Сияние твоего сердца — страница 16 из 53

Я как раз собираюсь написать ей, когда на экране часов всплывает сообщение:

«Привет! У меня практика сегодня выпала, препода куда-то вызвали. Ты дома? Можно я заеду обнять тебя? Знаю, ты не любишь обниматься, но я соскучилась (три эмоджи с глазами-сердечками) Принесу печенье».

Хэйни. Она очень тактильный человек, обожает обниматься, класть голову мне на плечо и всякие другие нежности. Я ей все это позволяю, потому что знаю, как для нее это важно. Сама я вполне могла бы обходиться совсем без прикосновений, не считая секса – он для меня скорее просто телесная потребность. Когда-то Хэйни очень расстроилась, поняв, что у нас с ней не будет всех этих задушевных разговоров, заплетания друг другу кос и прочих сестринских радостей – ей очень всего этого хотелось. Но потом она приняла меня такой, какая я есть.

Теперь я рада, что она скоро зайдет, потому что сижу над текстом уже второй час, а написала всего пару предложений. Надо переключиться. Я набираю ответ, и через полчаса сестра уже влетает в мою квартиру и тут же виснет у меня на шее. А потом начинает тормошить меня, как куклу, осматривая со всех сторон.

– Сэ-э-эйнн! – вопит она так громко, что у меня звенит в ушах. – Я та-а-а-ак испугалась! Как тебя вообще отпустили из больницы так сразу? Что сказали? Будут последствия?!

– Да нормально, я уже даже забыла про эту дурацкую аварию. – Я отвечаю на объятие – как мне кажется, довольно естественно. – Только времени кучу потеряла, вот это обидно.

Сестра почему-то принесла с собой запах весны – дождя, первой зелени и свежих тюльпанов, хотя никаких цветов у нее с собой нет. Она сует мне в руки бумажный пакет с печеньем:

– Это тебе! Ты сильно ударилась? Где? Покажи!

– Все уже прошло, только локоть заклеили… Видишь пластырь? И хватит уже об этом, надоело. Пошли кофе пить.

Пока кофе готовится, сестра уговаривает меня сделать селфи – обязательный ритуал, если мы долго не виделись. Мы становимся плечом к плечу на фоне целой армии моих кухонных девайсов, я улыбаюсь в камеру, подняв овсяное печенье с кусочками шоколада, Хэйни держит пакет и тоже улыбается. Я даже откусываю краешек печенья, хотя есть по-прежнему не хочется. Может, предложить этой кафешке сотрудничество? Надо будет отметить их в посте.

– Скинь мне фото, – прошу я.

И потом какое-то время я смотрю на снимок. Нам с Хэйни и в детстве не всегда верили, что мы сестры, а теперь мы совсем разные. Она никогда не красила волосы, они так и остались цвета спелой пшеницы, длинные, ниже пояса, заплетенные в тугую косу. У меня острые скулы и подбородок, у Хэйни на щеках ямочки, когда она смеется, а еще она до сих пор завидует моей бледной коже. Сама она всю школу мечтала свести веснушки, покрывающие нос и щеки, потом смирилась с ними, но все еще надеется, что они однажды исчезнут. Глаза у нее голубые, взгляд ясный и светлый, как Северное море в солнечный день, в моем же таятся холодные злые топи в сумраке непроходимых лесов, полные скелетов и призраков.

Пока я рассматриваю фото, на экране всплывает сообщение:

«Привет. Нам нужно встретиться как можно скорее. Это очень важно, я должен тебе кое-что рассказать».

Ливень. Как можно быть таким навязчивым?

«В чем дело? – набираю я, подавая сестре новую пачку кофейных зерен. – Можешь записать мне голосовое, я тебя выслушаю».

«Нет, это плохая идея».

«Почему?»

«Ты поймешь. Просто назови место и время, я приеду куда скажешь».

Мне не хочется его видеть, и мне действительно некогда, но любопытство побеждает. Что такого важного он хочет мне сказать спустя столько лет?

Зерна звонко сыплются в машину, распространяя густой вкусный аромат, я вдыхаю его, и он так пьянит, что я на пару секунд даже позволяю себе слабость и пишу:

«Хорошо. Но надеюсь, что это действительно важно. Сегодня в шесть в кафе напротив библиотеки».

Он лайкает сообщение и уходит в офлайн.

* * *

– Как у вас с Карелом дела? – выдает Хэйни следующий вопрос, когда мы с чашками устраиваемся на диване.

– В смысле? – Я пытаюсь считать подтекст, но соображаю плохо. – Вроде бы ничего не случилось, а что?

– Ну вы… до сих пор вместе?

– Мы не вместе, мы два отдельных, самостоятельных существа. Но да, мы встречаемся.

– А съехаться собираетесь?

Все-таки здорово, что она зашла. Она отвлечет меня болтовней от мрачных мыслей, это всегда срабатывает.

– Зачем? – Я отламываю кусок печенья, шоколадная крошка тает на пальцах. – Если мы решим, что это удобно нам обоим, и найдем жилье, которое нас устраивает, то может быть. Но пока не вижу в этом смысла, нам и так хорошо.

– Ну… – Хэйни перестает жевать и смотрит куда-то в сторону. – Я бы хотела, знаешь ли, когда-нибудь стать тетей. Это возможно?

Иногда мне кажется, что я для нее как робот, вроде того золотоволосого мальчика из «Искусственного разума», – хорошо, что она не удивляется, что я ем и хожу в туалет. Когда Хэйни узнала, что у меня есть парень, она тут же начала строить планы на нашу с ним жизнь и, конечно, история об Элизе снова всплыла и заиграла новыми красками, хотя я сразу сказала, что Карел тоже дискорд, поэтому на двоих у нас ни одной души и рассчитывать не на что. Но она продолжает спрашивать все эти глупости.

