Восемь десятилетий спустя я прошел теми же местами. Как и Рериха, меня поразила пустыня – как хамелеон, она постоянно меняла свой цвет. Красная, пурпурная, лиловая, желтая, серая днем, она быстро чернела сразу после захода солнца, еще больше пугая своей безжизненной мрачностью. Слышал местную пословицу, посвященную местному климату: «Утром в Синьцзяне надевают шубу, днем носят шелк, вечером кушают арбуз вокруг горячей печи». Так оно и есть, пустыня быстро нагревается и еще быстрее остывает.
Такла-Макан – самая большая пустыня Китая, и одна из самых больших в мире (колоссальное правое крыло Птицы-Синь-цзяна). Это Южный Синьцзян – Кашгария, населенный в основном уйгурами – древним тюркским народом, исповедующим ислам. Такла-Макан – страшная пустыня, перейти ее нельзя. Есть лишь одна дорога, пересекающая ее пески от Карлы на севере до Чарлыка на юге. Мой водитель Ли бывал там. Он рассказывал, что однажды остановился посреди пустыни и вышел из машины. Звенела тишина, монотонно дул ветер, кругом были голые пески. Сотни километров позади, и сотни – впереди. И – ни души, ни капли воды, ни травинки. Слава богу, что его двигатель нормально завелся после короткой остановки!
Когда Рерих, три месяца спустя после выхода из Хотана, подъезжал к Турфану, из огромной турфанской котловины уже пыхал нестерпимый жар (и это в начале апреля). Турфанская котловина – самое низкое место в Китае (154 м ниже уровня моря) и второе на Земле – после израильского Мертвого моря. Турфан – самое настоящее пекло, Дантова адская впадина, 16 млм осадков в год. И одновременно громадный оазис, где растет самый сладкий в Китае виноград, а под камнями прячутся самые смертоносные в Поднебесной скорпионы. Турфан – огнедышащее и чарующе-приторное сердце Птицы-Синьцзяна. Кровь Турфана – прозрачная вода, текущая с далеких ледников Богдо-Ула по прорытым в древности подземным арыкам – кадезам, общая длина которых в Турфане 5000 км. Если бы не кадезы, жизни в Турфане не было бы. Бода просто испарилась бы, не дойдя до оазиса.
Помню, как мы ехали на арбе, под балдахином, по руинам древнего глиняного города, влекомые грязным сонным ишаком. Из-под колес арбы поднималась желтая пыль, вода в горле пересыхала, не успев попасть внутрь организма. Вдали плавилась в горячем воздухе Красная гора. Было ясно, что жить здесь нельзя. Но – чудо! Несколько минут спустя мы оказались под шатром из сочных виноградных ветвей и листьев, с которых свисали прозрачные изумрудные кисти спелых ягод, а румяные и чернобровые уйгурские девушки резали и подавали нам огромные ломти рубиновых, с черными семечками, турфанских арбузов! Мы впивались в сочную мякоть зубами, не в силах насытиться спасительной ароматной влагой, а девушки отчего-то хохотали, глядя на нас. Не так ли смеялись подобные им чернобровые красавицы над молодым венецианцем Марко Поло, шедшим через Турфан полтысячелетия тому назад? Создатель! Есть ли у Тебя что-то более постоянное, чем древние оазисы на окраинах великих пустынь?
Левое крыло Птицы-Синьцзяна – это Джунгария, простирающаяся на север от Урумчи до самых снегов великолепных Алтайских гор. Есть две дороги, ведущие из города «Красного храма» на север. Одна – по западному краю джунгарской пустыни Гурбантюнгют – от Куйтуна до Бурчуна. Вторая – по восточному краю пустыни – от Цитая до китайского городка Алтай. Китайский Алтай родственен русскому, казахскому и монгольскому Алтаю. Их объединяют Алтайские горы, принципиально не признающие границ! Те же прозрачные реки, богатые лиственничные, еловые и кедровые леса. Озеро Канас, схожее с нашими Тальменьим или с Телецким. Хребет Канас, с севера которого, на российской стороне, лежит мистическое высокогорное плато Укок, хранящее тайны скифских царских курганов. Бурные горные реки, несущиеся вниз со снегов Тянь-Шаня и Алтая, бесследно исчезают в песках Джунгарской Гоби. Жители Северного Синьцзяна жмутся к горам точно так же, как и жители Южного: только в горах и около гор есть вода, а значит, жизнь!
Так бежим же скорей из пустыни в горы – к чистой воде и заповедным лесам! Огромное мускулистое тело Птицы-Синь-цзяна – это величественные хребты, отроги и долины китайского Тянь-Шаня (Небесных Гор): Карлыктаг, Богдо-Ула, Чельтаг, Куруктаг, Боро-Хоро, Сармин-Ула, Нарат, Халыктау, Кетмен. Их снежные вершины – до 6–7 тыс. м. Могучие реки, как, например, Или и Карашар. Вековые леса, прекрасные пастбища, высокогорные озера – все это необычайной красоты! Тянь-Шань простирается на несколько тысяч километров с запада на восток, от границы с Киргизией и Казахстаном до границы Китая с юго-западной Монголией в районе Нома. К северу от Куль-джи (Инина) есть знаменитая Долина фруктов, живо напомнившая мне родной Алтай. Тамошние «фрукты» – это не что иное, как хорошо знакомые нам дикие шиповник, малина, смородина, рябина, яблоня-дичок, оранжевый боярышник.
