Мы с Лучано постояли перед ней с полминуты, потом я тихо спросила:
– А что надо делать? Мне поклониться ей? Сказать что-нибудь?
И мой проводник вновь начал всхлипывать от смеха:
– Может, ты еще свечку хочешь поставить? Цветы возложить? Сэйнн, расслабься. Мы не кланяемся Богине. Мы – ее дети, и наша тьма и есть подношение Дискордии самой себе. Не сомневайся, она рада тебя видеть.
Тут я все же немного запуталась:
– Откуда ты знаешь? И как вы здесь определяете, кого принимает Богиня, а кого нет?
– А, так это проще простого. Если бы ты не была дискордом, то уже или бросилась бы на меня с кулаками, или бежала бы отсюда, не разбирая дороги.
Он был прав. Стоя напротив статуи, глядя в темные глаза Богини, я вдруг почувствовала себя так, как, наверное, чувствуют люди, возвращаясь домой после долгого отсутствия. Как будто кто-то сказал мне: «Добро пожаловать! Как хорошо, что ты наконец-то здесь». Дискордия смотрела на меня сверху вниз, грозная и безмолвная, но в непроницаемом выражении ее лица, в ее холодной красоте не было ничего надменного или отталкивающего. Рядом с ней, с Лучано и другими я была своей, и если не равной, то хотя бы не чужой. Мне не хотелось убегать – мне здесь нравилось. Здесь, среди впитавших в себя галлоны человеческой крови темных стен, мне было уютнее, чем дома.
– Будешь аранчиату?[25] – предложил Лучано. – Я всегда приношу с собой несколько бутылок – тут душновато и хочется пить.
Потом мы пили газировку, сидя на тяжелых деревянных стульях в маленькой комнатке, которая была чем-то средним между кладовой алхимика и кабинкой школьной уборщицы – полки со стеклянными пузырьками и книгами в кожаных переплетах стояли рядом с пластиковыми швабрами и бутылками моющих средств. Улыбающийся плечистый мужчина на этикетке напоминал Лучано.
– А чем ты еще занимаешься? – спросила я. – Ну кроме того, что драишь полы и проводишь экскурсии?
– Тренируюсь. И тренирую других – в основном людей. Я для них хорошая мотивация стремиться к совершенству, они же не в курсе, кто я на самом деле. Я собираюсь открыть свою фитнесстудию, но пока нет времени – доучиваюсь на инструктора и помогаю моему парню с магазином спортивных товаров. Марио тоже дискорд, я вас как-нибудь познакомлю. Мы, кстати, с ним в первый раз встретились здесь.
– Собирали вместе кишки с пола? – предположила я. – Как романтично…
– Почти угадала! – обрадовался Лучано. – Только не кишки, а мозги – в тот раз попался любитель побиться головой об стенку.
Он болтал без умолку почти три часа, показывая мне внутреннее устройство храма – архив, подземное укрытие, склад припасов… Скоро я поняла, что Лучано, хотя и кажется веселым и беззаботным, может быть настоящим занудой. Особенно в том, что касается правил.
– В закрытое хранилище есть доступ только у старших служителей или только у тех дискордов, у кого там ячейка. Но это очень узкий список лиц, его каждый из нас знает наизусть. Если тебя в нем нет, лучше не пытайся туда пробраться – любой служитель имеет право остановить тебя силой, вплоть до фатальных повреждений. А дерутся наши, как ты сама понимаешь, хорошо. – Он погладил мускулы на плече. – Особенно если занимаются спортом.
– И там такого ценного? – спросила я без особого любопытства. Ломиться в хранилище не входило в мои планы – в мире полно интересных мест, в которые попасть гораздо проще.
– Разное. Личные письма, дневники, биологический материал… Некоторые из дискордов, особенно знаменитости, хотели бы быть клонированы в будущем.
Такой ответ меня разочаровал.
– У-у-у… Тогда мне туда не надо. Я думала, там золото и драгоценности.
Лучано рассмеялся, и напряжение сразу спало.
– Нет, деньги и ценные металлы мы храним в банках, там, откуда их можно при необходимости быстро взять. Но о деньгах ты скоро перестанешь думать, это у всех поначалу так.
Наверное, все же не у всех. Позже я узнала, что Лучано из состоятельной семьи и никогда ни в чем не нуждался. Наверное, именно поэтому он стал служителем – все остальное, кроме долгой жизни, у него было и до Контракта. Служители тоже его подписывают. Мужчины и женщины, все разного возраста и статуса, разных национальностей приезжают в Рим со всего света, некоторые остаются здесь на годы или навсегда. Многие выполняют работу в храме наряду с другой, обычной – они управляют крупными предприятиями, программируют автомобили и кухонные плиты, торгуют акциями или пишут новостные сводки. Выносливость помогает им совмещать любое из этих дел со служением Богине. Хотя я бы не смогла, наверное. Я бы заскучала, да и убирать за другими не люблю – а для них это вроде медитации. Главное – найти в жизни дело по душе. Даже если у тебя нет души.
Когда Лучано проводил меня до порога, я обернулась, еще раз окинула взглядом полутемный зал и спросила:
– А люди, которые вошли сюда… Они могут вдруг взять и прекратить ссору?
– Могут. Теоретически, – усмехнулся Лучано. – Но такое за много веков случалось всего пару раз. Обычно каждый хочет быть правым больше, чем быть живым.