– Почему нет? Я нормально отношусь к детям, если они воспитанные и заняты делом.

– И ты будешь любить своих детей?

– Я никого не буду любить, Хэйни, – терпеливо повторяю я в сотый раз. – Но я буду о них заботиться, играть с ними, и у них будет все, что нужно. По-моему, это вполне похоже на любовь, во всяком случае не каждому ребенку так везет. Лично у меня этого не было, хотя наши с тобой родители самые настоящие люди.

Сестра задумывается, глядя в окно за моей спиной, подперев щеку ладонью. Она знает, что мы с матерью вот уже восемь лет почти не разговариваем, и не любит поднимать эту тему. Вместо этого она спрашивает:

– А если бы… ну просто представь на секунду – если бы произошло что-то, как в той легенде про Элизу, – ты бы хотела стать живой? Обрести душу?

– Нет. Меня устраивает моя жизнь, и я не хочу ничего менять. У меня есть парень, сестра, учеба, жилье в одном из самых классных городов мира, приличный доход и дело, которое мне нравится. Я думаю, что очень немногие могут похвастаться тем же. И мне непонятно, как все эти переживания, о которых трещат все вокруг, могут сделать мою жизнь лучше. Что они могут мне дать, кроме путаницы в голове и плохого сна?

Мы говорили об этом уже много раз, но Хэйни не сдается и все так же мечтательно смотрит в окно, на которое падают первые косые струи дождя.

– Но ты бы чувствовала жизнь по-другому – ярче, полнее. Это вроде как после обычного кинотеатра сходить в IMAX, что ли. И самые простые вещи обрели бы иной смысл. Да вот хоть чашка кофе в дождливую погоду – разве это не счастье?

– Тут я вообще не вижу, что чем-то обделена, – замечаю я. – Мы живем в стране, в которой дождь идет почти каждый день, и кофе сюда, слава богам, доставляют без перебоев.

Но Хэйни уже не остановить.

– А еще есть моменты, когда спешишь на встречу с подругой, с которой давно не виделась, и предвкушаешь, как вы сейчас будете говорить целый вечер, смеяться, бегать на кухню за снеками, а потом уснете рядом, когда уже не останется сил сказать хоть слово. Или когда наступает время перед Рождеством, все улыбаются друг другу, в доме пахнет горячим шоколадом и имбирным печеньем и кажется, что вот-вот случится какое-нибудь чудо. Твой парень может купить тебе машину, но он не принесет тебе огромный букет тюльпанов в каплях росы, не поцелует тебя страстно посреди улицы, не будет расчесывать твои волосы, когда ты болеешь…

– По-моему, голландские парни, дискорды они или нет, в целом далеки от романтики. Вспомни отца… – И я тут же перебиваю сама себя: – Нет, это плохой пример. В общем, насчет страстей – думаю, это в тебе итальянская кровь говорит, по маминой линии. А свои волосы я прекрасно расчешу сама. Не понимаю, что в этом особенного.

– Потому что ты упускаешь главное. То, что у тебя есть, не радует тебя по-настоящему – так, чтобы дух захватывало. Ни встречи, ни подарки, ни путешествия. Ты можешь иметь все, что захочешь, можешь заниматься чем угодно, жить где угодно, но ничего из этого не наполнит тебя счастьем, не подарит крылья за спиной. Жизнь – это же не только то, что мы делаем или имеем. Это то, что мы чувствуем.

Я честно стараюсь понять, но слова Хэйни не находят во мне отклика, не проникают внутрь. Наверное, так чувствуют себя слепые от рождения люди, когда им описывают весенний луг или рождественскую елку. Образы «зеленой травы» или «разноцветных огоньков» им ни о чем не говорят – мозг просто не может соотнести их ни с чем знакомым.

А Хэйни между тем продолжает фантазировать:

– Вдруг все-таки случится чудо? Вдруг ты встретишь того, кто полюбит тебя и поселит в твоем сердце свет? Вдруг…

– Замолчи! – вдруг рявкаю я неожиданно для самой себя.

Хэйни вздрагивает и проливает кофе на джинсы. И я чувствую что-то похожее на укол совести. Мы с Хэйни смотрим друг на друга – у нее огромные грустные глаза, в которых застыла детская обида. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять – я не злюсь. Я испугалась. У меня со вчерашнего дня такое чувство, будто моя собственная жизнь ускользает от меня, и я ничего не могу с этим поделать.

– Извини, – бросаю я. – Плохо спала в последнее время, и это приключение с больницей меня выбило из ритма. Будешь еще кофе?

Мы сидим еще с полчаса, потом Хэйни убегает – у нее вечером еще работа в университетской лаборатории. Я возвращаюсь к своей магистерской и понимаю, что почти не продвинулась за утро и вообще половину надо удалить. Текст, который я считала почти готовым, кажется мне корявым и ни о чем. Как будто его написала какая-нибудь девочка-подросток, которая только открыла для себя блоги. Между тем до сдачи остается меньше месяца. Учеба всегда давалась мне легко, я не привыкла к тому, что ради нее надо жертвовать сном или развлечениями. Теперь же я заглядываю в электронное расписание и прикидываю, не пропустить ли занятия. После обеда у меня семинар по невербальным сигналам в коммерческой рекламе, очень интересная тема – в нескольких секундах дорогого видеоролика ни один жест не должен быть случайным. Что-нибудь из материала точно пригодится мне для рекламных постов. Но все, чего мне хочется, – это опустить ролеты на всех окнах, завалиться в постель и дня три не выходить из дома. Неужели все-таки последствия удара? Или это тот странный тип на вечеринке так на меня повлиял?