– Позволь мне остаться! Ты же не знал. И никто не узнает! Я сделаю операцию. Правда, Джои! Пожалуйста…
– Ты понимаешь, что с нами сделают, если кто-нибудь увидит? Или Мисс Мэгпай всех просветит? Ты уже достаточно ее рассердила, она вполне может.
– Но мы можем быстро сняться в другой город. И уже делали так, когда Микки трахнул дочку кассира в Бертоне.
– Это другое, принцесса. Людям до определенной степени нравится, когда их обманывают. Нас с треском выгонят из города, может дойти до линчевания. Всего лишь и надо, чтобы какая-нибудь деревенщина подглядела, как ты обматываешься, или клиент засунул руку тебе под юбку, прежде чем Бобби придет на помощь твоему доброчестию.
– Тогда я не буду выступать. Могу разносить конфеты, убирать, готовить, помогать девушкам переодеваться между выступлениями, накладывать грим…
– Мне очень жаль, Элис, это семейное шоу.
Она не может совладать с собой. Всхлипывая, вылетает из вагончика, словно голубица из рукава фокусника, и прямо к нему в руки.
– Эй, душечка, осторожнее! С тобой все в порядке?
Она глазам своим не верит. Значит, он ждал ее? Элис пытается заговорить, но из груди вырываются лишь судорожные всхлипы. Она закрывает лицо руками, и он крепко прижимает ее к своей груди. Никогда раньше ей не приходилось испытать этого изумительного чувства своей нужности кому-то. Она смотрит ему в лицо. Его глаза блестят, словно наполняются слезами.
– Не надо, – объятая немыслимой нежностью, Элис дотрагивается своими длинными, тонкими пальцами (девчачьими пальцами, как всегда говорил дядя) до его щеки. Он безумно нравится ей. И сам тронут до глубины души. Она чувствует это, прижимается к его губам. Они горячи, и дыхание отдает карамелью – успевает почувствовать Элис, прежде чем он отодвигается, удивленный и взволнованный.
– Ты – поразительная девушка.
По тону она понимает, что его терзают сомнения. А в ее голове непрерывно стучит: «Не думай ни о чем. Поцелуй меня еще раз. Я вся твоя».
Может, он обладает какими-то уникальными способностями, как, например, Луэлла? Он будто услышал ее призыв и принимает решение:
– Давай убежим вместе, Элис! Нам необязательно заниматься этим.
С ее губ уже готово сорваться «да!», но вмешивается Джои. Его темный силуэт вырисовывается на фоне дверей фургона:
– Какого черта вы делаете?
Незнакомец выпускает ее из рук. Джои тяжело бежит по ступенькам, тряся в воздухе своей нелепой тростью с «изумрудным» набалдашником.
– Наше шоу совсем другого рода, приятель. Убери-ка руки!
– Это не ваше дело, мистер.
– Ну, извини. Я что, непонятно, мать твою, выразился? Убери руки, быстро!
– Не надо, Джои, все в порядке, – говорит Элис, испытывая спокойствие, от которого кружится голова.
– Прости, принцесса. Перестраховался. Так и не заметишь, как каждый начнет права качать.
– Все в порядке, – произносит ее возлюбленный, поправляя шляпу, как бы защищаясь от нападок Джои.
И тут Элис понимает, что он сейчас уйдет. Испугавшись, она хватает его за руку:
– Не уходи, не оставляй меня!
Он легонько хлопает ее по щеке:
– Я приду за тобой, Элис. Обещаю!
Кирби27 августа 1992
Кирби размещает объявление первую субботу каждого месяца и каждый четверг забирает корреспонденцию из почтового ящика. Иногда там оказывается всего одно-два письма. Однажды она получила шестнадцать с половиной (если считать за половину открытку с непристойной руганью).
Когда Дэн в городе, она идет к нему, и они вместе просматривают почту. Сегодня он шумно возится на кухне – готовит для нее зубатку с картофельным пюре, а она сидит и разбирает «улов».
Первым делом нужно рассортировать ответы по категориям: сочувствующие, но бесполезные, потенциально интересные и совсем ненужные.
Во многих письмах люди делятся своими переживаниями, рассказывают драматические истории. Например, один мужчина написал о своей сестре, которая была убита шальной пулей из проезжавшего мимо автомобиля во время вооруженного нападения, – восемь страниц с обеих сторон мелким почерком. На месте убийства найден объект, который необычным не назовешь: гильзы от патронов.
Некоторые письма можно отнести, скорее, к пограничной категории. Женщина рассказывает, что после трагически закончившегося ограбления их квартиры к ней приходит дух матери и напоминает, что нужно покормить кошку. Молодой парень, у которого погибла подруга, обвиняет себя: если бы он отдал грабителям часы, ружье не выстрелило бы, и девушка осталась бы жива. Теперь ему часы мерещатся повсюду: в журналах, на витринах магазинов и досках объявлений, у людей на руках. Он даже спрашивает, не Божье ли это наказание?
На такую корреспонденцию Кирби обычно отвечает коротенькими, но искренними и теплыми письмами: благодарит, часто вкладывает в них объявления о ближайших комитетах и группах поддержки жертв криминальных преступлений, которые добывает для нее Чет.
