Кацураги расхохоталась:
— Да, господин барон хотел все отложить, выбить детям отпуска и провести церемонию на родине, но…
— Вы решили, что нам всем тут такое не повредит, — кивнул Икари.
— Ага, — беззаботно сказала майор. — Как думаешь, заберут у нас теперь Судзухару?
— «У нас» — это у кого? — поинтересовался Синдзи невинным тоном.
— Да уж не у вашей теплой компании! — отрезала она. — Боюсь, пойдет парень на повышение: какой-нибудь «военный эксперт совета директоров», не меньше.
Синдзи кивнул. Он плохо представлял себе, что творится в околовоенной коммерции и какие там порядки, но искренне сомневался, что кто-то захочет видеть своего зятя на передовой Тихоокеанского фронта.
— Синдзи-кун, чувствуешь себя героем? — вдруг тихо спросила Кацураги.
Икари оглянулся на нее: очень уж странным тоном был задан простой вопрос. Было что-то эдакое и в лице майора — будто не то совсем она спрашивала.
— Нет, Мисато-сан. Не чувствую.
Кацураги с прищуром смотрела на него, а Синдзи вспоминал весь свой героизм: удары капель расплавленного метала, перекошенное лицо Тодзи, давящий ужас горящего тела.
— Не чувствую, — уверенно сказал он.
— Ты мог смахнуть с себя Ангела ногой ЕВЫ и добить его самостоятельно, — неожиданно жестко сказала женщина. — А вместо этого потерял время, ноги ЕВЫ и поставил под угрозу свою жизнь и оборону фронта.
«Ах вот оно что…»
— Майор… — Синдзи вдруг ощутил усталость. — Отдайте меня под трибунал, только не давите на чувство долга.
— Да? А за что? — вдруг весело изумилась Мисато-сан. — За то, что двое молодых людей сейчас радуются сами и несут хоть капельку радости остальным?
Она буквально схватила его за подбородок и заставила посмотреть на помолвленную пару. Тодзи как раз говорил что-то своей невесте, и Хикари улыбалась. Синдзи смотрел на них, понимая, что это тоже частичка войны: что он — солдат, она — штабник, что ее отец кормит эту войну, и что их собственные дети тоже будут обречены разделить участь родителей. И пусть они улыбаются, целуют друг друга, пусть это искренне и на самом деле… Пусть. Это война. Это — тоже война.
Синдзи отвел ее руку от своего лица.
— Мисато-сан… Зачем вы спросили меня об этом именно сейчас? Почему выждали?
Кацураги внимательно смотрела на него, а потом сказала:
— Я хотела понять тебя, понять, что ты чувствуешь. Увидеть рядом со спасенным тобой счастьем.
Свет померк. Синдзи ощутил себя на лабораторном столе, на его лицо опускался шлем, и ему предлагали новые условия, новые вводные, а потом смотрели на реакцию, замеряли, контролировали…
— Вам не хватает иголок, Мисато-сан, — зло сказал он. — И теперь очень хорошо видно, что вы росли вместе с доктором Акаги.
Он развернулся на каблуках. Хотелось сдохнуть. На месте. И чтоб никто в последний путь не провожал. Синдзи скрипнул зубами, смял в кулаке перчатки и посмотрел на побелевшие костяшки пальцев. Музыка с воем уплывала куда-то вдаль, голоса обернулись мычанием, а он вглядывался в свой кулак, видя только пустоту. «Что со мной?» Синдзи вдруг вспомнил посиделку с майором там, в Хило, вспомнил, что она просила доверия. Он только сейчас понял, насколько глубоко в душу ему запали эти слова, воспринятые тогда как простой тост. Потом была почти ребяческая перебранка об оружии, была просто усталая женщина, была исповедь о детстве, — а он даже не осознал, как это все было важно и нужно.
«Отлично. Хорошо, что я ничего тогда не понял. И ничего себе не напридумывал».
