– Во-первых, коровы ходят, рыхлят землю, выцепляют копытами камни наружу. Во-вторых, земля протаивает по весне или в сильные дожди, обнажается каменная подкладка. Много еще камней в паводки рекой наносит или размывает по берегам ручья.
Мы бродим по поляне, всматриваясь в сухую землю сквозь редкую травку. И тоже находим черные камушки!
– Но как же определить, что это именно рукодельный отщеп, а не просто случайно отколовшийся кусок природного камня? – допытываемся мы.
В ответ Юрьич собирает в кучу все наши находки и внимательно разглядывает каждую из них.
– Вот! – торжествующе восклицает он.
Перед нами возникает один из только что поднятых на поляне черных осколков.
– Видите?
– Нет, не видим! Что именно надо увидеть?
– Ну вот же! Смотрите сами! Вот же отчетливо видно, что пластина была отколота сначала от нуклеуса, вот в этом месте. А потом аккуратно обработана, по острой кромке, более тонкой ретушью! Вот, вот и вот! – Юрьич тычет пальцем по острому краю камня.
Мы смотрим. И правда, очень похоже, что края камня специально были обколоты более дробными сколами. Получилась острая режущая кромка, скорее пила, чем нож.
– Природа так никогда не обработает, только человек, – радуется Юрьич.
– А чем они обрабатывали?
– От нуклеуса отбивались тонкие пластины – делалось это другим прочным камнем, сильным направленным ударом. Требовалось для этого большое мастерство. Умели найти на камне место напряжения. Своеобразный узел энергии камня, точку для первоначального расщепляющего удара. Били сильно и точно в нее, и коли попадали, то камень расслаивался на плоские пластины, с острыми краями. Вот так примерно!
Юрьич берет в руку крупную серую гальку и сильно лупит по ее тупому концу, как по яйцу, другой галькой, только острым ее концом. Первый камень распадается пополам, а вовсе не на пластины. Но Юрьич не унывает:
– Да это не тот камень! Материал негодный! Кремень для этого нужен!
– А почему так мало орудий находят! В основном одни только отщепы попадаются?
– Так и это вполне логично! Ведь готовыми орудиями работали – дело делали! Охотились, обрезали шкуры, строгали лес. Пока инструменты не ломались, и тогда их просто выбрасывали. А здесь, на месте изготовления, остались в основном отщепы, осколки, ядрища, бракованные вещи, как вот эта, которую так и не смогли довести до ума. Так вот, сначала отбивали от нуклеуса, или облупеня, первоначальную, подходящую по форме и размеру пластину и потом аккуратно доводили ее до ума более мелкой и точной ретушью. А мелкие сколы этой самой ретуши делались или деревянной палкой, или же костью – для большей точности. Старались получить как можно более ровный и острый рабочий режущий край.
Мы бродим по поляне, изредка натыкаясь на все новые отщепы и пластины. Часть из них действительно обнаруживается на глинистом дне ручья, среди коровьего кизяка.
Между тем пейзаж вокруг нас, без всякого преувеличения, великолепен! Просторная зеленая долина Урсула, по низу которой струится чистая речка. Вдоль речки стоят высокие стройные деревья, в их тени можно укрыться от зноя и дождя. Поляна между рекой и горой широкая, ровная, покрытая душистой травой. Местами поляна огорожена плетнями – под покосы. В треугольнике у слияния двух речек на правом берегу Урсула замерла одинокая пирамидальная гора, как бы отделяющая поляны Тюмичина от самого села Ело. Китайцы бы непременно признали в Тюмечине свой фэн-шуй: вот здесь вода, вот здесь гора, а здесь – другая река, и опять другая гора, все это по осям и строго симметрично. Огромная долина со всех сторон закрыта от посторонних глаз, защищена самой природой, сокрыта и сокровенна. При этом от протяженной поляны по всей ее длине есть прекрасный подход к воде. Равнина Тюмечина представляет собой отличное пастбище, по ее краям растет богатый хвойный лес, да и до села от поляны рукой подать. Долина надежно защищена от сильных ветров и отменно прогревается солнцем долгими летними днями, благодаря своему удачному расположению по линии восток – запад. Словом, ей присуще все, что нужно для признания долины священной. Каждые два года именно здесь, в Ело и долине Тюмечина, алтайцы проводят свой главный национальный праздник – многолюдный фестиваль Эл-Ойын.
Древние камни в долине Ело (В. Рыжков, 2008 г.)
В центре поляны, на небольшом возвышении, столетия тому назад был вкопан высокий оленный камень – культовый обелиск бронзового или начала железного века. Попросту глубоко закопанный в землю длинный и гладкий камень, стоящий слегка под наклоном. Место для него, как обычно, выбрано безупречно: именно отсюда открывается наилучший обзор всей межгорной котловины вокруг Ело. У оленного камня жители села производят свои обряды, сам камень и вся окрестная долина для них священны. Мне рассказывали, что есть и другие алтайские святилища, незнакомые чужакам, сокрытые в близ расположенных горах…
Прошло уже несколько часов, как мы находимся на Тюмичине. Мы до глубины души взволнованы и потрясены его красотой и сокровищами. На каждом шагу попадается и призывает нас к ответу какая-то допотопная тайна. Вся долина близ Ело дышит архаикой и загадками, всюду обнаруживаются отзвуки стародавних событий. Каменный, бронзовый, железный века, скифы и древние тюрки, алтайцы и русские – все оставили здесь свой зримый след. Даже местные лошади глядят на нас не абы как, а пристально и со смыслом, вприглядку. Есть на ближнем к деревне краю поляны даже свой миниатюрный Стоунхендж – большие камни, стоящие кругом вокруг древних могил. Словом, Тюмечин – подлинная долина чудес!