Я вспоминаю этот разговор, когда подхожу к храму, уже в сумерках. И, как всегда, прежде чем войти, несколько минут стою у нижней ступени, успокаивая дыхание и мысли. К богине хаоса в суете и спешке лучше не соваться. Даже если ты свой. Потом я поднимаюсь на крыльцо и открываю двери.
В этот раз здесь тоже пахнет кровью, но она уже подсохшая, а останков нигде не видно – значит, тут уже основательно убрали. Мне остается только гадать, кто погиб в этот раз. Студенты, путешествующие по Европе с рюкзаками? Или кто-то из христианских паломников? Тут недалеко, с другой стороны леса, есть старинная церковь, и говорят, иногда пилигримы забредают и к нам. И сразу забывают про десять заповедей.
Проходя мимо постамента, я не останавливаюсь для поклона. Лучано сказал тогда чистую правду – здесь никто никогда не кланяется, не читает молитв, не делает подношений. Мы несем в своих сердцах тьму, ходим с ней по миру – лучшего служения нельзя придумать. Поэтому я только киваю Дискордии, как старой знакомой, и иду дальше.
Я совсем не удивляюсь, когда, проходя мимо комнатки служителей, вижу за грубо сколоченным столом именно Лучано, который что-то читает с айпада. Странная ирония, хотя это можно было предположить – мы виделись накануне Ритуала, и он говорил, что часто здесь бывает, так как Марио сейчас занят магазином. Лучано похорошел, превратившись из милого парня в идеал мужской красоты – рельефные мускулы, черные волосы с легкими завитками, глубокие глаза цвета горького шоколада. Хотя сейчас бледный свет экрана делает его похожим на вампира из готического романа. Запах крови и сырости дополняет этот образ. В коридоре на сквозняке сушатся мокрые тряпки – видимо, Лучано недавно закончил уборку.
– О, Сэйнн, привет. – Он откладывает айпад и улыбается мне. На экране – страница известного фитнес-блога с тремя миллионами подписчиков. – Что ты тут делаешь? Ты же вроде улетела на прошлой неделе.
– Задержалась по личным делам, – отвечаю я, не вдаваясь в подробности. – Ты один?
– Совсем один, – вздыхает он с театральной грустью. – Марио улетел в Нью-Йорк на переговоры. Мы хотим эксклюзивно получить новую коллекцию беговых кроссовок с умными датчиками. Такие пока есть только у мировых звезд легкой атлетики, но через год могут поступить в массовую продажу.
– Круто. Сообщи, когда они у вас появятся, обязательно закажу. Обожаю такие штуки.
Я бы с радостью поболтала о новом прикольном девайсе, который оценивает качество бега – правильно ли ты ставишь ноги, не перегружаешь ли колени. Но сейчас я здесь не за этим. Я тяну время, стараясь, чтобы он отвлекся и ничего не заподозрил.
– Слушай, вот мне интересно – зачем ты столько читаешь про здоровый образ жизни и даже в докторантуру подался? Нам же здоровье позволяет жить так, как мы захотим. Даже если с эликсиром мы почти люди, у нас все равно тела полубогов.
– Но я же должен как-то объяснить клиентам, как им тоже оставаться живыми и здоровыми подольше раз уж им не так повезло, как мне. – Лучано смеется, как всегда, легко и заразительно. – Так что тебя сюда привело в такое время? В Риме закончились зрелища, остался один хлеб?
– Мне нужно зайти в архив. В ту секцию, где личные ячейки.
Взгляд Лучано сразу делается настороженным, мышцы под черной обтягивающей футболкой напрягаются. Теперь он как пантера, готовая к прыжку.
– Зачем? – спрашивает он. – У тебя там ничего не хранится.
– У меня есть ключ.
– Откуда?
– Получила в подарок.
Лучано щурится, весь его облик меняется, как только он слышит о моем намерении. Взгляд из тепло-шоколадного становится холодным и жестким, как полированная крышка гроба, сжатые челюсти добавляют теней на бледное лицо, снова делая Лучано похожим на готического злодея. Он складывает руки на груди и в упор смотрит на меня – пока просто смотрит, не двигаясь. Я быстро прикидываю, одолею ли его в драке. Наверное, нет – он на голову выше меня и намного сильнее, он свернет мне шею, не дав даже замахнуться. Разве что я смогу его перехитрить…
– В храме нет ячейки на твое имя, – говорит он. – Так что ты что-то напутала, Сэйнн. Лучше тебе уйти, и я, так и быть, никому не скажу, что ты приходила.
Я несколько секунд молчу, хмурюсь и вообще всячески показываю замешательство. Потом соглашаюсь:
– Знаешь, вообще-то дело срочное, и мне сказали, что не будет никаких проблем… Но, видимо, тебя не предупредили. Хорошо. Я попрошу своего знакомого с вами связаться, он все объяснит.
– Договорились. – Лучано одаривает меня самой ослепительной улыбкой. – Хорошего вечера. Да, кстати, когда мы получим те кроссовки, я пришлю тебе пару…
Я киваю и поворачиваюсь, делая вид, что ухожу, потом будто случайно бросаю взгляд на стол. Удивляюсь:
– Ого, где ты уже грохнул свой айпад? Весь в трещинах, неужели у новых такое дерьмовое стекло?