– Здрасте! Вы откуда? Вы кто? – спрашивают подростки, говоря с сильным алтайским акцентом. Они нас нагло разглядывают, не сходя с мотоцикла. Для них, как и для всего Саратана, мы настоящая диковина, ведь туристов тут практически не бывает. И вдруг объявилась сразу целая группа, поставила лагерь, палатки!
– Мы из Барнаула и из Москвы. Туристы. Ищем своих проводников с конями, из Балыктуюля – не видели их ребята, кстати? Они за нами должны были приехать сегодня утром, спуститься сюда сверху!
Мальчишки отрицательно крутят головами и продолжают нас откровенно и с большим интересом рассматривать.
– Вам мясо не нужно и еще молоко свежее? – спрашивают они.
– Везите! – говорим мы, и их мотоцикл тарахтит обратно в Саратан.
За ним из деревни немедленно появляется другой мотоцикл, такой же старый и трескучий.
На нем два парня постарше, в старых коротких пиджаках, накинутых поверх маек. Они просто тормозят у костра, молча курят и в упор осматривают нас, наши палатки и припасы. И чуть погодя молча уезжают. Они тоже не видели и не слышали про наших проводников и коней.
Потом к нам кто-то едет из деревни верхом на коне. Этот кто-то сидит криво и сильно раскачивается в седле. Когда визитер останавливает коня у костра, мы видим, что всадник в стельку пьян и, будучи едва живой от выпитой водки, с трудом слезает, точнее, сползает с коня на землю.
– Вы кто? – спрашивает он заплетающимся языком.
– Мы туристы, ждем своих проводников с конями. Они из Балыктуюля за нами должны спуститься.
– Это моя земля, и вы должны заплатить мне за стоянку! – вдруг заявляет пьянчужка, держась при этом за седло, чтобы не упасть. – У меня в Барнауле брат в ФСВ работает! Если не заплатите, он вам покажет! – не то бахвалится, не то угрожает он. При этом язык едва слушается хозяина, а ноги предательски подламываются.
– А как фамилия твоего брата? – вдруг резко переходит в контрнаступление наша Лена. – Я там всех знаю, в барнаульском управлении!
Саратанский шантажист впадает в ступор. Он морщит лоб и крутит глазами, привалившись плечом к седлу. От него так сильно несет перегаром, что даже привычный к такому состоянию хозяина конь воротит от него в сторону хитрую морду. Наконец, посоображав что-то своими пропитыми мозгами, вымогатель вновь собирается с силами и пьяными обрывками мыслей.
– Так что? Вы мне заплатите или нет? Это же моя земля! Надо платить за стоянку! – обводит он поляну рукой и едва не падает от этого непростого для него движения под ноги коню.
– Нет, не заплатим, – твердо огорчаем его мы.
Снова морщится лоб, снова вращаются глаза, снова качается у седла нетвердое тело, переминаются по траве грязные сапоги. Гуляет по воздуху вонючий перегар. Мы раздосадованы и ждем бесконечного продолжения этой печальной комедии, которая испортит нам весь отдых. Но нас спасает само провидение.
Оно является в виде крепкой женщины, тоже верхом, которая быстро скачет к нам со стороны Саратана. На ней длинная юбка, кофта, голова повязана платком, она несется галопом по поляне, лихо крутит в правой руке длинную крепкую веревку и громко кричит в нашу сторону:
– Эй! Вася! Вася-я-я!!! Чтоб тебяяя!!!
Наш близкий к спецслужбам пьяный знакомец с трудом поворачивается назад и, увидев алтайскую амазонку с веревкой в руке, разве что не валится на землю от страха.
– Ах ты зараз-з-за! От ты! Подлец!!! Опять нажрался!!! – громко кричит на него, подъехав, женщина и с ходу пару раз довольно чувствительно лупит пьяницу по спине толстой веревкой. – Ну-ка быстро домой, паразит! Алкаш проклятый!
К нашему изумлению, наш шантажист сразу же сдается, без боя, и покорно лезет в женино седло, цепляясь нетвердыми пальцами за железную луку седла. Жена тащит его за шиворот рубахи, грозно глядя сверху, и одновременно громко ругает его, щедро раздавая подзатыльники свободной рукой.
– У него что, правда брат в ФСВ в Барнауле служит? – интересуемся мы.
– Да какой брат, откудова! Ирод брехливый! Денег у вас небось требовал? Уж ты паразит, я тебе покажу дома брата в Барнауле! Я тебе выдам ФСВ под самую задницу! Зараз-з-за!
Женщина резко разворачивается и уезжает с мужем в деревню, по дороге выдавая ему крепких тумаков вдобавок к прежним. Вася пьяно блажит. За ними бежит, весело виляя хвостом, довольный устроенным представлением Васин конь. За ним тащится по траве длинная веревка.
Снова тарахтит мотоцикл. Едут знакомые нам первые подростки. Один держит белый пластиковый пакет, в руке второго – большая бутылка со свежим жирным молоком. В пакете обнаруживается парное мясо, толстая и сочная говяжья вырезка. Мы все это покупаем, очень недорого, и подростки, довольные совершенной сделкой, уезжают.
Нашему краткому дневному покою окончательно приходит конец. Идиллия разрушается окончательно. Вокруг нас все теперь трещит, тарахтит и движется.
