и снегоуборщики, шедшие не вниз, а вверх, сбрасывали снег прямо в пропасть.
(В пропасть? Какую пропасть? Ах да, ну конечно… в пропасть…)
Скребок огромной машины, на четыре фута выше крыши «бьюика», прошел в считанных дюймах от него, когда Холлоран уже считал столкновение неизбежным. В его голове пронеслась молитва, большая часть которой состояла из извинений перед мальчиком, что погиб, так и не успев прийти на помощь.
Снегоуборщик благополучно прошел мимо, и Холлоран теперь видел лишь его синий проблесковый маячок в зеркале.
Он снова вывернул руль «бьюика» влево, но без малейшего эффекта. Его уже занесло и плавно тащило к обрыву. Из-под брызговиков летели комья снега.
Он крутанул руль в сторону заноса, и капот и багажник автомобиля начали меняться местами. Уже в полнейшей панике Холлоран резко нажал тормоз и почувствовал удар. Прямо перед ним дорога заканчивалась… он смотрел в бездонную пропасть, полную снежных хлопьев, а очень далеко внизу виднелись верхушки темно-зеленых сосен.