Кто-то положил ему руку на плечо, и Синдзи обернулся с твердым намерением ударить.
— Икари, давай уйдем.
Синдзи судорожно выдохнул. На щеках Аянами блуждал едва заметный на бледной коже румянец, а выражение лица отчетливо передавало ее тревогу.
— Т-тебе плохо, Аянами? — судорожно стиснутые зубы с трудом пропускали звуки.
— Нет. Плохо тебе. Хочешь уйти?
«Эти слова. Этот взгляд. Почему это всегда работает?»
Сам того не понимая, он уже улыбался.
— Аянами, а чего хочешь ты?
Внимательный взгляд из их немого словаря: «Ты точно в порядке?». Синдзи кивнул, теперь уже чувствуя дурацкую улыбку на лице, и переспросил:
— Так чего?
Девушка слегка пожала плечами:
— Мне все равно. Мне нужно, чтобы ты пришел в себя. Реши сам, что для этого необходимо.
— Нужно? — Синдзи поднял бровь, чувствуя холодный шепоток где-то неподалеку от сердца.
— Да, Икари, нужно. Когда мы вместе, и тебе плохо — плохо мне.
Синдзи не очень хорошо представлял себе, где он. Мир как-то странно уменьшился до размеров одного человека, и куда-то делось ощущение, что вокруг все уже принесено в жертву войне. Он тряхнул головой, с трудом оторвал взгляд от Рей и заметил, что на застывшую друг напротив друга пару «пилотов Микадо» поглядывают.
— Аянами, уходим отсюда. Пойдем, погуляем по базе.
— Хорошо.
Не прощаясь ни с кем, не заботясь о разговорах и смешках, он вышел с Рей на ярко освещенную улицу «Токио-3». Из респираторов вырывался едва заметный пар: в последние дни ближе к ночи зачастили легкие заморозки. Скрытое маской лицо Аянами повернулось к нему, и Синдзи ответил на немой вопрос:
— Давай к ангарам пройдемся.
— Хорошо.
Они молча шли пустынной улицей мимо складов и казарм, не отвечая на приветственные жесты часовых и игнорируя патрули. Словно находясь в ЕВЕ, Синдзи отчетливо слышал сердце девушки — уверенный, слегка ускоренный ритм. Ему впервые хотелось что-то сказать — нарушить чем-то затягивающее спокойное молчание, как-то пробиться через эту стену, посмотреть, что за ней, узнать… Узнать…
— Аянами… Прости меня.
— За что, Икари?
— Я не чувствую, когда тебе плохо.
Девушка молчала, и Синдзи понял, что сказал непоправимое. Правда оказалась очень жестокой по отношению к самому близкому человеку, и он уже не мог остановиться:
— То есть… Я ощущаю твою боль после тестов, страх, вызванный синхронизацией. Но когда мы просто рядом… Я… Не могу так, как ты сегодня…
Она кивнула.
— Все в порядке, Икари.
— В порядке?! Что здесь в порядке?
Икари почувствовал ее руку на рукаве своего пыльника. Безликая маска выдохнула прядь пара и тихо произнесла:
— Когда мы просто вместе, мне не бывает плохо. Так что — все в порядке, Икари.
Синдзи замер, ощущая, как теплеет внутри: ей не нужна его защита, не нужны поступки — нужен просто он сам. Нужно, чтобы он был. «Хорошо, что на нас маски, иначе мы бы наверняка…» Следующая совсем не глупая мысль была о том, что они живут вместе, и в квартире масок не будет. Где-то глубоко в душе проснулся и вопросительно приподнял голову проказливый молодой парень: «Изволишь?..» Икари улыбнулся, глядя на маску Аянами: «Нет. Я безумно рад тому, что ей не бывает со мной плохо, — это по-настоящему здорово. Но это еще не значит, что ей со мной хорошо».