Мы нечаянно оживляем своим неплановым присутствием сонный Саратан, в котором в момент нашего прибытия не было никакого движения, ни единой живой души! Теперь же над нашей головой на верхней проходящей над поляной дороге беспрестанно трещат мотоциклы, мотаются туда-сюда машины с саратанцами, приехавшими с единственной целью поглазеть на нас. По узкой дорожке в траве, что бежит прямо посреди поляны рядом с нашими палатками, тоже носятся туда-сюда мотоциклы, мопеды и велики, с местными подростками, мужиками и парнями. Кто-то тормозит и заговаривает с нами, кто-то просто молча таращится на нас и на наш маленький лагерь.
Вскоре мы ощущаем себя как макаки в открытом вольере зоопарка, окруженные со всех сторон любопытными зеваками. К вечеру на невысоком пригорке, что на дальнем краю поляны, собирается уже изрядная толпа местной молодежи. Все они то и дело поглядывают на нас, явно только нас и обсуждают, не скрываясь перемывают нам кости. Их неуемная активность тревожит нас, ведь мы в явном меньшинстве в сравнении с ними. Саратанцы разводят свой собственный костер, рассаживаются вокруг него по кругу на корточках, пьют пиво, что-то жарят на березовых прутьях. При этом движение по тропе и дороге в обоих направлениях не прерывается ни на минуту.
Еще днем мы понимаем, что жизни нам в Саратане не дадут никакой и опять отправляемся в деревню – искать наших потерявшихся проводников. Мы заходим в сельсовет (длинная изба с жидко белеными стенами и с дверьми по двум сторонам узкого коридора), где выясняем, что телефон не работает и у них, у единственной местной власти! Мы расспрашиваем прохожих мужиков, продавщиц местного магазина, выспрашиваем у пробегающих мимо нас ребятишек, но все тщетно – никто не видал и не слыхал про наших проводников. Да где же они, в конце концов?
Ночь на поляне проходит в натуральном угаре. Мы лежим в темноте в своих палатках, понимая что спать нам нынче не дадут. Прямо над ухом у палаток тарахтят мотоциклы, трещат мопеды. Вот они, кто-то там во мраке, остановились прямо у нашего маленького лагеря, шепчутся в ночи, смеются, чем-то позвякивают. Вот эти кто-то уехали, но на их место тут же прибыли другие, они тоже шепчутся и чем-то стучат, шуршат, хрустят – и так продолжается всю ночь до самого рассвета. Из Саратана надо поскорее бежать – это нам ясно, как день! Но где же наши проводники???
Утром наши опасения и тревоги только укрепляются. Кто-то находит в кусте, рядом с костром, пластиковую бутылку, наполовину наполненную бензином. Что это? Угроза поджога? Да что же это такое! – ну где же, дьявол, наши проводники?!!
После раннего завтрака Лена снова бежит искать их. Договорилась ведь с ними о встрече «выше деревни», но где именно находится это самое место, которое «выше»? Мы не выспались и со всех сторон осаждены все более агрессивными саратанцами.
Проходит еще два томительных часа под надоевший аккомпанемент тарахтения и треска мототехники. Колготня вокруг нас не стихает, наоборот, народу вокруг крутится еще больше, чем накануне. И вот, наконец, наступает счастливый для нас момент! Мы видим, как из Саратана спускается к нам вереница связанных веревками коней, на двух сидят наши проводники, на третьем – Лена.
– Да где же вы были?! – радостно встречаем их мы.
– Да мы там вчера весь день сидели наверху – на лесопилке! Как договаривались – выше деревни вас ждали! – показывают куда-то в гору над Саратаном наши молодые проводники из Балыктуюля Марат и Тимур.
Выясняется, что весь вчерашний день они напрасно прождали нас сильно выше по горе, километрах в трех от деревни в лесу на берегу речки Саратан, в том месте, где работает деревенская пилорама и заготавливается для местных нужд лес. Просидели Марат и Тимур больше суток у костра, и, точно так же, как и мы, недоумевали – где же их туристы, куда они пропали? Мимо них никто не проехал и не прошел за весь день – вот никто их и не видел. А в деревню они не спускались, чтобы не раздражать понапрасну местных жителей. В Саратане, как мы успели убедиться, не любят чужих, да еще если они с конями, да еще зарабатывающих на туристах в этих краях, законно принадлежащих саратанцам, а не балыктуюльцам.
В минуту радостной встречи с проводниками мы только и думаем о том, как бы поскорее собраться да пошустрее убраться с глаз долой от возбужденных всем происходящим саратанцев. Саратанцы тоже немедля сообразили, что мы скоро отбудем, и еще теснее смыкают вокруг нас свой неспокойный круг. Часть из них еще с ночи пьяные, есть и те, кто открыто держатся в отношении нас вызывающе и агрессивно. Совсем не очевидно, что нам дадут спокойно собраться и уехать отсюда. Напряжение растет, нашим молодым проводникам из села Балыктуюль тоже явно не по себе. Мы окружены со всех сторон, мы в ловушке. И тут нас вновь выручает случай.
В разговоре между местными парнями и нашими проводниками выясняется, что у одного из наших проводников, Марата, есть в Балыктуюле хороший друг, который, в свою очередь, приходится близким родственником одному из окруживших нас саратанских парней, из числа тех, что постарше и пока что потрезвее. Обстановка вокруг нас враз теплеет, происходят отдельные улыбки и объятия, не без пьяных. Круг вокруг нас немного расступается, становится свободнее. Я даже дарю на прощание этому старшему саратанскому парню бутылк