нести галопом, напрочь забыв, что вы при этом беспомощно болтаетесь на ее спине.
На этот случай могу дать две полезные рекомендации. Помня, что ваш мерин или ваша кобыла могут перепугаться в любой момент и в любом месте, важно всегда быть начеку. Как при вождении машины, когда даже на прямом автобане может ждать неприятная неожиданность, вроде внезапного взрыва колеса. Повод лошади следует держать в руке крепко, чтобы ни в коем случае не вырвался при внезапном рывке или скачке. Иначе потеряете саму возможность управлять – как если бы в автомобиле одновременно отказали руль, газ и тормоза. И если уж лошадь напугается и все же понесет, следует немедля натягивать повод на себя крепко, но не резко, ведя его немного в сторону. Так будет обеспечено плавное, но решительное застопоривание вашего потерявшего голову от страха коня.
И вторая рекомендация. Чаще всего на ногах в горах носятся крепкие горные ботинки с ребристой подошвой, которая, с таким-то зубастым протектором, легко застревает в железных стременах. При сходе или спрыгивании с коня левая нога зачастую остается, застряв, в стремени, и тогда человек неожиданно для себя падает на спину, вниз головой, с ногой, висящей высоко над ним и накрепко засевшей в непослушном стремени. Несложно представить, насколько это опасно, если к тому же лошадь, перепуганная куропаткой, скачет в этот момент галопом, а тропа проходит меж камней! Но даже если лошадь спокойно стоит на месте, то негаданное застревание ноги в стремени и падение седока, обычно сопровождаемое воплями или громким кряхтеньем, само по себе нередко пугает ее, и она с перепугу бросается с места, увлекая беспомощного человека за собой. Для избежания всего этого имеется простое и надежное средство: никогда не продевать ботинки на всю глубину стремени, а, напротив, всегда держать стремя на носке ботинка. В этом случае ваша нога никогда не застрянет и вы в любой момент легко соскочите на спасительную землю.
И вот когда вы освоите все эти нехитрые премудрости, вы с удивлением обнаружите, что ваш мерин, доныне столь слабосильный, ленивый, охочий до попутных лопухов, столь непослушный, медлительный, трясучий до смерти, совершенно неспособный ни к бродам, ни к лесным тропам, столь недалекий, не знающий и не понимающий самых элементарных команд, столь лукавый, хитрый и проч., тот самый мерин, который абсолютно не ехал, совершенно вдруг преобразился!
Он теперь даже внешне подобрался, поджался и постройнел. Его глаза оставили прежнее тупое коровье глядение и смотрят теперь остро и чутко. Он стрижет ушами и рвется бежать вперед. Вы влетаете в седло, а он бодро трогается с места еще до того, как ваша правая нога зацепилась носком ботинка за стремя. Вы играючи держите мерина строго за спиной Толиного коня, не допуская меж ними никакого просвета. Первая же попытка пойти трюхней умело пресечена, и теперь ваш мерин бежит за Толей легко и размашисто, так же мягко и споро, как и конь проводника. После того как робкие пробные уловки ухватить попутного лопуха вами твердо прерваны, мерин уже не думает про эти кулинарные глупости до самого лагеря. Он моментально исполняет теперь все ваши команды – вам достаточно одного легкого шевеления повода в руке, вправо или влево. Он смело устремляется в лесную чащу, в бурный брод и на крутой перевал.
От его хитрости, прожорливости и лени не осталось ни следа!
На место хитрости пришли вдруг ум, сметка, сообразительность, ловкость, соразмерность и точный глазомер. Мерин бежит по тропе, словно бы считывая и просчитывая каждый миллиметр, безошибочно принимая самые оптимальные решения. Забыта и прожорливость. Мерин несется вперед, стерев из памяти заботы о траве и лопухах, все его текущее радение – качественно и без упущений сделать свою работу. Он знает, что вовсе не плохо будет пораньше прибыть на место отдыха, на зеленую полянку у реки, и уж там вдоволь отужинать сочной травой и выспаться. Нет следов и прежней медлительной лени. Мы безостановочно несемся вперед, упорно и цепко карабкаемся на кручи, умело сбегаем с круч вниз, неутомимо скрипим сквозь курумы – и все это ловко, упруго, собранно, неутомимо. Словом, вдруг все наши лошади взяли разом – и поехали!
На дневках проводники ведут коней к реке – вдоволь напиться чистой холодной водой.
– Главное, когда доедем, чтобы дрова были, – говорю я Толе, думая о предстоящей холодной ночевке в горах.
– Нет! Главное – чтобы трава была для коней, – справедливо поправляет меня Толя.
При ежеутреннем заседлывании и навьючивании проводники аккуратно кладут на спины лошадей мягкие попоны, тщательно разглаживают их – чтобы не было складок. Иначе можно натереть коню спину. Точно так же внимательно распределяется и вес в суминах – с целью не допустить перегруза. Рюкзаки и сумки вяжутся к спинам и крупам лошадей только мягкими сторонами – чтобы избежать натирания и порезов твердыми выступами или пластмассовыми карабинами. Груз вяжут как можно крепче, чтобы не ерзал при движении и не тер шкуру лошадей. При необходимости меняются седоки – на тех, что полегче, – дабы дать уставшему коню немного отдохнуть. Если все же случился порез, ссадина или натерлась кровавая мозоль на спине, проводники заботливо лечат коня – натирают мазью, прочищают рану, назавтра перераспределяют груз в пользу больного. Ночью они выходят взглянуть, не запутались ли лошади в веревках. На дневках следят, чтобы для них было вдоволь травы.