Устав бегать по долине и сытно отобедав наваристым супом из котелка, мы отдыхаем на прибрежной полянке и обсуждаем, при наставничестве многознающего Сергея Юрьича, мистическую природу этого замечательного места. Юрьич еще сильнее укрепляет в нас веру в то, что место это отнюдь не простое.
И вот, как только мы погрузились в свои две машины, чтобы отправиться в обратный путь к Денисовой пещере, долина Тюмичина показала себя, весь свой непостижимый человеком норов.
Наши два уазика катили один за другим, не спеша, сухой полевой дорогой, по направлению к полузатопленному мостику через речку Семисарт. Настроение у нас было отличное, даже веселое. День только-только начинал клониться к вечеру. Было часов пять дня. Ближе к выезду из долины, как только мы поравнялись с пирамидальной горой и небольшой группой курганов и торчащих из земли камней, задняя машина вдруг резко затормозила и остановилась. Водитель выскочил из нее как ошпаренный и полез под днище. Что такое?! Мы остановились, вылезли наружу и побежали назад разбираться.
А приключилось вот что. Мы на первой машине проехали это место, промеж древних тюркских могил, благополучно. Но ехавшая вслед за нами вторая машина наехала передним колесом на длинный острый камень, невесть откуда возникший на дороге, прямо на пыльной сухой колее. Камень непостижимым образом вертикально поднялся под колесом и в секунду пробил насквозь своим острием масляный поддон второго уазика. Теперь горячее масло часто капало, капля за каплей, на сухую землю, быстро вытекая. Водитель поднялся на ноги и теперь стоял, огорченно смотрел на это, тихо матерясь.
Надо было спешить, ведь дорога предстояла неблизкая. Запас масла у нас с собой какой-то был, чтобы его время от времени подливать, но хватит ли этого до базы на Дениске? Мы помчались в обратный путь, проскочив мостик через речку и мимо пьяниц Ело, которых к вечеру еще прибавилось. Еще до Ябоганского перевала мы пару раз вставали и доливали масло и едва-едва, с большим трудом, докатились до Усть-Кана, где пострадавший уазик окончательно встал на прикол в автосервисе. Пришлось нам нанимать другую машину в райцентре и добираться на ней до базы. Пробитый же насквозь камнем уазик несколько дней простоял в Усть-Кане на серьезном ремонте. Таким вот странным образом не хотел отпускать нас от себя священный Тюмичин. И главное – что мы ему сделали? Слишком шустро ковырялись в стенке раскопа ножами? Зря полезли, потные, в прозрачные омуты Урсула? Или же нам вовсе не следовало приезжать на Тюмичин, беспокоить местных духов, разжигать костер и варить жирную солянку? Мы были сбиты с толку.
Что все это вовсе не шутка и не случайность, я убедился через пару лет, когда снова заехал на священную поляну близ Ело. Меня туда тянуло, в это красивое, богатое историей и поэзией место. И все повторилось! Вновь было два уазика. Опять стоял тихий солнечный день. Текла своим руслом прозрачная речка. Темнели в земле черные камни. Клонился вбок оленный столб. Вихлял по глине размытый дождями ручей. Паслись лошади. Пили из реки коровы, на все том же броде. Разливалась окрест все та же благодать.
И вдруг, опять ближе к вечеру, резко переменилась погода. Налетели черные тучи, поднялся резкий, летящий понизу ветер.
Забарабанил по крышам машин крупными каплями дождь. Мы сгребли вещи, бросились внутрь автобусов, завели моторы. Надо было срочно уезжать – пока не размыло полевые дороги, пока не поднялась вода в реках. Иначе бы мы могли оказаться наглухо запертыми на Тюмичине, одни, без припасов, даже без палаток.
Ехали, утекая с Тюмичина, и сильно боялись того места между курганов, где ранее пробили поддон, но в этот раз там обошлось. Удачно проскочили и прогнувшийся мостик через речку Семисарт, хотя доски настила были уже мокрые и скользкие, а вода грозно пенилась по низу бревенчатого пролета, прибывая с каждой минутой, грозя вот-вот затопить переезд. Беда к нам пришла в самом Ело. По глинистым улицам деревни широко текла грязная вода, все вокруг кипело и неслось. Проезды между домами превратились в бурные ручьи. Наш, опять передовой, уазик летел неуправляемым юзом вниз по улице, скользил и крутился по влажной глине. Водитель лихорадочно вертел рулем вправо и влево, пытаясь удержать машину на дороге, стараясь не врезаться в столб или в забор. Внизу улицы, у магазина, мы наконец смогли остановиться поперек дороги и лишь тогда обернулись.