— То же самое яйцо, — без энтузиазма сказал Доктор, — но в профиль. Тюрьма есть тюрьма, какие в ней шторки не вешай. Впрочем, она же об этом никогда не узнает, верно?
— К сожалению, — сказал Гараман, хотя на лице у него было что угодно, только не сожаление, — уже не узнает.
— Вы хотите сказать, что это вы подстроили её смерть?
— Доктор! — у Гарамана было искренне шокированное лицо. — Конечно же, нет! Я обожествлял эту женщину. Она была гением. Без неё всё это было бы невозможно.
— Хм, — буркнул Доктор. — Но, по крайней мере, вы теперь стали главным, да? А как вы, Мезант? Что вы думаете о вашем новом доме?
— Это не дом, — с важным видом сказал Мезант.
После уничтожения «Меча Правосудия» его словно покинула часть его энергии, с момента их прибытия на «Светоч» он почти всё время молчал.
— Вы всё ещё переживаете из-за погибших, так ведь? — тихо спросил Доктор с едва уловимой жёсткостью в голосе. — Из-за тех, кто погиб по вашей вине. Кто сгорел в открытом космосе. Из-за этих людей.
— Очень жаль, что они погибли, — отводя взгляд, сказал Мезант, — но это было необходимо.
— Правильно, — сказал Доктор. — Именно так и сказал Гараман. Продолжайте убеждать себя в этом. Правдой оно от этого не станет, но вам на душе станет легче. А когда думаете о смертях, необходимых или нет, напоминайте себе о том, что они не были последними.
— Что?
— О, помяните моё слово, будут ещё жертвы. Это неизбежно, когда у власти находятся такие, как Гараман. Что бы вы там вдвоём ни затеяли, какую бы революцию вы ни приготовили для галактики, она приведёт к смертям. Ко многим смертям. К целым вагонам смертей. Органическим и неорганическим, человеческим и машинным. И я не удивлюсь, если в перекрёстном огне нечаянно пострадают несколько энергетических и газовых существ.
Его губы напряглись:
— Война — это плохо. После войны никто не остаётся невредимым, — он на секунду замолчал. — Поверьте мне.
— Не разбив яйца, — сказал Гараман, — омлет не приготовишь.
— О, — закатив глаза, ответил Доктор. — Точно. А я-то думал, что человек вашего ума придумает оправдание получше.
— Мне не нужно перед вами оправдываться.
— Тогда зачем вы оправдываетесь? Чувство вины? Или боитесь, что Мезант может отказаться от избранного пути? А какая у вас роль в этом, Мезант? Вы тут просто за компанию? Откуда вы, кстати? Я ничего не знаю о вашем виде.
— Я лотапарянин, с Лоты.
— Ну, не знаю, что об этом думают лотапаряне, а я удивлён, что у вас нашлось что-то общее с Гараманом. Ну, не считая вашей общей ненависти к машинам. Отличная штука — ненависть. Близкая родственница страха. И ведь именно в этом всё дело, не так ли? Страх. Страх различий, боязнь иного, страх перед тем, что не понимаешь. Страх перед теми, кто не похож на вас.
— Я не боюсь машин, — спокойно ответил Мезант, когда они заходили в клетку лифта, который повёз их в глубины космической станции. — Просто я хочу, чтобы органическая жизнь — истинная жизнь — заняла в галактике должное место. Я не имею ничего против машин.
— Разумеется, — слегка поддразнил Доктор. — Они должны быть в каждом доме. Они отлично строят и поднимают тяжести, просто должны знать своё место, верно? Лишь бы больше никуда не лезли. Но чем это всё продолжится? Вначале машины, а что потом?
Доктор посмотрел на Гарамана:
— Может быть, вы высоких людей недолюбливаете, Гараман?
Доктор изобразил на лице пренебрежение:
— Избавимся от них, да? О, ещё есть худые люди — мы же не любим тощих, правда? Выслать их всех на остров, пускай среди себе подобных живут. И рептилий. Как вы относитесь к рептилиям, Гараман? — он осмотрел Мезанта с ног до головы. — Какие-то они изворотливые. Любят когда жарко и сухо, в отличие от нас, людей. Мне кажется, им нельзя доверять. Давайте и от них избавимся?
На мгновение у Мезанта расширились глаза.
— И глазом не успеете моргнуть, — завершил Доктор, сложив руки на груди, — как осталась лишь вселенная Гараманов. Маленьких, напуганных, помешанных на власти Гараманов. Все одинаковые, все раздражительные, все винят друг друга в том, что случилось.
Он подался вперёд и посмотрел на Гарамана:
— И когда после всего этого вы посмотрите по сторонам и увидите, что вселенная лучше не стала, что вы сделаете?
— У вас не получится, — процедил сквозь зубы Гараман. — Не удастся настроить Мезанта против меня. Мы с ним работали вместе достаточно долго, чтобы знать, что мы думаем и во что верим. Ваши умные слова это не изменят.
— Не изменят? — вздохнул Доктор. — Ну, что же, не буду тогда и пытаться.
Он опустил руки в карманы и молча уставился в потолок. Лифт опустился к центру управления «Светоча». Когда он проходил сквозь потолок центра управления, Доктор думал о том, сколько сил — машинных сил — было положено на строительство этой станции. Она была размером с небольшой город, построить что-то таких размеров не вызвав ни у кого никаких подозрений было невероятным достижением. Но, как и со многими достижениями, его суть определится тем, для чего оно будет использовано, и на этот счёт он надежд не питал.
