Третья ступень – дискорды. Темное сердце. Лишены своего внутреннего света и не способны воспринимать чужой. Могут быть жестокими, но поступки их не связаны с человеческими чувствами, такими как ревность, зависть или обида.
Четвертая, последняя ступень тьмы – звартхарты. Сердце, излучающее тьму и поглощающее свет. Те, кто способен превращать дискордов и даже обычных людей в себе подобных. Их существование находится под вопросом.
Место на шкале может меняться по ходу жизни, однако не для всех и не в любом направлении. Лампирид, если его намеренно ломают и не позволяют помогать людям, может со временем «погаснуть», стать обычным. В свою очередь, обычный человек может дойти до состояния светлячка, но это титанический труд, на него способны далеко не все. Дискордом не могут стать ни лампирид, ни обычный человек – и те и другие рождаются со способностью чувствовать, ее можно подавить, но нельзя отключить полностью…»
Я читала этот материал давно, после своего первого Ритуала, купив на полученные деньги смешной гламурный ноут цвета розового золота. Тогда информации и впечатлений было слишком много и я не придала значения какой-то там гипотетической четвертой стадии, о которой никто ничего толком не знает. Теперь я задумываюсь. Может ли обычный человек стать звартхартом? А дискорд? Наверное, да, если наша степень тьмы – самая близкая к ним. Я прокручиваю страницу обратно вверх и набираю в окошке поиска Zwaarthart.
Первая ссылка ведет на страницу с легендами и мифами. «Собранные в этом разделе сведения не подтверждены фактами и приводятся с ознакомительной целью», – сообщает примечание жирным шрифтом в самом верху страницы.
«…Звартхарты [15] напрочь лишены чувств, кроме самых примитивных – боли, голода, инстинкта самосохранения. Они очень умны и изворотливы, обладают большой физической силой и выносливостью и в буквальном смысле способны на все – нет такого закона или моральной нормы, которые они не могли бы переступить.
…Происхождение звартхартов неясно. Иногда их считают предками дискордов и истинными потомками Богини, иногда – теми, кто не согласился на Контракт и каким-то образом продлил себе жизнь. Они скрываются от менторов и полиции, живут на темной стороне мира, где используют свою силу для того, чтобы убивать и разрушать. Мало кто знает их настоящие имена. Из них получаются самые опасные преступники, которых почти невозможно поймать. По некоторым сведениям, самые сильные из звартхартов способны менять сознание дискордов и людей с помощью телепатии или минимального физического контакта…»
Сложно было бы понять, что означает эта слишком общая фраза, но я вспоминаю, как парень из кафе что-то кричал девушке про измену, а сосед Ливня выплеснул на него долго копившееся раздражение. И в обоих случаях незнакомцы их коснулись. Но зачем им случайные люди? И… при чем тут я?
Если до этого я еще сомневалась, стоит ли звонить Герцен, то сегодняшний вечер сомнений не оставил. После того как она дала мне свой телефон, тогда, много лет назад, она несколько раз повторяла: если случится что-то непонятное или тебе понадобится помощь, звони мне в любое время дня и ночи. Выудив из складки дивана свой смартфон, я встаю, нажимаю кнопку кофемашины и набираю номер. Дожидаясь, пока наполнится моя чашка и машина перестанет шуметь, отхожу к окну и выглядываю во двор – как раз вовремя, чтобы увидеть, как сверкающая «Мазда» Карела сворачивает на подъездную дорожку.
Я успеваю подумать: как это удачно, что он решил заехать, мне нужно поговорить и с кем-нибудь из своих. Но Карел выходит из машины, а вслед за ним появляются двое мужчин в черных футболках. Даже с такого расстояния в вечерних сумерках я вижу темные линии татуировок на их бледной коже. Я не уверена: это те же, что были в кафе, у них слишком незапоминающиеся лица. Меня окатывает ледяной волной дикого, парализующего ужаса, похожего на тот, что я уже один раз испытала в лофте при виде незнакомца. Несколько секунд я просто не могу пошевелиться. Карел никогда не приезжает без звонка или сообщения и тем более не приводит чужих. У нас это не принято и совершенно на него не похоже, значит…
Додумать я не успеваю. Я хватаю рюкзак, швыряю в него телефон, ноут, ключи, натягиваю первые попавшиеся кроссовки и вылетаю за дверь. И понимаю, что оказалась в ловушке.
В доме только один выход и всего пять этажей, я живу на третьем, то есть прятаться особо некуда. Внизу хлопает дверь. Стараясь двигаться бесшумно, я взбегаю по ступенькам на последний этаж и останавливаюсь. Это тупик. Здесь только маленькая площадка на две квартиры и ни коридора, ни шкафа – ничего, где можно было бы укрыться. Чуть дальше есть еще короткая лестница на чердак, но над дверью знак аварийного выхода и она опечатана сигнализацией. Я чувствую себя персонажем компьютерной игры, жаль только, сохраниться нельзя на случай, если меня сейчас убьют. Снизу слышатся шаги, а потом голоса.
– Я не уверен, что она дома, – говорит Карел. Голос у него какой-то чужой – вроде знакомый, но гуще и тяжелее.
