серьезные. Очень хорошо, что они хотели изменить мир, но я не хотела быть для них подопытным кроликом. Ну а потом пошли конфликты с пастором, я же безотцовщина.
– Да, понимаю.
– В этом суть религии – жить, оправдывая надежды, возложенные на тебя большим папочкой с небес.
– И кто у нас философ-любитель?
– Спокойно, это теология. Короче, со мной это не сработало. Я думала, что очень хочу равновесия и стабильности, а они оказались смертельно скучными. Ну я и развернулась на сто восемьдесят градусов.
– Попала в дурную компанию.
– Я сама стала дурной компанией, – усмехается Кирби.
– Под воздействием панк-рока. – Дэн шутливо поднимает полупустую бутылку, провозглашая тост.
– Это точно. Я видела немало людей под наркотой. Тот мужик таким не был. – Кирби замолкает.
Но Дэн разбирается в такого рода паузах. Это как стакан, балансирующий на самом краю стола вопреки законам физики. Вот только есть одно «но»: гравитация побеждает всегда.
– Есть еще кое-что. В полицейских отчетах, но в газеты не попало.
«Вот оно!» – подумал Дэн.
– Так часто делают: опускают важные детали, чтобы развести звонки сумасшедших и действительно важные зацепки.
Он допивает остатки пива, избегая смотреть ей в глаза и боясь слов, которые вот-вот сорвутся с ее губ, и чувствуя, как растет в горле комок вины за то, что он так и не удосужился прочитать заключительные статьи по делу.
– Он кинул в меня чем-то. После того как… Зажигалка, черная с серебром, винтажная такая, в стиле арт-нуво. С гравировкой «В. Р.».
– Тебе это о чем-нибудь говорит?
– Нет. Полицейские пытались соотнести с возможными подозреваемыми или жертвами.
– Отпечатки?
– Были, конечно, но смазанные и непригодные. Как всегда.
– Может, какой-нибудь дряхлый скупщик краденого, если пальчики были в базе.
– Их не смогли идентифицировать. И еще, предвосхищая твой вопрос: я уже обзвонила по телефонному справочнику всех В. Р. в Чикаго и окрестностях.
– Ничего больше не известно?
– Я описала зажигалку коллекционеру на рекламной презентации, и он сказал, что это, скорее всего, «Ронсон принцесс делайт». Не самая редкая штучка, но тянет на пару сотен баксов. Он показал мне одну из той серии, 1930-х или 1940-х годов. Сказал, что может продать за двести пятьдесят долларов.
– Двести пятьдесят баксов? Мне пора менять работу.
– «Бостонский душитель» связывал девушек нейлоновыми чулками. «Ночной преследователь» оставлял на месте преступления пентаграммы.
– Ты слишком увлеклась темой. Так свихнуться можно, постоянно копаясь у них в головах.
– А иначе выдворить его из своей собственной не получается. Задай мне любой вопрос. Обычно они начинают в возрасте от двадцати четырех до тридцати лет и продолжают убивать, пока их не поймают. Как правило, это белые мужчины. У них ярко выраженный недостаток эмпатии, что обычно проявляется в виде либо асоциального поведения, либо очарования, основанного на предельном эгоцентризме. Богатая история насилия: кражи со взломом, издевательство над животными, неблагоприятные семьи, трудное детство, сексуальное преследование. И отсюда не следует, что они изгои. Некоторые были уважаемыми членами общества, с семьей и детьми.
– Да, и соседи всегда в шоке: ведь они улыбались, махали ручкой милому парню из дома рядом, пока тот выкапывал у себя во дворе пыточную камеру. – У Дэна в душе есть специальное укромное место для презрения к людям, которые никогда не вмешиваются. Оно появляется, когда видишь слишком много случаев домашнего насилия. А по статистике это самое распространенное преступление.
Кирби подходит и присаживается на диван рядом с ним, пружины жалобно скрипят. Вытягивает руку, чтобы взять оставшуюся бутылку пива, но тут вспоминает, что оно безалкогольное. Потом все-таки берет. Предлагает:
– Поделимся?
– Нет, мне хватит.
– Он сказал, что это от него на память. Не мне, конечно, – у мертвых памяти нет. Он имел в виду родственников, или копов, или общество в целом. Это он так насмехается над миром. Потому что уверен, что мы его никогда не поймаем.
Впервые за все время в ее голосе звучит надтреснутость, и Дэн старается тщательно подбирать слова. Как все-таки странно вести подобный разговор на фоне взлетающих с трамплина лыжников в немом телевизоре.
– Не обижайся, но я хочу тебе сказать, – начинает он, потому что понимает, что должен это сделать. – Это не твое дело, детка, бегать и ловить убийц.
– Значит, просто не обращать внимания? – Она опускает обмотанный вокруг шеи шарф в черно-белый горошек и обнажает шрам через всю шею. – Ты это хочешь сказать, Дэн?
– Нет, конечно.
«Ты никогда не сможешь забыть. И никто не сможет. Просто перешагни через это, иди дальше», – обычно говорят в таких случаях. Но в этом убогом мире разные дебилы говорят так чуть ли не каждый божий день, и от этих слов уже блевать хочется.