Он вздрогнул: перед ним, закутанная в нелепый пыльник, стояла девушка, которую очень хотелось видеть счастливой. Подопытная номер один. Пилот, о котором он так мало знал. «Плевать, — подумал он. — Я что-нибудь придумаю».
Глава 8
Синдзи задыхался. Вокруг него во тьме бархатисто гудела сплошная толща теплой воды, и он судорожно бил ногами, изгибался всем телом, выталкивая себя вверх — прочь, к воздуху, к дыханию, к жизни. Беспросветный мрак вокруг постепенно уверил его, что он ошибся с выбором направления и теперь погружается все глубже и глубже. В висках уже вовсю гремело сердце, требуя глотка свежего воздуха, а вода… О, вода так мягко давила ему на грудь, так тепло и уютно предлагала побыть здесь еще немного, расслабиться, принять неизбежное. Синдзи содрогнулся, зажмурил и без того невидящие глаза. И проснулся.
Свет в квартире был погашен, и кромешная тьма, словно перенесенная сюда из кошмара, поначалу испугала его. «Сон…» — подумал он, вслушиваясь в заполошное биение сердца. Постепенно включались органы чувств, возвращая ему действительность: свист системы очистки воздуха, металлический привкус во рту, гадкое ощущение липкого пота, онемевшая левая рука, тяжесть в груди… И в животе.
«Секундочку… На груди и на животе».
Перестроив таким образом восприятие, он уже безо всякого удивления обнаружил, что девушка, лежащая на его левой руке, устроила свою голову и руку прямо на нем.
— Ты вспотел.
Синдзи ухмыльнулся. Было бы глупо полагать, что Рей до сих пор спит.
— Еще бы. Ты как печка.
Она зашевелилась и бесцеремонно уперла ему локоть в грудь:
— Я тебе мешаю?
«Самое смешное, что это не заигрывание», — подумал Синдзи с улыбкой.
— Мне из-за тебя кошмар приснился, — пожаловался он.
— Расскажи.
— Не хочу.
Острый локоть нажал больнее и с усилием пересчитал ему несколько ребер. Синдзи скривился:
— Аянами, а у меня ведь есть пистолет под подушкой.
— Уже нет. Он мне мешал.
Не обращая внимания на боль в груди, он засмеялся.
— Аянами, вот как можно это называть отношениями? Куда дела мое табельное оружие?
— Тебе важно, как это назвать? — ровно спросила девушка, напрочь игнорируя второй вопрос.
Синдзи подумал о самом простом и очевидном слове, которым стоило бы это назвать, но вместо ответа нашел ладонью щеку Рей. «В наших странных „отношениях“ слова уже давно не имеют никакого смысла. Возможно, не имели с самого начала», — он вспомнил их беззвучное знакомство вслепую и заулыбался, прислушиваясь к теплому дыханию.
Невидимый динамик радио всхрапнул, и заиграл неприятно громкий горн побудки, призывая внесменный персонал базы возвращаться к безнадежно вечной обороне. Синдзи застонал.
— Аянами… Уже шесть?!
— Икари?
— Где мой пистолет?
— Зачем он тебе?
— Застрелиться. Мы же в полседьмого должны быть у пирса, встречать немцев…
Тепло таяло от прикосновения досады, и, хотя девушка даже не пошевелилась, очарование уединения стремительно уходило: «Ну что же это такое? Да пошли эти райховцы в жопу!» Горн звал на войну, горн давал пощечины и с металлическим звоном громко недоумевал, как можно позволять себе забыть о фронте. Синдзи похолодел: на какую-то крошечную секунду ему даже почудилось, что рядом с ним — просто девушка-сослуживец, боевой товарищ, и у них всего лишь удачно совпало желание переспать с кем-нибудь. Он не успел даже как следует осознать эту нелепицу, когда лба коснулись губы Рей. Синдзи замер, почувствовал возню, а секундой спустя ослепительно вспыхнул зажженный девушкой свет.