Почему-то я вспоминаю о нем только теперь. Я не запомнила лицо – только общие черты – и не знаю, что меня так оттолкнуло или напугало. Интересно, кто он? Кто-то из старших дискордов? Но мы обычно дружелюбны по отношению к своим, мне незачем было его бояться. Может, просто случайный гость, при виде которого светотень и усталость сыграли со мной злую шутку? Тогда можно, например, попытаться достать список гостей или записи камер с входов, чтобы поточнее его рассмотреть…
Я обдумываю эту идею и даже начинаю набирать сообщение Карелу – у него есть знакомые в службе безопасности A’DAM Tower. Потом понимаю, что он, скорее всего, поднимет меня на смех, бросаю телефон в рюкзак и начинаю собираться. Все-таки платить несколько тысяч евро за год и не ходить на занятия, подкармливая вместо этого свою паранойю, – не слишком умно, мягко говоря.
Чужие свои
Я еще надеюсь, что привычная обстановка университетского кампуса поможет мне прийти в себя, но дальше становится только хуже. По дороге мне трудно сосредоточиться, и я дважды чуть не врезаюсь в столб на своем велосипеде, хотя обычно могу вести его хоть с закрытыми глазами. Первую лекцию я кое-как выдерживаю, со второй приходится уйти – я просто не могу сидеть в одной аудитории с другими людьми, все раздражает, все звуки кажутся слишком громкими, свет экрана проектора – слишком ярким, я задыхаюсь от запахов пота, дезодорантов и жареной картошки, исходящих от людей вокруг. Я решаю прогуляться и подышать воздухом, но едва выхожу на улицу, на меня обрушивается хаос – толпы студентов со всего мира, все куда-то спешат, болтают на разных языках, вокруг носятся велосипеды, сигналят машины, через дорогу работают строители, и от звука отбойного молотка моя голова готова взорваться, как яйцо в микроволновке.
Снова приходит сообщение, я останавливаюсь посреди толпы и смотрю на маленький экран часов, строчки плывут перед глазами:
«Я уже в городе, скоро буду на месте. Если сможешь прийти раньше, то я жду тебя в кафе, как договорились».
Ливень. За последние пару часов я успела о нем забыть, и теперь мне больше всего хочется отказаться от встречи, сказать, что я заболела. Это даже не будет враньем – меня то бьет озноб, то окатывают волны удушливого жара, кружится голова, но это головокружение странно приятное, как от пары бокалов шампанского. Все ощущения будто перепутались – я начинаю видеть запахи и чувствовать цвета, от ярко-синей куртки проходящей мимо студентки веет прохладой, запах горячей смолы и асфальта кажется мне серым на вид… И тут я наконец понимаю, что происходит.
Пластырь, который мне наложили в больнице. Мне сказали не снимать его пару дней, чтобы рана как следует затянулась, и он все еще на мне – в самолете я не сняла его, потому что лень было вставать и идти в уборную, а потом о нем забыла. Наверное, в нем какое-то сильнодействующее лекарство вроде антибиотика, и это его побочное действие. Ведь есть же никотиновые пластыри, противозачаточные, многие вещества легко проникают даже сквозь неповрежденную кожу. Все сходится – и сонливость с потерей аппетита, и раздражительность, и неадекватные реакции. Как же я раньше не догадалась!..
Я возвращаюсь в университет и там в кабинке туалета снимаю куртку и отклеиваю пластырь с локтя. Он выглядит как самый обычный, разве что немного потрепанный, рана под ним исчезла, как и все мои остальные ссадины. Я выбрасываю его, делаю несколько глотков холодной воды из-под крана и сразу же чувствую себя гораздо лучше. Лихорадка прекратилась, я снова ясно соображаю. Надо же, как, оказывается, маленькая доза какого-нибудь вещества влияет на весь организм.
Говорят, с чувствами у людей может произойти то же самое – одно сильное чувство к одномуединственному человеку может перевернуть всю их жизнь вверх дном. Вот как они с этим живут?
Когда вхожу в кафе, Ливень уже ждет меня за столиком у окна в самом дальнем углу, глядя в телефон, на лицо от дисплея падает холодный отсвет. Куртку пилота он снял, и теперь на нем серая футболка с принтом, имитирующим разноцветные пятна краски. Такой себе костюм сумасшедшего художника или маляра-гастарбайтера – как посмотреть.
Разглядывая футболку, я успеваю подойти совсем близко, когда Ливень наконец поднимает голову от телефона, вскакивает с места и обнимает меня – крепко, порывисто, как будто мы встретились на берегу океана после кораблекрушения и он уже не надеялся увидеть меня живой.
– Спасибо, что пришла. – Он отодвигает для меня стул, забирает мой рюкзак и пристраивает его в углу. – Понимаю, у тебя, наверное, были планы на вечер… Но это правда очень важно.
От него пахнет дождем и можжевельником – приятный аромат, сдержанный и одновременно легкий, завитки светлых волос, как всегда, беспорядочно разбросаны. Ливня явно смутила наша внезапная близость, даже румянец проступил на щеках, оттеняя свежий синяк на правой скуле и припухшие губы в темных трещинах. Я решаю пока не спрашивать, что с ним случилось.
Несколько секунд мы молчим, он двигает туда-сюда свою чашку, не делая ни глотка, потом спохватывается:
– Тебе принести чего-нибудь?