Он возвращается к теме разговора:
– Ладно, значит, в этих вырезках ты пытаешься найти упоминание о подобных вещицах? Антикварных зажигалках?
– Именно. – Девушка поправляет шарф. – Правда, они не антикварные, им меньше ста лет. Винтажные.
– Умничаешь? – Дэн рад, что разговор вышел из эмоционально опасной зоны.
– Но заголовок-то прекрасный.
– «Винтажный убийца». О да, замечательный.
– Вот именно.
– Даже не думай! Я помогаю тебе, но снова ворошить осиное гнездо не собираюсь. Я пишу о спорте.
– Это выражение мне всегда казалось очень интересным. Осы, пчелы пожужжат и покажут-таки самый короткий путь.
– Я этот путь пока не вижу. Через девять часов я улетаю на несколько недель в Аризону, смотреть, как мужики гоняют мяч. А ты поработай! Просмотри все старые дела и постарайся сформулировать для библиотекарей конкретную задачу поиска. Необычные предметы, оставленные на телах жертв, странные вещи на месте преступления – поищи в этом направлении. Что-нибудь подобное нашли на теле Мэдригал?
– В газетах ничего такого не упоминается. Я пыталась связаться с ее родителями, но они переехали и сменили номер телефона.
– Хорошо. Это дело закрыто, так что файлы поступили в открытый доступ. Нужно уточнить в суде. Попробуй поговорить с ее друзьями, свидетелями. Может, удастся выйти на обвинителя.
– Поняла.
– Еще нужно дать объявление в газету.
– «Разыскивается серийный убийца, одинокий белый мужчина – для развлечений и пожизненного приговора». Уверена, он сразу откликнется.
– Ну, разбушевалась.
– Как ты любишь старомодные выражения!
– Объявление для родных и близких тех, кто пострадал. Может быть, они запомнили что-то из того, что не заинтересовало полицию.
– Правильно, Дэн! Спасибо тебе!
– Но не думай, что это освобождает тебя от практики. Пришлешь мне факс в гостиницу с последними данными по игрокам. И буду спрашивать, как устроен бейсбол.
– Легко устроен: мяч, биты, голы.
– Тьфу!
– Шучу! Но не думаю, что далека от истины.
Некоторое время они сидят молча и наблюдают за спортсменом в блестящем голубом спортивном костюме и шлеме. Он, сидя на корточках, стремительно несется вниз по почти вертикальному склону на силиконовых дощечках и постепенно выпрямляется, готовясь к прыжку вверх.
– Кто это вообще придумал? – недоумевает Кирби.
И Дэн согласен с ней. Возвышенность и бессмысленность человеческих дерзаний.
Зора28 января 1943
Над прериями воспарили железобетонные конструкции кораблей; полностью снаряженные, они готовы покинуть доки и отправиться прочь от замерзших кукурузных полей. Спустятся по реке Иллинойс, войдут в Миссисипи, пройдут мимо Нового Орлеана и направятся к Атлантике. Пробороздив океан, корабли причалят к вражеским берегам на другом конце света, от поворота рычага распахнутся двери грузовых отсеков в носовой части, словно подъемный мост, опустится рампа и в ледяной прибой, на линию огня выгрузятся люди и танки.
На верфях компании «Чикаго бридж энд айрон» строят очень хорошие корабли и уделяют много внимания деталям, как и раньше, до войны, когда делали водонапорные башни. Но сейчас они так спешат, что не успевают давать им имена: спускают на воду по семь судов в месяц; грузовой отсек вмещает 39 танков модели «Стюарт лайт» и 20 «Шерманов». Верфь работает круглосуточно: лязгающий, бряцающий, скрипящий, скрежущий конвейер, с молниеносной быстротой выплевывающий танко-десантные корабли.
Работают всю ночь напролет: мужчины и женщины: греки, поляки, ирландцы, но негров нет (в Сенеке дискриминация негров еще сильна).
Сегодня спускают один из кораблей. Важная дамочка в элегантной шляпке из объединенной службы организации досуга войск разбивает бутылку шампанского о нос LST-217. Его мачта пока сложена на палубе. Все присутствующие аплодируют, свистят и топают ногами, пока корабль водоизмещением в 5500 тонн сходит с рампы боком из-за узости реки Иллинойс. Входит в воду левым бортом, гоня барашки, словно от пушечных выстрелов, которые постепенно перерастают в огромную волну, так что судно тяжело переваливается с боку на бок, пока не выровняется.
А ведь это для корабля уже второй спуск. В первый раз он дошел до Миссисипи, но там сел на мель, и его пришлось отбуксировать в родной док на ремонт. Но это неважно. Под любым предлогом устроим вечеринку! Мораль взмывает ввысь, как флаг на мачте, когда знает, что впереди выпивка и танцы.
Почти все из рабочей команды сошли на берег вечером, чтобы ночью праздновать и веселиться, но Зора Эллис Джордан с ними не пошла. Вечеринки теперь не для нее: у нее – четверо детей и нет мужа, который уже никогда не вернется с войны, потому что его корабль торпедировала подкравшаяся подлодка. Морское командование прислало ей его жалованье и документы на память. К медали его не представили из-за черного цвета кожи, но правительство написало письмо с выражением глубочайших соболезнований и благодарности за проявленную отвагу на службе государству в должности судового электротехника.