[37] и будете есть его ложкой?
Мужчина смеется:
– Нет. Я просто сделал так, чтобы она меня не видела. Сейчас она выйдет через черный ход и больше никогда сюда не вернется – к лучшему, дрянная работа, найдет другую… если не утопится в канале.
Я долго смотрю девушке вслед, потом пожимаю плечами:
– Как хотите. Я все равно уже заплатила, не люблю ждать счет. Так кто вы?
– Я часть той силы, что вечно хочет зла…
– И вечно совершает благо? [38] Вы мне не подходите, спасибо, следующий.
Снова смех как ледяная крошка – мелкий, сыпучий и холодный.
– Нет. На этом месте цитату можно закончить. Слегка перефразируем Гете, вольная интерпретация, так сказать. Впрочем, я не Мефистофель, я из другой, так сказать, пьесы. Меня зовут Фабио дель Оро. Я дядя Риккардо, младший брат его настоящего отца, а тебе, стало быть, двоюродный дед.
Я вспоминаю нашу первую встречу в лофте A’DAM Tower. Тогда он предпочел не говорить, а играть и именно так привлек мое внимание.
– Вы музыкант?
Он отвешивает в мою сторону театральный поклон – на удивление естественный, даже какой-то профессиональный.
– Я классический пианист. Знаю, такая музыка не в твоем вкусе, но я в свое время имел мировой успех. Правда, был известен под другим именем – Альберто Нирони. [39]
– Дурацкое имя.
– Согласен. Маркетинговый ход, его придумал мой менеджер, как и всю остальную ерунду – витиеватое лого, костюмы из натурального шелка… Мне не нужна была слава, я с тем же удовольствием играл бы в пустом зале, но концерты давали отличную возможность наблюдать за людьми, это меня развлекало.
Теперь он наблюдает за моей реакцией. Я поднимаю брови, выдерживаю паузу:
– Надеюсь, вы не ждете объятий, дорогой родственник. Что вам нужно?
Его взгляд – ледяной, непроницаемый, как броня инкассаторской машины, – вдруг становится теплым, почти отеческим. Как будто еще секунда – и Фабио приобнимет меня за плечи и даст в руки чашку с горячим шоколадом. Я отпиваю остывший кофе и запихиваю ногой рюкзак с прохода подальше под стол – еще утащат, народу вокруг полно.
– Я пришел рассказать тебе правду, – говорит Фабио.
– Начинайте.
– Ты не умрешь без эликсира.
– Это я уже поняла. Дальше.
– Видимо, не совсем поняла. Он действует и правда продлевает жизнь, но слишком дорогой ценой – с ним дискорды постепенно теряют свою силу. Но ты можешь обойтись без него.
– Как?
Он ждал этого вопроса – конечно, знал, что я его задам. И я подозреваю, что он не намерен выдавать мне ответ сразу – он потребует за него некую цену.
Фабио откидывается в кресле и какое-то время смотрит на проходящих мимо людей. Вскоре я замечаю, что люди не приближаются к нашему столику и не занимают соседние, хотя место популярное и все кафе на улице битком набиты.
– Давай начнем с самого начала. Семья, из которой ты происходишь, особенная. Обычно дискорды не рождаются несколько поколений подряд, но в нашем роду они были всегда. Мы происходим от семьи, жившей в Риме во время великого пожара, уничтожившего город. Говорят, что один из наших предков этот пожар и устроил, мне нравится так думать, но врать не буду – подтверждений этому нет. Но что точно – наши предки были из тех, кто не согласился на сделку с лампиридами. Когда Александрия Августа (странная то была женщина – сумасшедшая, но умная, опасное сочетание) стала проповедовать Контракт как избавление дискордов от ранней смерти, а тогдашний император отвалил немерено золота и обещал нам любые блага, лишь бы мы согласились, сразу стало понятно, что тех, кто не пойдет на сделку, уничтожат. Да, мы сильные, но людей больше, у них армия и все ресурсы – битва может быть долгой, но наш род пострадает, может быть даже прервется. Тогда наша семья решила бежать из Рима и укрыться в храме Дискордии, о котором император, судя по всему, не знал, иначе давно стер бы его с лица земли. Как ты понимаешь, стоило туда прийти, погибли почти все. Дискордия иногда испытывает и своих тоже, и выживает тот, кто ей наиболее близок. Тот, кто сумел принести разлад и выйти сухим из воды. Им оказался старший сын семейства, Марк Каниний Ребел, которому тогда было без трех дней двадцать один. Он прошел испытание, полностью освободившись от человеческих условностей, и Богиня сделала его еще сильнее. Так появился род тех, кого вы зовете звартхартами и кого в старинных текстах зовут di inferi, – существа, наиболее близкие по своей сущности к первозданному хаосу. Фамилия дель Оро появилась несколько веков спустя, в результате брака одного из потомков Марка Каниния с принцессой с одного из полинезийских островов, который мы в результате получили в свое владение почти на пятьсот лет. Оро – так местные зовут своего бога войны. Интересно совпало, тебе не кажется?
Каниний. Род Собаки. Очень подходящее имя. У меня перед глазами все еще стоит полумрак храма, я слышу крики, чувствую запах крови. Значит, на древних каменных стенах не только человеческая кровь, но и наша тоже. Я моргаю, возвращаясь в реальность, потом оглядываюсь вокруг. Мы сидим одни за столиком на краю безлюдной улицы, кафе закрыто, вывеска погашена, и только черная вода в канале бликует от редких уличных фонарей.
