и повязывает на голову. Маскировка получается так себе, но вариантов немного. Не поворачиваясь, она наблюдает за ним краем глаза и ждет, когда он сойдет.
Дэн13 июня 1993
Дэн теряет ее из виду где-то в районе улицы Рэндольф. В панике он бросается через дорогу, поднимая новую волну разъяренных сигналов, но она бегает быстрее него. Он облокачивается о зеленую мусорку, такую же старую, как газовые фонари, лампы которых похожи на раздувшиеся презервативы. Он задыхается; под ребрами колет так, словно Дольф чертов Лундгрен зарядил ему ногой в солнечное сплетение. Над головой с грохотом проносится поезд, и от его вибрации завтрак настойчиво просится наружу.
Где бы Кирби ни была, здесь ее точно нет.
Решив рискнуть, он направляется к озеру, стискивая бок и втягивая воздух сквозь зубы. Жалкий слабак. Его тошнит от нервов и ярости. В голову лезут непрошеные мысли: может, он уже прошел мимо ее трупа, брошенного в переулке за кучей мусора. Они никогда не поймают убийцу. Чего этому городу не хватает – так это камер на каждом углу, как на заправке.
Господи, пожалуйста, да приведет он себя в порядок. И овощи начнет есть, и в церковь ходить, и навестит маму на кладбище. Даже курить втихаря перестанет. Только пусть с Кирби все будет в порядке. Он же никогда больше ничего не просил, пожалуйста, хоть один раз, неужели это так сложно?..
Вернувшись в «Сан Таймс», он узнает, что полиция до сих пор не приехала. Четти в приступе ярости объясняет ситуацию Харрисону. К ним подходит Ричи, весь бледный и перепуганный, и рассказывает про девушку, убитую этим утром. Зарезана в фармацевтической лаборатории Вест-Сайда. Почерк преступления полностью совпадает. Даже хуже – убийца расправился с ней с особой жестокостью. А женщина, которая знала убитую наркоманку, сообщила полиции, что дала ее адрес какому-то хромому мужчине.
Все это просто не укладывается в голове. Оказывается, Кирби была права с самого начала. И у этого pendejo[11] хватило наглости заявиться в редакцию?!
Дэн покупает пейджер в ближайшем же магазине электроники – витринный образец, розовый, зато полностью готовый к работе. Вернувшись к Чету, он диктует номер и строго наказывает писать, если появятся новости. Особенно от Кирби. Панику он старается зарубить на корню; главное – не сидеть сложа руки.
Сначала он заезжает домой за вещами. Потом добирается до Уикер-парка и проникает в ее квартиру, сломав замок.
С прошлого раза бардак стал только хуже. Весь гардероб, кажется, перекочевал в гостиную. Дэн спешно отводит взгляд от красных трусов, висящих на стуле вывернутыми наизнанку.
Судя по всему, она устроила свое собственное расследование: по всей квартире валяются документы из коробок с уликами. К дверям чулана синей изолентой приклеена карта, на которой красными точками отмечены все женщины, зарезанные в Чикаго за последние двадцать лет.
И точек этих немало.
Он открывает папку, валяющуюся на самодельном столе. Внутри – распечатки свидетельских показаний, тщательно пронумерованные и датированные. Каждой соответствует статья из газеты, и Дэн вдруг осознает, что это такое. Записи разговоров с семьями жертв – их здесь десяток, если не больше, и все были опрошены лично Кирби. Она же сама говорила, что весь год занималась их поисками. Не соврала.
Дэн тяжело опускается на расписанный стул, пролистывая заметки.
«Я не «потеряла» ее. Теряют ключи от дома. Ее у меня отобрали».
«Я каждый день думаю, что буду делать, когда его поймают. И знаете, ответ всегда разный. Иногда мне хочется запытать его до смерти. А иногда – всего-то простить. Потому для него нет наказания хуже».
«Они украли мой вклад в будущее. Странно звучит, да?»
«А в фильмах смерть выставляют такой сексуальной».
«Это был худший день в моей жизни, но, когда я вспоминаю о нем, мне становится легче. Он ведь никогда больше не повторится – потому что она была моей единственной дочерью».
Харпер13 июня 1993
Ярость застилает ему глаза. Надо было убить пацана из редакции. Дотащить до окна и выбросить прямо на улицу. Но нет, он сдержался. Подыграл ему, как какой-то безмозглый идиот из психушки в Мантено, у которого по подбородку стекает слюна, а по ногам – собственное дерьмо.
Он изо всех сил сдерживался, подбирая вопросы. Никаких «Какого хрена она до сих пор жива?» и «Где эта сука?». Нет, только «А Кирби на месте? А можно обсудить школьных спортсменов? Мне так интересно узнать про их достижения. Пожалуйста, позовите ее, она же сейчас на работе?»
Но он перегнул палку. Скучающее презрение мальчишки сменилось настороженностью.
– Секунду, я позову охрану, и вас к ней сопроводят, – сказал он, и Харпер понял намек.
– Что вы, не нужно. Передайте, что я заходил, ладно? Я вернусь позже.
Он быстро понимает, что оплошал, поэтому покупает белую кепку с логотипом «Чикаго Уайт Сокс» и натягивает пониже, скрывая лицо, – опасается, что пацан из редакции вызвал полицию. Не оглядываясь, он направляется к станции. Нужно вернуться в Дом, обдумать дальнейший план действий.