За все эти месяцы пришло всего два письма, где упоминались необычные предметы. На шее убитой возле ночного клуба девушки был старинный русский крест. Письмо написал ее русский парень, судя по всему наркоторговец. Он просил Кирби от его имени обратиться в полицию с просьбой вернуть крест, потому что он позаимствовал его у матери, а сам пойти в полицию не мог, так как девушку убили из-за его делишек.
Вторая жертва – подросток, найденный в туннеле, где тусуются скейтеры; его забили насмерть, во рту был зажат игрушечный оловянный солдатик. Обезумевшие от горя родители сидели в гостиной на диване, покрытом перуанским пледом; они крепко держались за руки, словно боясь оторваться друг от друга. Единственное, чего они хотели, это получить ответ на вопрос: за что? Что их мальчик сделал, чтобы его так наказали? Для Кирби встреча с ними была мучительной.
– От Джея сегодня есть снимки? – спрашивает Дэн, заглядывая ей через плечо.
Джей – их постоянный корреспондент, который регулярно присылает фотографии «художественных оформлений смерти» девушки с рыжими волосами и густым макияжем. Это изображения либо самой Джей (если за сокращением скрывается девушка), либо подруги автора. На одной фотографии она изображает утопленницу в пруду: в пышном белом платье, с длинными распущенными волосами, плавающими вокруг головы. На другой – в черном кружевном наряде, перчатках до локтя, в руке зажата белая роза, девушка плавала в луже крови, напоминающей краску.
Сегодня тоже пришел черный конверт. На фото Джей сидит на кожаном стуле, раздвинув ноги, на ней чулки с кружевной резинкой и военные ботинки; голова запрокинута назад, сзади на стене красное пятно, револьвер вот-вот выскользнет из ослабевших пальцев с превосходным маникюром.
– Готова спорить, это какой-нибудь студент-живописец, – злится Кирби.
Они никогда не отвечают автору, но он не упускает случая послать им очередную извращенную фантазию.
– Да уж получше, чем студенты-киношники, – мимоходом, не поднимая головы от разделочной доски с рыбой, комментирует Дэн.
Кирби усмехается:
– Все не дает тебе покоя?
– Что именно?
– Вопрос, спала ли я с ним.
– Конечно, спала. Первая любовь. Мы все через это проходили.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Это не мое дело, – пожимает он плечами с равнодушным видом, и это очень задевает Кирби (она не может признаться в этом даже себе самой).
– Ну и замечательно. Тогда я тебе не скажу.
– В любом случае, я считаю, тебе не стоит соглашаться на этот документальный фильм.
– Ты что, шутишь? Один раз я уже отклонила приглашение в шоу Опры.
– Вот черт! – Сливая картошку, Дэн обжигается паром. – Правда? Я не знал.
– Это мама… Я еще лежала в больнице, а ее тогда доставали журналисты. Она говорила, что они все придурки: толпами ломились прямо в палату брать интервью либо даже не перезванивали о встрече.
– Вот как, – Дэна охватывает чувство вины.
– Было много предложений участвовать в разных ток-шоу. Но это же вуайеризм форменный. Понимаешь? Это была одна из причин, почему я решила сорваться с места. Уехать и избавиться от всего.
– Я понимаю.
– Так что можешь не беспокоиться. Я сказала Фреду, куда засунуть свой документальный проект.
Кирби подносит к носу конверт персикового цвета:
– Так хорошо пахнет. Это плохой признак?
– Очень хочется верить, что для оценки ужина это не знак.
С легкой усмешкой на губах Кирби открывает конверт и вытаскивает два листа старомодной почтовой бумаги, исписанных с обеих сторон.
– Давай читай, – предлагает Дэн и начинает мять картофель в пюре: очень старается, чтобы комочков не осталось.
Уважаемая КМ!
Даже странно, что я пишу это письмо; скажу прямо, решилась не сразу, но Ваше объявление (несколько неточное, по моему мнению) навело меня на мысль о его связи со старой семейной тайной, которая давно не дает мне покоя, хотя события не совпадают с периодом времени, который Вы указываете.
Мне немного тревожно от того, что я собираюсь поделиться с Вами личной информацией, не имея четкого представления о Ваших намерениях. Какую цель Вы преследовали, разместив такое объявление? Исследование или нездоровое любопытство? Может быть, Вы – следователь чикагского отделения полиции или же аферист, спекулирующий на человеческом горе?
Однако я прерываю на этом свои размышления, потому как решила воспользоваться предоставленной Вами возможностью, сознавая, однако, некоторую рискованность моего решения. И все же я надеюсь, что, прочитав это письмо, Вы найдете возможность на него ответить, хотя бы для того, чтобы прояснить свои намерения.
Меня зовут Нелла Овусу, в девичестве Джордан. Мои родители погибли во время Второй мировой войны: отец – за границей, в составе действующей армии, а мать – в Сенеке, зимой 1943-го, став жертвой жестокого, но так и не раскрытого убийства.
Мы с братьями и сестрами воспитывались в детских домах и приемных семьях, однако, став взрослыми, сумели восстановить родственные связи. Они считают, что я придаю этому слишком большое значение. Но это неудивительно: я старшая из детей и лучше других помню маму.