Он ещё ничего не сказал Гараману и Мезанту, но штыри в кормовой части станции были подозрительно похожи на конвертеры Бишопа, предназначенные для извлечения энергии из чёрных дыр. Для чего им понадобилось столько энергии?
Они вышли из лифта, и вокруг них загорелись осветители. Они были на широкой круглой платформе, края которой были скрыты в темноте. Кругом были изогнутые панели с приборами, каждая из них была освещена индивидуально. Было ощущение, что это музей, а не центр управления.
— Мило, не находите? — спросил Гараман.
— Ну, как для куска металла… только не обижайтесь, — добавил он, повернувшись к роботу-супермодели, стоявшему рядом с ним, — тут очень мило. Но зачем всё это?
— Освобождение! — драматически произнёс Гараман. — Считайте, что это — жемчужина в раковине станции.
— Вы отказались от метафор про свет и тьму? Могу вас понять — они уже набили оскомину. Итак, теперь мы, значит, перешли на морепродукты? Ладно уже вам, Гараман, расскажите нам, зачем это? В чём же важность этой станции?
Гараман притворно вздохнул.
— Ну, ладно, — сказал он. — Раз уж вы так настаиваете…
— Да-да, настаиваю, — подгонял его Доктор. — Рассказывайте.
— А вы не хотите угадать? Ну же, Доктор, у вас должны быть какие-то мысли. Вы же умный человек.
Доктор удивился:
— То есть вся эта станция это не просто место, где вы спрячетесь? Милая крыша над головой, где вы спрячетесь, пока галактика катится в тартарары?
— Вы же не думаете, что я настолько терпеливый?
— Ну, — рассуждал Доктор, — учитывая, что вы её прятали столько лет в чёрной дыре, у вас должны быть неплохие гравитационные и темпоральные экраны. Вы могли бы собрать всех ваших сторонничков и засесть внутри Сентилли, ждать пока галактика начнёт воевать, машины окажутся побеждены, а затем вы выходите… и — надо же, едва месяц прошёл!
— Это запасной вариант, — признал Гараман. — Но нет. Я не настолько терпелив, Доктор. Тем более, я не уверен, что в случае войны между организмами и неорганизмами победят организмы.
Доктору секунду подумал, потом пожал плечами:
— Нет, других идей у меня нет. Давайте, выкладывайте. Для чего эта станция?
— Вы меня разочаровали Доктор, очень разочаровали.
— Хватит уже злорадствовать, — отрезал Доктор. — Это некрасиво. Неудачный день у всех бывает.
Гараман на секунду задумался, а затем кивнул и подозвал робота-супермодель. Тот молча подошёл.
— Доступ «Гараман AC001», — сказал Гараман роботу.
Робот поднял правую руку ладонью вверх и закатил рукав безупречно сшитого пиджака. На руке раскрылась длинная тонкая панель. Зашипев сжатым воздухом, оттуда поднялся тонкий полосатый жёлто-чёрный цилиндр. Гараман взял его, панель закрылась, и робот опустил руку.
— Это, — сказал Гараман, передавая цилиндр Мезанту, который прикоснулся к нему трясущимися пальцами, — активатор.
Доктор проворно вынул из внутреннего кармана пиджака очки и надел их. Нацепив их на нос, он поправил их пальцем и посмотрел на устройство.
— Активатор?
Гараман улыбнулся словно кот, который только что поймал самую большую и сочную мышь. И обнаружил, что внутри у неё сметана. Он повернулся к Мезанту и отдал ему цилиндр.
— Сколько это займёт? — спросил Гараман.
— Около получаса, — ответил Мезант, распевая от волнения.
Похоже, он уже забыл о всех погибших. Доктору внезапно стало очень грустно.
— Значит, полно времени, чтобы рассказать вам подробности, — радостно сообщил Гараман Доктору.
Он повернулся к Мезанту, державшему активатор всё ещё дрожащими пальцами:
— Иди, я подойду позже.
Бросив последний взгляд на Доктора, Мезант пошёл вверх по широкой спиральной лестнице в дальнем конце платформы. Доктор посмотрел туда, где лестница поднималась к верхней площадке, но темнота не позволяла ничего рассмотреть.
— И куда он пошёл? В более уютное место?
— Пошёл устанавливать и калибровать активатор, — Гараману было так весело, что он чуть в ладоши не хлопал. — Ах, да! Я же собирался рассказать вам, что делает активатор!
— Ну, наконец-то, — закатил глаза Доктор. — Ваш супер-план.
— Да, — раздался из темноты знакомый голос. — Расскажите нам о вашем супер-плане, Гараман. Нам всем интересно.
Из окружающей платформу тени вышла Донна, а за ней Буни, Келлика, Мама, и маленький робот с Хлама, угрожавший там Доктору.
— Донна!
— Доктор! — засмеялась Донна.
— Рад тебя видеть, — широко улыбаясь, сказал Доктор, — хотя могла бы и поторопиться. От тебя, Рыжей Богини, я ожидал большего.
— Хватит уже об этом, — сказала она. — И вообще, я всегда вовремя.
Тем временем Буни вынул из кобуры пистолет и навёл его на Гарамана.
— Но Гараман ведь только что собирался рассказать мне о своём плане покорения всего мира, так ведь? — Доктор повернулся к Гараману, который в ответ лишь сверкнул глазами, явно не зная, как действовать дальше.