Один из мужчин что-то недовольно бормочет, я даже не могу понять, на каком языке. А второй говорит на ломаном английском:
– Должна быть дома. На этом этаже свет горел, я видел.
Черт, свет! Я не успела его выключить. Он сам погаснет через некоторое время – там детектор движения, но с улицы его, конечно, заметили.
Я вжимаюсь в стену между двумя дверями в чужие квартиры. Бежать некуда. Через пару минут они догадаются, что я где-то рядом, и поднимутся сюда. Позвонить в полицию? Вряд ли я успею договорить, и даже если полиция приедет… Если это настоящие звартхарты, она мало что сможет сделать. Карел тем временем звонит, а потом стучит в мою дверь.
– Сэйнн, – зовет он, и от его вкрадчивого голоса у меня по спине бегут мурашки. – Малышка, это я, открой. У меня для тебя сюрприз.
Мой взгляд мечется по стенам, дверям, потолку… И приходит идея. Сумасшедшая, ненадежная, но другой нет.
– Сэйнн, – повторяет Карел. – Я знаю, что ты здесь. Не заставляй меня ждать, ты же знаешь, какой я нетерпеливый…
Я слышу, как он дергает дверную ручку – сначала легко, потом все сильнее. Лучшего момента не будет. Я взлетаю по лестнице к аварийному выходу, срываю металлическую пломбу, а потом изо всех сил толкаю дверь от себя. Гулкое пространство подъезда заполняет громкий, противный вой сирены.
Звукоизоляция, как во многих старых домах, здесь никудышная, и двери соседей открываются прежде, чем я выбегаю на крышу. Отлично, переполох мне на руку. Я пока не думаю о том, что на двери мои отпечатки, – максимум мне выпишут штраф, а что такое пара сотен евро по сравнению с тем, на что способны эти существа? И Карел, Карел уже с ними. Я не верю. Не верю, что такое возможно. Ветер сбивает меня с ног, волосы лезут в глаза, когда, прячась за кубами вентиляции, я пробираюсь к старой пожарной лестнице.
Я почти уверена, что сорвусь или упрусь в какой-нибудь тупик, поэтому не верю своему счастью, когда ноги касаются земли. Я оказываюсь во внутреннем дворе, и мне некогда смотреть, на месте ли машина Карела, – я уже слышу вдалеке сирены. Свет теперь горит почти во всех окнах, но во дворе все равно достаточно темно, и я проскальзываю мимо мусорных баков в переулок. К этому времени я уже совершенно мокрая, футболка прилипла к спине, в тонких кроссовках хлюпает грязь, потому что я приземлилась прямо на клумбу, но все это не имеет значения. Минут двадцать я плутаю по району, прежде чем выбираюсь к трамвайной остановке.
Погони вроде бы нет. Надолго ли? Как скоро они разгадают мой трюк и начнут меня искать? Но раз они на машине, то общественный транспорт – это хорошая мысль: так вокруг меня будет больше народу. Уже на самой остановке я обнаруживаю, что забыла часы – обычно я почти за все плачу через них. Но кошелек на месте. Я покупаю билет и наконец оказываюсь под крышей, в теплом трамвае, который не спеша скользит по вечерним улицам. Сердце бешено колотится, я только начинаю осознавать масштабы катастрофы. Если мой, теперь уже бывший, парень с ними, то не исключено, что они добрались и до других дискордов. Значит, свои мне не помогут. Куда мне идти? Надо позвонить Герцен. Надо срочно дать ей знать, что происходит, она должна придумать какой-нибудь выход. В конце концов, разгребать такие ситуации – работа менторов, не моя. Я тут ни при чем. Ни при чем. Я все делала правильно.
За окнами плывет вечерний Амстердам, улицы полны народу, кафе переполнены, люди сидят даже под навесами снаружи, несмотря на погоду.
Я отворачиваюсь и какое-то время бездумно смотрю в стену над дверями, потом мой взгляд фокусируется на карте маршрута. Трамвай идет через Amsterdam Centraal [16], и решение приходит самой собой. Ливень после встречи прислал мне свой адрес, как и обещал, и, хотя я даже не знаю, добрался ли он домой, я решаю поехать к нему – в этот момент я уверена, что так нужно, что это единственно правильный выход. Пока не знаю, что скажу ему, но об этом можно подумать и по дороге.
Я достаю смартфон и пишу ему, что еду в Гронинген. Ливень отвечает сразу же, едва я успеваю отправить текст:
«С тобой все в порядке???»
«Пока да», – набираю я дрожащими пальцами на маленькой клавиатуре.
Я не успела захватить куртку, и теперь на мне только тонкие черные легинсы, просторная белая футболка, которую я обычно ношу дома, и тряпичные кроссовки на босу ногу. Ноги почти по колено в грязи – я легко сойду за любительницу побегать в дождь. Или за городскую сумасшедшую.
«Напиши, когда сядешь в поезд. Я буду ждать тебя на станции», – всплывает на экране. На секунду, всего на одну секунду, мне хочется заплакать от облегчения и от радости. Но ведь дискорды не плачут.
Момент сотворения
Когда я выхожу на вокзале в Гронингене, Ливень уже там и беспокойно оглядывается, высматривая меня в толпе. Я подхожу к нему, так и не придумав, что сказать, и не успеваю выговорить ни слова.