– Очень вкусная рыба, – отвечает она.
Харпер10 апреля 1932
Впервые в жизни Харпер не хочет кого-то убивать. А все из-за того, как та ярмарочная девчонка поцеловала его – с любовью, надеждой и страстью. Разве желать любви – это плохо? Однако он знает, что тянет время, пытаясь отложить неизбежное. Он должен охотиться за ней в будущем, а вместо этого прогуливается по Стейт-стрит как ни в чем не бывало.
И кто бы мог подумать? Он натыкается на знакомую медсестричку, разглядывающую витрины рука об руку со своим новым мужчиной. Она чуть поправилась, и пальто у нее поновее. «А ей идет», – думает он и распознает в своих мыслях ревность. Ее ухажер ему тоже знаком: тот самый доктор из больницы, с львиной гривой волос и в хорошем кашемировом шарфе. В последний раз Харпер видел его в 1993-м, когда нашел мертвым в помойке.
– Привет, Этта, – говорит Харпер, придвигаясь слишком уж близко, практически наступая на ноги. Так он чует ее парфюм: цитрусовый, сладкий. Как у шлюхи. Как раз для нее.
– Ох, – выдыхает Этта, и на лице ее мелькают узнавание и обида, которые быстро сменяет злорадство.
– Ты его знаешь? – неуверенно улыбается врач.
– Вы мне ногу лечили. Значит, не помните меня, док? Как жалко.
– А, да, – тут же отзывается он, будто сразу же его вспоминает. – И как нога, голубчик?
– Прекрасно. Почти не пользуюсь костылем. Хотя иногда он очень мне помогает.
Этта поближе прижимается к доктору, явно пытаясь досадить Харперу.
– А мы тут в театр идем.
– И ты даже не потеряла туфлю, – замечает Харпер.
– О да, я в них еще потанцую, – фыркает Этта.
– Не уверен, что мы успеем на танцы, – говорит доктор, путаясь в их разговоре. – Но если ты хочешь, то почему бы и нет?
Он смотрит на Этту, будто не знает, правильно ли ответил. Харпер знаком с такими мужчинами – женщины вертят ими как могут. Они думают, что самые главные, а на самом деле сделают все, чтобы произвести впечатление, и даже не представляют, к чему это может привести.
– Ну, не буду мешать. Мисс Этта. Доктор. – Харпер кивает им и уходит, не дожидаясь, пока мужчина придет в себя.
– Была рада увидеться, мистер Кертис! – через плечо отзывается Этта. Перестраховывается – или просто подначивает его.
Следующим вечером он дожидается, пока добрый доктор закончит работать, и следует за ним до дома. Говорит, что хочет позвать на ужин – поблагодарить за лечение. А когда тот вежливо отказывается от приглашения, Харпер достает новый нож и силой приводит его к Дому.
– Мы на секундочку, – говорит он, заставляя мужчину пригнуться, проходя под прибитыми досками, закрывает дверь, а потом открывает ее в будущее, шестьдесят лет спустя.
Судьба доктора предопределена – он даже не сопротивляется. Только слегка. Харпер приводит его к помойным бакам, а потом душит собственным же шарфом. Сложнее всего оказывается затолкнуть его внутрь.
– Ты не волнуйся, – говорит он лиловому трупу, – скоро я принесу тебе друга.
Дэн11 сентября 1992
Самолеты дают перспективу. Позволяют взглянуть на мир под новым углом. Земля кажется совсем крохотной, далекой, как девушка, оставшаяся где-то внизу, – она такая же нереальная, как мазки облаков, проплывающие по синему небу.
Здесь совсем другой мир, и он подчиняется строгим правилам. Все знают, что делать в случае катастрофы. Достать спасательный жилет. Надеть кислородную маску. Приготовиться к столкновению. Как будто это поможет, если самолет загорится. Ах, если бы только в остальных сферах жизни действовали такие простые плацебо!
Пристегните ремень безопасности. Верните раскладной столик в исходное положение. И не заигрывайте со стюардессами, дорогой пассажир, особенно если вы уже немолоды, у вас нет густых волос и, желательно, места в бизнес-классе, где можно поудобнее переставить ноги, раз уж хватает пространства, и продемонстрировать всем свои блестящие ботинки и хлопковые дизайнерские носки.
Все, больше Дэн ни за что не полетит в первом ряду эконома, откуда прекрасно слышно, как за занавеской предлагают шампанское и доносится запах настоящей еды, а не размокших рулетиков с индейкой. Особенно ночным рейсом.
– Да они просто издеваются, – бормочет он Кевину. Но Кевин не слышит, потому что сидит в наушниках, из которых доносятся низкие басы, из-за искажения звучащие даже хуже самой музыки, и листает бортовой журнал, забитый рассказами о дорогущих отелях. В итоге Дэн остается наедине с мыслями, которых так пытается избежать. Потому что думает он только о ней.
Отвлечься надолго не получается. Он начинает работать над статьей, погружается в игровую статистику (люди, считающие спорт хобби для дураков, явно никогда не рассчитывали средние показатели попаданий по мячу и количество очков, заработанных командой стараниями бэттеров), но мысли так и вертятся на периферии, как пес, пытающийся зализать рану на боку. Самое ужасное, что даже попсовые песни о любви внезапно обрели смысл – и это наглядно демонстрирует масштаб проблемы.
