Простолюдин? Тот террорист? Он так же безжалостно убил Сильюна, как застрелил Зелстона… и в тот самый момент – момент убийства – она это почувствовала. Почувствовала, как что-то вытягивается у нее изнутри. То, что последовало за этим, было настолько ужасающим, что она едва смогла это выдержать.
Из нее как будто вытягивали ярко сияющую нить, и тот клубок, что она ощущала как собственное «я», разматывался. И когда он размотался до конца, она сделалась пустым телом Боуды, из которого вытряхнули все. И в этом опустошенном теле она теперь находилась, удивляясь, почему оно, ее тело, не сдулось и не сморщилось, как воздушный шарик.
Знал ли тот мальчишка-убийца, что его действия приведут к такому результату? И если да, то откуда?
А где он сейчас? Он исчез вместе с человеком, чья униформа офицера службы безопасности помешала ей сразу узнать в нем собаку Гипатии. То, как это животное расправилось с Крованом, было отвратительно и ужасно.
Она готова была умолять Астрид стереть эту картину из ее памяти. Но только ни Астрид, ни кто-либо иной в Британии больше не способен был это сделать ни сейчас, ни когда-либо в будущем.
Согласно официальной линии, шокирующее разрушение Дома Света было совершено «временно вышедшей из-под контроля» силой Дара. Паника охватила не только британских Равных, но и Равных, прибывших из других стран, они тоже пострадали: сотрудники посольств Японии и Конфедеративных штатов Америки студенты в знаменитых британских школах-интернатах «только для Равных» и в колледжах Оксфорда и Кембриджа. Всем велели сохранять спокойствие, «пока сбой не будет устранен».
А он никогда не будет устранен. Боуда чувствовала себя так, словно все последние следы Дара были кропотливо соскоблены с нее, как при выделке шкуры животного. И остальные наверняка чувствовали то же самое. Дар никогда не вернется.
Теперь она понимала, почему Мейлир Треско так отчаянно боролся с Крованом. Как чувствовал себя Дженнер Джардин все эти годы. Его нашли со сломанной шеей у двери комнаты для допросов. Единственной загадкой оставалось, как он раньше не покончил с собой.
Боуда не хотела умирать. Но теперь перед ней встал вопрос, для чего жить. Она неуклонно стремилась на вершину политической власти, пока неожиданно для себя самой не обнаружила нечто более удивительное – ослепительное сияние собственного Дара. И как только она его нашла, тут же его и потеряла.
Боуда подошла к стене портретов – непрерывная череда канцлеров прошлых столетий. Среди них так много Джардинов. И как-то случайно затесались Рикс, Эстерби, Окколд. Она дотронулась до позолоченной рамы портрета необыкновенно красивого Аристида Джардина, Истребителя принцев.
Каждый из них мечтал об этом? Восхождение, кресло канцлера и портрет на стене? Медленно Боуда вела острым ногтем в углу холста и наблюдала, как он разрывается. Вот она, суть политической власти. Великолепный фасад, а за ним – пустота.
Она дошла до конца портретного ряда. Недоставало двух портретов – Уинтерборна Зелстона и Уиттема Джардина.
Возможно, трех. Последний канцлер будет как последний король.
В дверь постучали, Боуда повернулась.
– Входите, – произнесла она, в голосе ни тени привычной силы и властности. Больше не будет разговоров за дверями, закрытыми для посторонних силой Дара.
Вошла Ребекка Доусон, спикер. Они стояли лицом к лицу, испытывая неловкость. Затем Доусон протянула руку, Боуда пожала ее.
– Остальные уже в пути, – сказала Доусон.
– Мои люди тоже. – Боуда налила женщине стакан воды из графина, который стоял на месте бутылки с виски Уиттема Джардина. – Начнем?
За овальным столом стояло восемь стульев. Боуда вначале хотела сесть во главе стола, полагая, что Доусон займет место с другого конца, но передумала и села в центре, спикер – напротив.
– Как ваш сын? – спросила Боуда. Она дважды навещала Файерса в больнице – кратко, потому что в обоих случаях он был без сознания, накачанный медикаментами, чтобы не чувствовать адской боли. Некогда одним прикосновением Боуда могла облегчить эту боль, и хотя она не была уверена, что умеет восстанавливать раздробленные коленные чашечки, можно было попробовать. Теперь Джон несколько недель проведет в больнице, затем последуют долгие месяцы физиотерапии, и никакой гарантии, что он вообще сможет когда-нибудь ходить. В одну минуту Боуда лишилась Дара, а Файерс – способности ходить, которая до этого была для него такой же естественной, как дыхание.
Доусон в двух словах описала его состояние.
– Вы искренне заботитесь о нем, – сказала она. – Я знала, что он восхищается вами, мне даже казалось, чрезмерно, и я не одобряла этого, но…
Боуда не думала, что теперь она может заботиться о ком-то или о чем-то, но кивнула:
– Он верил в меня.
В дверь стучали и заходили, так собралась команда Боуды: ее любимый папочка, лорд Эстерби и старейшина Дома Света Хенгист Окколд.
