Все подчиняется физике. Хвост раскачивался при ходьбе. На любое действие найдется противодействие.
Из его шеи все еще торчит нож. Он так глубоко застрял в позвоночнике, что в будущем ветеринару придется вырезать его хирургически, из-за чего судмедэксперты не смогут снять отпечатки. Но только поэтому мужчина не смог его вытащить и закончить начатое.
«Пожалуйста, нет», – хочет сказать она, но слишком сильно рыдает.
Дэн24 июля 1992
В зале «Дримерз» душно до жути. А еще громко. Концерт еще даже не начался, а Дэн уже успел возненавидеть всю группу. Вот что это за название – «Нэйкед Рэйган»? «Голый бластер», мать вашу. И когда нарочитая неряшливость вошла в моду? У сцены безумно долго расхаживают небритые мужики с замызганными бородами и в черных футболках, а потом выходит сама группа. Что забавно, одеты они аккуратнее, но подключают и настраивают свои гитары все так же неспешно.
Ботинки липнут к полу. Еще бы – он залит пивом, и повсюду валяются окурки. Но здесь лучше, чем на балконе второго этажа, где пол выложен настоящими надгробиями, а стены в туалете обклеены плакатами и листовками. Среди них есть совсем странные, вроде фотографии женщины в противогазе и на каблуках. По сравнению с ней ребята на сцене выглядят очень даже нормальными.
Дэн сам не понимает, что здесь забыл. Но его позвала Кирби – сказала, что в одиночку видеться с Фредом будет неловко. Да уж, еще бы. Она назвала его своей первой любовью. Что совершенно не прибавило Дэну энтузиазма.
Фред совсем еще молодой. И глупый. Зачем вообще встречаться со своим бывшим парнем, особенно когда парень этот учится на кинематографиста? Они только это и обсуждают. Фильмы, о которых Дэн даже не слышал. Что бы ни думала его бывшая жена, до необразованного чурбана ему далеко. Но Кирби с Фредом давно ушли от артхауса и погрузились в совсем непонятную экспериментальную дичь. Что хуже, Фред все время пытается вовлечь его в разговор – он хороший парень, но это вовсе не значит, что он достоин встречаться с Кирби.
– Ты знаком с Реми Бельво? – спрашивает Фред. Его волосы темнеют на голове короткостриженым ершиком. Образ дополняют козлиная бородка и подбешивающий пирсинг, торчащий под губой, как металлический прыщ. Дэну хочется его выдавить. – Он застрял в Бельгии, денег практически нет. Но какие же у него осознанные работы. Такие настоящие. Он буквально вживается в роль.
Дэн подумывает вжиться в роль бейсболиста и заехать кое-кому по лицу битой – так, для примера.
К счастью, начало концерта спасает его от разговора, а Фреда – от безвременной кончины. Мистер Первая любовь вопит как слабоумный, отдает пиво Дэну и проталкивается ближе к сцене.
Кирби, склонившись, что-то кричит ему на ухо. Бла-бла-бла-месть.
– ЧТО? – орет он в ответ и держит свой лимонад как распятье. (Разумеется, слабоалкогольных напитков в клубе не продают.)
Кирби надавливает большим пальцем Дэну на выпирающий хрящик уха, заглушая шум, и повторяет:
– Считай, что это месть за все матчи, на которые ты меня затащил!
– МЫ ХОДИМ ТУДА ПО РАБОТЕ!
– Сюда тоже. – Кирби радостно ухмыляется, потому что она каким-то невероятным образом умудрилась выбить у Джима из отдела «образа жизни» разрешение написать статью про концерт. Дэн бесится. Он должен радоваться, что она наконец-то занимается тем, что ей действительно интересно, а в итоге просто ревнует. Но не в том смысле – это уже совсем бред. Просто он к ней привык. Если она уйдет в другой отдел, он не сможет звонить ей с другого конца страны посреди выездного матча, чтобы узнать свежие слухи о травмах и новости о поставленных кем-то рекордах. И уж тем более не сможет сидеть рядом с ней на диване, пока она смотрит записанные на кассеты старые игры, подвернув под себя ноги, и то и дело бросается хоккейными и баскетбольными терминами, чтобы его позлить.
Еще и Кевин на днях его поддразнил:
– Что, втюрился в нее, что ли?
– Нет, – ответил он. – Просто мне ее жалко. Защитить хочется. Чисто отцовские чувства.
– Ага. Хочешь ее спасти, значит.
Дэн тогда только фыркнул.
– Ты бы так не говорил, если бы с ней пообщался.
Вот только это не объясняет, почему он вспоминает о ней, когда выплескивает раздражение в одиночестве своей двуспальной кровати, фантазируя о скопище голых женщин. От смеси стыда со смущением пропадает все настроение – а потом возвращается, и он чувствует себя последней скотиной, но все равно представляет, каково было бы целовать ее, прижимать к себе, уложив руки на спину, касаться груди, ласкать языком… Господи.
– Трахни ее, и дело с концом, – философски советует Кевин.
– Она мне не нравится, – говорит ему Дэн.
Но работа есть работа. Она пришла не на свидание с Фредом, а собирать материал для статьи. Просто мелкий самодовольный придурок оказался в Чикаго, и встретиться им было удобно именно сегодня. Дэн будет утешать себя этим – если, конечно, переживет «музыкальное» насилие, которому подвергаются его уши.