Он спугнул Кирби, так что найти ее будет сложнее. Но в то же время в душе поднимается желчное злорадство. Пусть знает, что он близко. Пусть бежит. Прячется. Он разыщет ее, достанет из-под земли, как кролика; вытащит бьющуюся в истерике тушку из норы за загривок и перережет ей горло.
Наблюдая за проносящимся в окнах поезда городом, он касается паха ладонью. Но ужас не дает погрузиться в фантазии; он сковывает, лишает покоя. Так это она во всем виновата. Из-за нее все пошло наперекосяк! Почему он не напал на нее, когда она была без собаки? Ведь была же возможность!
Одиночество пожирает его изнутри. Хочется всадить в кого-нибудь нож, лишь бы отогнать накатывающую головную боль. Нужно поскорее добраться до Дома и все исправить. Он вернется назад, разыщет ее, но больше не повторит прежних ошибок. И тогда звезды вновь встанут на место.
Кирби он не замечает. Даже когда выходит из поезда.
Кирби13 июня 1993
Нужно уйти и вызвать полицию. Кирби прекрасно все понимает. Она нашла его. Она знает, где он живет. Но вдруг она не права? Вдруг это просто уловка? Судя по внешнему виду, дом давно заброшен и практически разваливается. И в районе он такой не один. Может, он заметил, что Кирби его преследует, и специально заманил ее сюда? В конце концов, она сильно выделяется среди местного контингента. Вполне возможно, что он затаился и ждет.
Руки немеют. «Да позвони ты в полицию, идиотка! Пусть сами разбираются. Ты же прошла мимо двух таксофонов!» Это да, только вот они не работали, судя по выбитым стеклам и сорванным трубкам. Она прячет трясущиеся руки под мышками и подступает поближе к дереву, под которым стоит – в отличие от Вест-Сайда, в Энглвуде их осталось немало. Понять, насколько ее укрытие надежное, достаточно сложно: разбитые окна второго этажа отсюда не разглядеть, так что оттуда он вряд ли ее заметит, но ведь он может выглядывать из-за досок, которыми забиты окна первого этажа – или, того хуже, поджидать на крыльце.
Простая, ужасная истина заключается в том, что если она уйдет, то потеряет его.
Черт. Черт-черт-черт.
– Ты в дом хочешь попасть? – раздается вдруг за спиной голос.
– Господи! – Она вздрагивает и оборачивается.
Рядом с ней стоит бездомный парень с глазами навыкате, которые придают взгляду то ли невинный, то ли крайне заинтересованный вид. Во рту не хватает зубов; одет он в выцветшую футболку с логотипом «Крис Кросс», а на голове, несмотря на жару, красуется красная вязаная шапка.
– Я бы на твоем месте туда не совался. Я даже не знал, какой дом нужен, но проследил за ним. Он выходит всегда непонятно как, и одежда странная. Я там был, кстати. Снаружи не видно, но внутри вообще красота. Но так просто туда не попасть. Нужен входной билет. – Он демонстрирует смятую бумажку, в которой Кирби не сразу различает купюру. – За сотню продам. Или ничего не получится. Ты ничего не увидишь.
Слава богу, он просто какой-то сумасшедший.
– Дам двадцатку, если покажешь вход.
Парень уже передумал:
– Не. Не, стой. Я там был. Мне не понравилось. Дом проклят. Там призраки живут. Или сам Сатана. Не ходи туда. Давай двадцатку за хороший совет: не суйся туда, ты меня слышишь?
– У меня нет выбора. – И да поможет ей Бог.
В кошельке находятся семнадцать долларов с мелочью. Бездомного парня это не радует, но он все же показывает Кирби деревянную лестницу, зигзагом поднимающуюся по обратной стороне дома, и даже помогает забраться.
– Но ты все равно ни хрена не увидишь. Нужен билет. Без него, наверное, все с тобой будет в порядке. Но учти: я предупреждал.
– Тише, пожалуйста.
Она набрасывает куртку Дэна на колючую проволоку, которой обмотаны нижние ступени – мера предосторожности от таких, как она. Рукав тут же рвется, и Кирби мысленно извиняется перед Дэном за порчу имущества. Все равно ему стоит сменить гардероб.
Краска отслаивается с прогнивших ступеней; они поскрипывают под ее весом, когда она осторожно пробирается к окну первого этажа, зияющему рваной раной. Карниз засыпан разбитым стеклом, покрытым грязными дождевыми разводами.
– Это ты разбил окно? – шепотом спрашивает она у безумца.
– Не спрашивай, – дуется тот. – Ты сама туда лезешь, я не заставляю.
Черт. В доме темно, но через открытое окно видны масштабы разгрома – наркоманы явно поживились тут вволю. Половицы вырваны вместе с водопроводными трубами, стены разбиты, обои содраны. В противоположном конце коридора через открытую дверь виднеется разбитый унитаз без стульчака. Разбитая на куски раковина валяется на полу. И тут он решил спрятаться, чтобы дождаться ее? Нет, бред какой-то.
– Вызовешь полицию? – помедлив, шепчет Кирби.
– Не, не могу.
– Вдруг он меня убьет, – поясняет она так спокойно, что даже самой становится неуютно.