По Долине фруктов вереницей тянутся тяжело груженные фуры – вверх, на север, к Сайрам-Нуру. Здесь дорога Пересекает горы и идет дальше – на Урумчи. Хитроумные и жадные китайские грузоперевозчики, стремясь к экономии, безбожно перегружают длинные, с высокими бортами грузовики, от чего они надрывно ревут, поднимаясь на перевалы, а частенько и переворачиваются из-за перегруза. Вот и сейчас мы застряли на спуске с высокого перевала. Впереди кран поднимает перевернувшийся грузовик, кабина которого смята в лепешку. Жив ли шофер? Накрапывает дождь. Под откосом рассыпавшийся черный, словно смазанный жирным маслом, уголь-антрацит. По склонам гор стоят бараны. Они равнодушно щиплют траву и изредка посматривают на аварию. Мы тоже сгрудились на обочине и смотрим, и ждем когда расчистят дорогу, вместе с жирными баранами «Небесных Гор».
Ханъцы (китайцы), дунгане (китайцы-мусульмане) и уйгуры (во времена Рериха их называли сартами) в горах не живут. Их мир – оазисы Кашгарии и Джунгарии. Горы – место жительства монголов, казахов, калмыков. В горах всюду можно увидеть белые с красным орнаментом монгольские или серые войлочные казахские юрты. Множество овец и коз, лошадей. От очагов идет белый дым. Казахи подрабатывают, катая на своих быстрых лошадках туристов. В горной долине к югу от Урумчи моим «гидом» был десятилетний Мохаммед – с белозубой улыбкой и хриплым смехом. Я вспоминал из своего детства, проведенного в том числе в Северном Казахстане, разные казахские (тюркские) слова. Я называл их Мохаммеду, и так постепенно мы нашли общий язык – из целой полдюжины слов. «Шайтан» (черт), «шайтан-арба» (машина), «ишак» (ишак), «кеть» (проваливай!), «арба» (повозка), «джигит» (наездник) – кто бы мог подумать, что в горах китайского Тянь-Шаня я отыщу столько общих слов с местным мальчишкой-казахом!
Близ казахстанской границы у города Жаркент (Панфилов) расположена знаменитая Кульджа (по-китайски – Инин) – важный и древний торговый центр. До Алма-Аты отсюда всего 200 км. В приграничных магазинчиках всюду торгуют российскими и казахстанскими товарами, в том числе всяческим шоколадом-мармеладом. Продавщицы все поголовно знают по-русски. Полно вывесок на русском языке, типа «Вкусные обеды – недорого». В Кульдже живут главным образом дунгане.
Когда-то Кульджа была частью Российской империи. Приехав в город, я остановился в бывшей резиденции русского, а потом советского консула. Резиденция – это большой парк в самом центре города, с несколькими зданиями на территории. В том числе небольшими, чисто русскими одноэтажными домами, времени постройки, возможно, конца XIX – начала XX в. В парке выстроились по аллеям типичные для России чугунные фонари, на которые теперь привязаны красные китайские фонарики. В бывшем доме консула висят русские хрустальные люстры, в комнатах темнеют круглые чугунные печи с маленькими дверцами. Теперь в спальнях консула стоят столики с зеленым сукном и по вечерам китайцы (постояльцы гостиницы, устроенной в консульстве) играют за ними в кости и карты. Парк совершенно русского вида, с ручьем и широкими аллеями, теперь объявлен ботаническим садом. На огромных старых тополях и вязах я нашел таблички с датами посадки – 1908, 1898 и даже 1888 г. Когда-то здесь было много русских, особенно в 1920–1930 гг., бежавших от революции и Гражданской войны. Всего в Синьцзяне тогда проживало выходцев из России от 20 до 50 тыс. Много их было также в Урумчи. Я видел в Кульдже и бывшую русскую школу – ее во что-то капитально перестраивают. Школа закрылась в 1960-е годы, в эпоху маоистской «культурной революции». Последние русские (в основном белорусы) уехали из Кульджи в Австрию. Очень мало теперь осталось русских и в Урумчи.
В Кульдже лучшие в Китае персики – неровные, приплюснутые, буроватых оттенков. Совсем не те краснощекие красавцы, которые мы покупаем в московских супермаркетах. Однако, разломив и попробовав их мякоть, понимаешь, почему в багаже каждого китайца, вылетающего из Урумчи в Пекин или в Шанхай (рядом с хамийской дыней, рядом с гроздьями турфанского винограда, рядом с бесподобными карлийскими грушами), обязательно лежат кульджийские персики! Наш друг Ли долго торговался с местными крестьянами, выбирая нам их на ужин. Он ходил, пробовал, уходил, возвращался, требовал скидки. Крестьяне не уступали цену, пришлось брать, как есть – по 60 рублей за огромную корзину сладких, как божественный нектар, кульджийских персиков!
Птица-Синьцзян, когда-то полная российского духа, улетает от России все дальше… Ее огромный хвост – западные киргизские и казахские хребты Тянь-Шаня – с жемчужиной Западного Тянь-Шаня (Иссык-Кулем) все еще слышит всюду русскую речь и помнит прошлое великой некогда империи. Но нить памяти истончается. Белые кости ханьских игроков стучат о зеленое сукно все громче. И все сильнее удивление мне кульджинцев – «ол-лло-са?!»(«русский?!»)
Синьцзян – это 21 млн жителей. Шестая часть территории Китая. 13 национальностей – ханьцы, уйгуры (вместе – 85 %), казахи, монголы, дунгане, киргизы, узбеки, таджики, калмыки… Вдоль границ по-прежнему стоит большая китайская армия – военно-строительные дивизии, введенные сюда в свое время Мао. По внешнему виду самые обычные деревни, но с офицерами во главе. В Синьцзяне добывают нефть и газ, разводят скот, выращивают лучшие в Поднебесной фрукты. Синьцзяну уделяется большое внимание. Первый секретарь парткома автономного района впервые введен в состав Политбюро КПК.