Но шансов у него никаких – скорее Кевин укатит на альпийский курорт из журнала кататься на лыжах в компании голливудских старлеток. Дэн снова вспоминает развод; хуже отчаяния, предательства и всех ужасных вещей, что они наговорили друг другу, были проблески тщетной надежды.
Им нельзя быть вместе. Он слишком измучен, она – молода, и оба изрядно потрепаны жизнью. Он принимает сочувствие за влюбленность. Нужно лишь переждать, сдержаться, не выставить себя идиотом. Время лечит. Чувства проходят. Проблески гаснут. Вот только шрамы все равно остаются.
Первое, что встречает Дэна в отеле Сент-Луиса, куда он заселяется, – сообщение на автоответчике. Номер привычно безликий: на стене висит непритязательная картина, из окон открывается вид на парковку. Единственное, что отличает его от всех остальных, – красный мигающий огонек на телефоне. «Это она», – говорит сердце. «Замолкни», – отвечает он. «Но ведь это она». От восторга спирает дыхание.
«Привет, Дэн, это я. Перезвони, как приедешь».
«Чтобы прослушать сообщение еще раз, нажмите один. Чтобы перезвонить, нажмите три. Чтобы удалить сообщение, нажмите семь. Чтобы сохранить сообщение, нажмите четыре».
– Привет, – в два часа ночи раздается ее бодрый голос. – Ты чего не звонишь?
– Я не звоню? Это ты не берешь трубку.
Лучше не уточнять, что он звонил несколько раз. Сначала из комнаты прессы во время скучнейшего девятого иннинга. Потом из таксофона у бара, куда затащили коллеги, – ему надоело потягивать колу и пытаться наскрести достаточно энтузиазма, чтобы обсудить кражу баз Оззи Смитом и безумную игру Оливареса. «Да ты видел, как он заехал по мячу Ариаса?» – все бесновался Кевин.
А между звонками он переслушивал ее сообщение. Шесть раз подряд. Один-четыре-один-один-один-один. Лучше бы радовался победе своей команды.
– Прости, – отвечает она. – Я была в баре.
– С Фредом?
– Нет, дурень. Забудь уже про него. С редактором из «Скримин’». Ее заинтересовал мой «Дневник убийства».
– Все-таки хочешь его написать? Уверена? У тебя и так забот много.
У него же вышел нейтральный тон? Как на него переключиться? Дэн ведь видел, как с людьми общаются телевизионные репортеры: вежливо, но отстраненно, чуть приподняв бровь.
– Ну, я же не буду браться за него сию же секунду. Пришлю им статьи, когда напишу. Если вообще напишу. Посмотрим.
– Ну ладно. Как прошла встреча с женщиной, которая писала про бейсбольную карточку?
– Весьма печально, если честно. Оказывается, она живет в доме престарелых. Меня встретил ее муж, он заведует ганским рестораном в Белмонте. Сказал, что у нее ранняя стадия Альцгеймера, хотя ей даже семидесяти нет. Наследственность. Из-за этого часто бывают провалы в памяти. То она прекрасно соображает, то вообще все забывает.
– Вы пообщались?
– Да, немного. Выпили чаю. Она постоянно называла меня Марией. Так звали ее ученицу в вечерней школе – она занималась повышением грамотности населения.
– Ой-ой.
– Но муж у нее чудесный, мы потом еще час разговаривали. Обсудили письмо. Он сказал, что все так и было: ее маму убили в 1943-м, жуткое было дело. Когда полиция вернула семье вещи, среди них была бейсбольная карточка, которую якобы нашли на ее теле. Сначала она хранилась у ее родственников, а после их смерти перешла к ней.
– И что это за карточка?
– Погоди, я уломала девушку из администрации сделать мне копию. – Из трубки доносится шелест бумаг. – Так, нашла. Джеки Робинсон, «Бруклин Доджерс».
– Шутишь? – автоматически вырывается у него.
– Тут так написано, – огрызается Кирби.
– Она умерла в 1943-м?
– Да. У меня даже копия свидетельства о смерти есть. Я знаю, что ты думаешь. Я все понимаю. Но у серийных убийц ведь бывают помощники. Хиллсайдские душители из Лос-Анджелеса, например, вместе насиловали и убивали девушек.
– Как скажешь.
– Просто поверь. Мне кажется, тут есть связь. С моим делом. Это могли быть отец и сын. Взрослый психопат, обучивший младшего. Не обязательно родственники, на самом деле. Если он еще жив, ему должно быть за девяносто. Но его сообщник продолжает оставлять на телах сувениры – это традиция. Винтажный убийца не один, Дэн, их несколько. Я, Джулия Мадригал, бог знает кто еще – мы все пострадали от рук младшего. Я хочу покопаться в коробках, которые мы отложили. Возможно, все началось куда раньше.
– Прости, Кирби, но это вряд ли, – мягко говорит он.
– Почему? – резко спрашивает она.
Дэн вздыхает.
– Слышала когда-нибудь о бейсболистах-призраках?
– Чую, что речь не о жутких тварях, терроризирующих скамейки запасных. Ну, знаешь, у которых череп вместо лица, на подачах стоит дьявол, а мяч прямиком из геенны огненной…
– Именно, – перебивает он.
– Подозреваю, правда мне не понравится.
– К сожалению, да. Самый известный призрак – Лу Проктор. Телеграфист из Кливленда, который в 1912 году вписал себя в список игроков «Индианс».