Я прошу черный кофе – есть мне все еще не хочется. Высыпаю в чашку сахар и наблюдаю, как прозрачные кристаллы тонут в темных глубинах.
– Рассказывай.
– Похоже, Сэйнн, за тобой следят.
Эта новость не производит на меня никакого впечатления и кажется шуткой.
– Кто? – интересуюсь я, отпиваю кофе. – Сицилийская мафия? Коммунисты?
– Нет. Хотя насчет мафии… может быть. – Ливень начинает говорить тише и наклоняется ко мне, так что я тоже невольно склоняюсь в его сторону. – Ко мне вчера подошли двое, когда я возвращался домой из супермаркета. Какие-то громилы с татуированными лицами. Сказали, что знают, что я с тобой знаком, и спрашивали, где тебя можно найти.
– А ты что?
– Естественно, я спросил, что им нужно. Один, постарше, сказал, что они твои родственники и что у них к тебе дело. Оба говорили по-английски, но с каким-то странным акцентом. Мне эти «родственники», конечно, не понравились, и я сказал им, что не знаю, где ты живешь, – ведь я и правда не знаю, кроме города, а если бы и знал, не сказал бы.
– И они… тебя избили? – спрашиваю я и чувствую, как внутри нарастает тревога.
– Нет. Они поблагодарили меня, вежливо попрощались и ушли. А по лицу я получил от Мика, моего лучшего друга, с которым мы вместе снимаем квартиру. Мы познакомились еще в школе, на форуме для художников, потом поступили на один факультет, много всего пережили вместе. В общем, это очень близкий мне человек, и мы никогда с ним особо не ссорились. Но вчера что-то пошло не так. Когда я вернулся из магазина, Мик был дома, мы поболтали немного. Он сказал, что, пока меня не было, приходили какие-то парни. Кого-то искали, непонятно, говорили с жутким акцентом – ну, город студенческий, мало ли. Мик не понял, что они хотели, но один из них как-то неожиданно фамильярно похлопал его по щеке – дурацкая вообще привычка трогать незнакомых людей. Мы с Миком разговорились о разных бытовых привычках, и вдруг оказалось, что его столько всего во мне бесит, и уже давно. Например, что я не вытираю плиту от масла, когда что-нибудь жарю…
Мик раньше жил в общежитии со студентамииндийцами, и вот они, оказывается, тоже так делали, он поэтому переехал, а тут то же самое.
И что я белье не складываю сразу после стирки и оно валяется кучей на диване в общей комнате, его тоже бесит, и пачку кофе оставляю на столе, а не прячу в шкаф, и еще много разного… Он никогда мне об этом не говорил, я думал, ему нравится со мной жить, как и мне с ним. Я пообещал больше так не делать, а он сказал, что я веду себя как маленький, что я привык, чтобы родители за мной убирали… И еще много всего, причем с такой злостью, я просто его не узнавал в эти минуты, никогда бы не подумал, что он может так завестись на пустом месте. Я пытался его успокоить, хотел повернуть все в шутку… Но он сильно толкнул меня, тут уж я разозлился, завязалась драка… Я не хотел его бить, хотел просто высвободиться, поэтому оттолкнул его и ушел в свою комнату. Потом услышал, как хлопнула дверь, – Мик ушел куда-то и до сих пор не вернулся. Вообще он собирался к родителям на выходные и, наверное, сразу уехал, но остальное на него не похоже. У него очень легкий характер, из нас двоих обычно я заморачиваюсь. Тогда я вспомнил про тех парней и что они искали тебя и решил предупредить. Понятия не имею, кто они такие, но все это как-то странно. А раз они сказали, что родственники… Может, это как-то связано с… – Он замолкает, как будто не решаясь произнести это слово. – С твоим отцом. С тем, что тогда случилось… Поэтому я подумал, что тебе стоит знать…
Допивая кофе, я обдумываю его рассказ. Это в целом типично для дискордов – вдруг устроить драку между лучшими друзьями. Кому-то могло просто стать скучно. Но прийти домой к случайному студенту, еще и расспрашивать обо мне? Это странно, тут уже нужны мотив и цель. Но Ливень, конечно, все это видит по-другому, ведь он не знает, кто я.
– Думаю, мой отец тут ни при чем, – отвечаю я, и Ливень опускает глаза. – Он погиб много лет назад, и все это время никто меня не искал, а я особо не пряталась. Скажи, а у Мика были… э-э-э… раны, заклеенные лейкопластырем?
– Что? Нет… Не знаю. – Рассеянный взгляд Ливня останавливается на чем-то позади меня. – Черт… Это они!
Я оборачиваюсь. У дверей стоят двое высоких молодых мужчин и оглядываются по сторонам. Они явно кого-то ищут. Взгляды из-под массивных лбов, бугры мышц под черными футболками и холодные отблески верхнего света на черных, уложенных гелем волосах придают им зловещий вид, и они действительно чем-то напоминают мафиози, но ведут себя мирно, в руках у них нет оружия, а выражение лиц скорее сосредоточенное, чем злое.
– Сматываемся, – говорит Ливень, хватая наши рюкзаки. – Попробуй обойти бар с другой стороны и выйти на улицу, а я их задержу.
Он собирается встать, но я хва