Он косится на чипсы, которые несет официантка – очаровательная рыжая девушка с забитыми татуировками руками и кучей пирсинга в разных местах.
– Не советую, – говорит Кирби, снова зажимая ему ухо. «Трагус», – неожиданно вспоминает он. Вот как называется этот маленький хрящик. – Еда тут не супер.
– Откуда ты знаешь, может, я на официантку смотрел? – кричит Дэн в ответ.
– Сомневаюсь. У нее пирсинга больше, чем на сборище любителей степлеров.
– Да, не в моем вкусе!
Он вдруг понимает, что не занимался сексом уже – так, он сейчас подсчитает – год и два месяца. В последний раз ему повезло на свидании вслепую – он понравился Эбби, администраторше ресторана. По крайней мере, он так подумал, но она больше ему не звонила. Он потом тысячу раз прокручивал события того вечера в голове, пытаясь понять, что же пошло не так. Анализировал каждое слово, потому что секс-то был замечательным. Видимо, он слишком часто упоминал Беатрис. Не успел отойти от развода. Зря он вообще в это полез. Думал, что путешествия предоставят ему массу возможностей, а оказалось, что женщины любят, когда за ними долго ухаживают, а одному быть далеко не так просто.
Он до сих пор иногда проезжает мимо дома, где живет Беатрис. Ее адрес есть в телефонной книге, так что ничего ужасного в этом нет. Правда, он так ни разу и не нашел в себе силы ей позвонить, хотя бесчисленное множество раз набирал номер.
Он ведь пытался, правда. Наверное, сейчас бы она им гордилась: вот он, пришел в клуб на концерт, пьет лимонад в компании двадцатитрехлетней девушки, пережившей попытку убийства, и ее первого парня.
Они бы могли об этом поговорить. Они ведь давно исчерпали все темы для разговоров. Дэн знает, что сам виноват. Он вываливал все, что Харрисон не разрешал отправить в печать, – так ему становилось легче. Делился самыми отвратительными деталями – и самыми грустными, что куда хуже. Проигранные суды, зашедшие в тупик расследования, дети, которые пытались закончить школу, но из-за матерей-наркоманок оказывались на улице, потому что идти было некуда. Разве могла она бесконечно слушать про все эти ужасы? Сейчас-то он понимает, как оплошал. Банальная истина: такими вещами нельзя делиться. Нельзя втягивать близких людей. Зря он признался, что ей угрожали. Зря показал пистолет, который купил для защиты. Вот тогда она искренне испугалась.
Надо было сразу идти к психотерапевту (ага, конечно). Надо было прислушаться к ней. Может, тогда бы он сразу услышал, как она говорит про Роджера, плотника, который делал им шкафчик под телевизор. «Да он, погляжу, просто Иисус какой-то», – говорил Дэн. Ну, что? Он и сотворил чудо. Увел ее прямо у него из-под носа. И она забеременела – в сорок шесть лет! Значит, проблема была в Дэне. Это его головастикам не хватало рвенья. Но он думал, она давно с этим смирилась.
Может, проводи они больше времени вместе, и все сложилось бы по-другому. Дэн мог бы сводить ее в «Дримерз». (Господи, как же эта «з» его бесит.) Да куда угодно еще. Послушать блюз в «Грин Милл». На прогулку вдоль озера, на пикник в парке – черт, надо было купить билеты на Восточный экспресс и поехать колесить по России. Им нужна была романтика, приключения, а вместо них они завязли в однообразном быту.
– Ну как тебе? – орет Кирби ему на ухо. Она подпрыгивает на носочках, как обезумевший кролик, музыке в такт. Если, конечно, можно назвать музыкой какофонию, доносящуюся со сцены.
– Ух! – кричит он в ответ. Народ перед ними буквально напрыгивает друг на друга.
– Ух как круто или ух как плохо?
– Потом скажу, а то я до сих пор слов разобрать не могу! – И, честно сказать, вряд ли сможет.
Она демонстрирует ему большие пальцы и кидается в гущу моша. Иногда над толпой мелькает ее дикая прическа или ежик волос Фреда.
Дэн наблюдает за ними, потягивая лимонад – щедро насыпанный лед давно растаял, так что в стакане осталась одна вода, слегка попахивающая лимоном.
Спустя сорок пять минут самого концерта и один выход на бис Кирби с Фредом возвращаются. Они промокли от пота, но улыбаются и – у Дэна обрывается сердце – держатся за руки.
– Есть хочешь? – спрашивает Кирби, осушая остатки его лимонада, от которого остался один только растаявший лед.
В итоге дорога приводит их в «Эль тако чино», набитый запоздалым народом из всевозможных клубов и баров. Здесь подают мексиканскую кухню, и Дэн давно не пробовал ничего вкуснее.
– О, кстати, Кирби, – говорит Фред, как будто мысль только что пришла в голову. – Может, снимешь документалку? Про то, что с тобой случилось. Ну, и про себя с матерью. Я подсоблю, одолжу на кафедре оборудование, даже поживу здесь пару месяцев. Будет здорово.
– Уф, – отдувается Кирби. – Даже не знаю…
– Сомнительная затея, – вклинивается Дэн.
– Прости, напомни-ка, что ты знаешь про хорошие фильмы? – интересуется Фред.
– Я знаю, как работает уголовное право. Дело Кирби еще открыто. Если того урода поймают, суд может счесть, что фильм ущемляет его интересы.