Мерин, на котором я быстро качусь за Толей, Толин собственный и есть. То есть его личный и им же обученный. Толя искоса, полуобернувшись, наблюдает за тем, как он ловко и мягко бежит по тропе, как косят по сторонам его смышленые большие глаза, как чутко стригут окружающие звуки его подвижные уши. Толя закуривает на ходу сигаретку и довольно резюмирует, откровенно любуясь своим мерином, сноровисто и деловито трусящим сзади:
– Аааааа, бляяяя\
И вот скажите мне теперь – существует ли на свете оценка выше этой?
Небесные пастбища Укока
(плато Укок – российский Тибет, реки Кара-Алаха и Чиндагатуй, ручей Мукыр, Бертекская котловина)
Мой самый первый поход на У кок начинался так. Это было в селе Джазатор (от казахского шасотыр – лето – сидеть, т. е. летняя стоянка) на закате солнечного и тихого позднеиюльского дня. Природные условия долины Джазатора обманчивы. На первый взгляд самое обычное жаркое сибирское лето. Всюду красуются дикие цветы, растет сочная трава, струится чистая проточная вода. Склоны гор покрыты богатым лиственничным и сосновым лесом. Во множестве пасутся лошади и коровы, а прямо напротив усадьбы, в которой мы остановились, бродит черный, молодой и косматый як. Мои приятели бегут с ним фотографироваться, однако могучий як малодушно от них сбегает. Очень тепло, в воздухе крутятся пчелы и бабочки. Но вот солнце скрылось за вершинами Южно-Чуйского хребта – и температура быстро падает. Тут все дело в высоте – более полутора километров над уровнем моря. Джазатор – самое дальнее село Алтая, в нем кончается автомобильная дорога. И начинаются трудные пути на таинственный Укок.
Мы ежимся в холодеющих сумерках и спешим в баню. Надо успеть помыться и попариться до полуночи – до отключения света. После того как разрушилась единственная линия электропередачи из Кош-Агача (путь в 140 км), свет в дома давали два дизель-генератора – по одному на каждую половину этого большого и богатого казахского села (правда, недавно достроили малую ГЭС на речке Тюнь, теперь со светом проблем не стало). Над селом сверкает острыми черно-белыми гранями треугольный пик Иикту – главной вершины Южно-Чуйского хребта (3936 м).
Путешествие из Джазатора на плато Укок
Баня отличная – просторная и хорошо натопленная. После нее мы взбираемся на открытую мансарду под крышей дома Альберта Каменева – местного жителя, бывшего председателя колхоза им. Ленина, давшего нам приют и коней для похода на Укок. Пьем горячий чай и залезаем в спальники – нам предстоит первая ночь на свежем горном воздухе. Наши проводники-казахи Амантай и Асылбек обещают, что утром лошади будут навьючены и мы двинемся в путь.
Утром встаем едва ли не с рассветом и примерно к обеду понимаем, что напрасно спешили. Сначала пропадает Амантай.
– А где у нас Амантай? – спрашиваю я Асылбека.
– Пошел за лошадьми, – отвечает Асылбек.
Потом появляется Амантай, но пропадает Асылбек.
– А где Асылбек? – спрашивает Петер.
– Сейчас лошадей приведет! – весело говорит Амантай.
Он не лукавит – ближе к полудню появляется Асылбек с шестеркой лошадей. Тут же вокруг животных образуется приличная толпа, в которой видны в том числе незнакомые нам женщины и дети. Все подтягивают седла, подтаскивают арчемаки (кожаные сумины), помогают нам укладывать в них бесчисленные припасы – консервные банки, хлеб, палатки и спальники, газовые баллоны, огурцы и помидоры, пучки лука, связки головок чеснока, фонари, пластиковые коврики, вилки и ножи, термосы, пакеты с чаем и сахаром. Все это берет у нас еще часа полтора. Наконец лошади обретают своих временных хозяев. Мне достается пожилой конь со скучной, невеселой мордой.
– Как его зовут? – спрашиваю я Асылбека.
– А кто его знает! Не мой он – одного знакомого пастуха, – поясняет Асылбек.
Всю следующую неделю я проведу в седле этого безымянного джазаторского коняги.
Наконец все лошади оседланы, навьючены, стремена подтянуты под рост каждого седока, и можно двинуться в путь. Соседи машут нам на прощание, мы медленно, поднимая пыль, пересекаем село по направлению к мосту через Джазатор. По местным понятиям – мы выехали на Укок утром. Ведь здесь важно не время выхода, а готовность к нему. Неважно, в котором часу ты выйдешь, – важно, насколько ты готов. Все последующие дни утро начиналось и заканчивалось для нас в разное время. Зато мы всегда были отлично готовы к продолжению пути.
Наш маршрут – редкий и сложный. Он весь проходит по территории зоны покоя Укок (учреждена в 1994 г. для сохранения уникальной природы и археологических памятников плоскогорья – в зоне покоя ограничена хозяйственная и иная деятельность). Мы должны проехать вдоль нижнего течения реки Ак-Алаха, потом вверх к началу ее крупного притока Кара-Алахи – к Алахинскому озеру. Затем, вдоль реки Чиндагатуй до устья ручья Мукыр и вдоль него – вверх к перевалу, ведущему на Укок. Этот путь занял у нас четыре дня.