– Ближе к делу, пожалуйста. – Я вздыхаю и со скучающим видом закатываю глаза. У этого типа есть ответы, которые я искала всю жизнь, а он растягивает свой рассказ, как сюжет мыльной оперы. – При чем тут я? Чего вы от меня хотите?
Фабио улыбается:
– Терпение, Сэйнн. Хотя им, я слышал, ты не обладаешь. Так вот. Хотя Марку удалось вернуть себе первозданную сущность дискорда, со временем генетические цепочки вновь истончились. Особого выбора у наследников не было: близко-родные браки – плохая идея, а другие дискорды, принявшие эликсир, не так сильны. Поэтому, чтобы сохранить наш род, нам приходилось снова и снова возвращать себе силу. Нечасто, не каждое поколение, но время от времени. После того как две мои старшие сестры умерли, едва им исполнился двадцать один, – одна от редкой формы пневмонии, а другая от остановки сердца, – я понял, что эта честь выпала мне. В семьдесят восьмом году у меня были гастроли по Франции, и после одного из концертов в Марселе я решил устроить, так сказать, вечеринку для избранных…
– Стойте, – снова перебиваю я. – Так то нераскрытое убийство в элитном баре, два десятка посетителей и персонал – ваших рук дело?
Карел обожал пересказывать эту историю. Однажды октябрьским вечером в бар вошел неизвестный, лицо которого скрывала золотая театральная маска, застрелил владельца и его жену, а потом всех присутствующих, после чего бесследно исчез.
Фабио кивает, темные глаза поблескивают в полумраке.
– Скромность нам несвойственна, ты знаешь. Тем более ложная. Да, это сделал я. Только не своими руками. И выстрелить мне пришлось всего один раз – в кого именно, даже не помню. А остальное? Подумай, Сэйнн.
Наконец я понимаю. Понимаю, что должен был сделать Риккардо и не сделал. Он должен был не создавать хаос, а всего лишь открыть ему путь, заставить людей ему подчиниться. Это то, что делает Дискордия, то, что я сделала с Викторией, обратив ее собственную тьму против нее самой. Но тогда я еще не понимала толком, что делаю, не умела управлять своей силой, поэтому все произошло почти случайно. Если такой хаос вызвать в месте скопления народа, то внезапная смерть одного человека может стать спусковым крючком, трещиной в стене, за которой каждый из окружающих старательно прячет свою тьму. Дальше можно ничего не делать – люди все сделают сами. А я наконец стану свободной, потому что заключенная в моем сердце тьма перестанет разрушать меня и вырвется наружу, соединится с древней тьмой, которая древнее самого мира и его порядков. Я докажу Дискордии, что не боюсь хаоса, что я и есть хаос. Как и она сама.
Кажется, Фабио замечает по моему взгляду, что я все поняла, – на его лице появляется довольная улыбка. Но разговор еще не окончен – у меня остались вопросы.
– Почему мой отец провалил миссию?
– Из-за тебя.
– Из-за меня? Я же тогда еще не родилась.
Фабио снова кивает.
– Именно. Риккардо не должен был трахать официантку или кого бы то ни было накануне испытания – это забрало часть его силы, не дало сконцентрироваться. Я очень рассчитывал на него. Забрав его из приюта, я учил его и воспитывал как своего сына, свое продолжение, но в итоге он меня все-таки подвел. Он не послушал меня и поплатился за это жизнью, ярость слишком ослепила его, сделала самоуверенным. В день событий на вилле «Магнолия», перед его отъездом туда, я его выследил и хотел отменить наш план, поискать другую возможность. В ответ он рассмеялся и сказал, что, если у него не получится, я могу попробовать с его наследником. Он показал мне часы и фото, на котором была твоя мать. С часами ему не хотелось расставаться – красивые старинные вещи были его страстью, он убивал ради них не думая. Но я потребовал, чтобы он отдал часы и снимок мне на случай, если мне придется найти эту девушку. Тогда был шанс, что наш род продолжится. Видишь ли… Не для всех из нас генетические цепи сложились удачно – у меня не может быть детей.
Тут я вспоминаю сцену с пирожным и девушку, ставшую случайной жертвой Фабио. Ему не просто хотелось сладкого или продемонстрировать мне свою силу – он лишил неизвестную ему пару того, что не мог иметь сам. Наследника.
– Ну знаете ли… быть чьей-то последней надеждой очень обременительно, – говорю я. – Стоило так заморачиваться? Ведь вы можете делать других похожими на себя. Даже проводники могут. Карел, Лаура… Тот парень из кафе…
– Не перебивай, пожалуйста. – Тут его голос становится тяжелым, как свинец, в глазах вспыхивают холодные искры и сразу гаснут. – Я никого не могу сделать звартхартом, это может только Дискордия. Я могу только передать часть моей силы, освободить темную сущность на время… Но все дело, так сказать, в крепости сосуда. Для большинства получить такую силу – это как если бы кипяток налили в пластиковую бутылку. Она расплавится, а вода вытечет наружу и остынет. Именно это и случилось с теми, кого ты знала. Тьма прошла сквозь