Астрид среди них не было. Ее Боуда отправила в Шотландию, проверить, как работает система, установленная Крованом на Эйлеан-Дхочайсе, – разумеется, никак, – и навести там порядок, прежде чем про́клятые осознают, что теперь они могут беспрепятственно покинуть свою тюрьму.
В команду Доусон входили женщина по имени Эмили, активистка из Экстона, города рабов, человек с приятным лицом по имени Бхадвир из еще одного города рабов Портсбери и Армерия Треско, чье присутствие было предсказуемо и закономерно. Боуда и Доусон предложили им свободно занимать места за столом, чтобы две команды не сидели друг напротив друга, создавая атмосферу противостояния.
– Мы потеряли Дар, – сказала Армерия в своей обычной грубоватой и прямолинейной манере. – То, что вы сделали с моим сыном, чтобы наказать его, каким-то образом обрушилось на всех нас. И не надо мне рассказывать всякие глупости, что наш Дар «временно вышел из-под контроля». Мейлир говорил, что ощущает внутри дыру, в которую дует ветер. А теперь у нас у всех такие ощущения, не так ли?
Боуда кивнула. Не было смысла отрицать очевидное.
– Рано или поздно нам придется открыто заявить об этом, – сказала она. – Но мы должны предусмотреть все риски, связанные с таким заявлением, и…
– Риски касаются только вас, Равных, – перебила ее Эмили, – а не всех нас.
– Да, не всех нас, – кивнула Боуда. – На протяжении нескольких столетий управление страной и весь наш образ жизни держались на безвозмездной отработке. Из Договора о безвозмездной отработке ясно следует, что труд предоставляется в обмен на защиту, которую обеспечивает сила Дара. Теперь, когда Дар исчез, нет оснований для существования безвозмездной отработки.
Боуда слышала, как сидевший рядом с ней отец шумно выдохнул.
– Никогда не думала, что услышу от тебя такие слова, – вздохнула Армерия.
– Простая констатация факта, – ответила Боуда. – Владение Даром обеспечивало нам превосходство, а безвозмездная отработка являлась рациональным и эффективным выражением этого превосходства. Конечно, мы сохраняем главенствующую позицию, но уже иным образом и в иной степени, и по этой причине необходимо привести социальную структуру в соответствие с вновь сложившимися обстоятельствами.
– Так и не хотите признать, что рабский труд – это жестоко и бесчеловечно? Что это в корне неправильно?
Такие бесполезные слова. Что значит правильно и неправильно? Это всего лишь выражение личностного отношения к тому или иному явлению жизни.
– Армерия, если бы моя сестра Дина была жива, она бы сидела здесь и говорила так же, как и ты. И твой сын тоже. Это было то, во что они верили. Я верю в иное. Мои оценки основаны на логике, а не на чувствах. Сын спикера Доусон, мистер Файерс, работает в моем офисе. И мы с ним не раз обсуждали пути улучшения социальной системы. Теперь я вижу, что эти преобразования должны быть более кардинальными. Необходима широкомасштабная реформа.
– Реформа? – Бхадвир подался вперед. – Когда что-то сломалось, в данном случае система правления страной, это не может быть реформировано. Это можно только утилизировать и создать новое.
– Позвольте мне выразиться яснее, – сказала Боуда, положив ладони на полированную поверхность стола. – Это и будет созданием нового. Я предлагаю демократию и прямые выборы. Я предлагаю отменить безвозмездную отработку. Но нам необходим переходный период, если мы хотим сохранить нашу страну сильной и удержать наши позиции на мировой арене. Некоторые изменения можно инициировать прямо сейчас. Например, мы немедленно приступим к улучшению условий жизни и труда в городах рабов.
– Как милостиво, – с явным раздражением произнесла Эмили. – Призрачные обещания выборов, улучшения условий. У нас есть право весь ваш класс судить за преступления против человечности. Разве вы этого не понимаете? Многие страны международного сообщества поддержали бы такой шаг.
– А многие нет, – отрезал Эстерби. – Япония и наши братья-конфедераты для начала.
– Вы думаете, что они возьмут вас под свою благородную опеку? – усмехнулся Бхадвир. – Отныне вы их худший из самых страшных кошмаров. Страна, где Дар – пуф! – и исчез в один миг.
– Достаточно, – возвысила голос Доусон, – Боуда права. Она сделала нам предложение, заслуживающее внимания. Что больше всего сейчас нам нужно – это отмена безвозмездной отработки и выборы. На решение остальных жизненно важных вопросов потребуется время, при условии, что страна не упадет в пропасть анархии и не потерпит экономический крах.
– Пора Равным искать лечение утраченного Дара, – съязвила Эмили.
Армерия Треско положила свою руку на руку женщины.
– Я видела страдания моего сына, – тихо сказала она. – От этой потери нет лекарства.
– Давайте послушаем, что еще, Боуда, ты хочешь нам предложить.
Доусон откинулась на спинку стула, и Боуда увидела в ней те же качества, что были присущи и ей, – любовь к стране, яростная готовность защищать интересы своего класса и… стремление к власти, к которой обстоятельства долгое время не подпускали ее.