злой Лены и безграничного сострадания к милому козленочку. Кудрявый попрошайка немедленно опознал своих великодушных и щедрых покровительниц и потянулся к ним головой и розовыми рожками, изготовился упасть им в объятья. Он перестает даже отряхиваться и дрожать и стремится теперь к девушкам всем своим мокрым черным тельцем. И вот Алина первой хватает козленочка на руки, ласково прижимает его к груди, приготовляется чмокнуть его в мокрую макушечку, а после – в розовые рожки, как вдруг… Но что это? Что такое мы видим?! Наша Алина громко вопит что-то нечленораздельное и резко, даже довольно грубо, отбрасывает милого козленочка обратно на прибрежную гальку. Тот хлопается об землю, потом резво подскакивает и теперь стоит и обиженно сучит копытцами, а мы окончательно оторопели, совершенно сбитые с толку. Да что вообще сегодня творится?!
И вот что выясняется.
Ночью, когда в кафе пил народ и были танцы, козленочек, как обычно, мотался среди людей и вынюхивал, чем бы поживиться. Блеял, терся об ноги и клянчил – одним словом, был занят своим обычным делом. Там у кафе он, как видно, привязался к кому-то из гуляк и потащился за ним по темноте к деревянному сортиру, стоящему у дороги с оторванной дверью и с дыркой в форме ромба в загаженном дощатом полу. Там попрошайка неизвестно каким образом провалился в эту дырку и по самую шею погрузился в кучу полужидкого дерьма и слипшегося мусора, щедро политую сверху мочой туристов. Оказавшись к сортирной яме почти по самый рот и медленно утопая в массе фекалий, козленочек принялся истошно вопить. Тогда же его кто-то услышал и вытащил за рогатую башку обратно наружу, через ту же ромбовидную дырку в полу. Еще благо, что выгребная яма была неглубокой и голова козленочка торчала прямо в мокрой, обмоченной и обгаженной прорехе меж досок. Козленок был весь в дерьме, в обрывках туалетной бумаги и в блевотине и, конечно, нестерпимо вонял. Оказавшись на воле, он как ни в чем ни бывало весело поскакал обратно в кафе, обдавая воздух густым смрадом. Там он попытался по привычке тереться об ноги туристов и попрошайничать, но своим видом и особенно запахом скоро разогнал всех по палаткам и домикам. Кафе закрылось, музыка смолкла. Утром козленка, у которого дерьмо уже частично засохло на шерстке, а обрывки туалетной бумаги обтерлись и облетели, первой обнаружила рано вставшая Лена. И из сердобольности и сострадания решила отмыть его от дерьма в речке. Постирать мылом и шампунем, а также многократным полосканием в воде.
Однако же заботливое мытье Лены дало неожиданный результат.
Когда козленок провалился ночью в яму с дерьмом, его густая и плотная курчавая черная шерстка не впустила нечистоты глубоко внутрь. К тому же малыша сравнительно быстро успели выдернуть из смрадной кучи нечистот. Все дерьмо и мусор пристали и облепились в основном сверху густого черного каракуля козленка, не просочившись до кожи и нижней части шерстки. Когда же Лена принялась густо намыливать и макать козленка в речку, она, вовсе того не желая, все это вонючее месиво глубоко и равномерно втерла и вмазала на всю глубину густой шерсти, да еще и растащила по всему козлиному тельцу. Козленок оказался равномерно и на всю глубину шерстки обмазан жидким дерьмом. Конечно, много помоев уплыло вниз по речке вкупе с грязной пеной, но никак не меньше втерлось в шерстку и кожу зверька и осталось на несчастном попрошайке. Поэтому, когда трепетная и сердобольная Алина схватила милого козленочка на руки и прижала его к груди, в нос ей ударило такое густое и смрадное амбре, что она завопила и выронила пропитанного нечистотами козленка обратно на берег.
Весь оставшийся день мы бегали от козленка, отпихивали его подошвами ботинок и прогоняли палкой. Он же ничего не понимал, таскался за нами и жалобно блеял. Весь наш лагерь провонял экскрементами. А Алина и Катя решительно его разлюбили. И то сказать – ведь из милого козленочек стал, ясное дело, противным.
Возвращение Телецким озером
Наш долгий поход по Башкаусу, Чулышману и их живописному междуречью подходит к концу. От турбазы напротив устья Чульчи, оставив на ней вонючего козленка и Костю-ковбоя с его завлекательным гербарием, мы отправляемся дальше вниз долиной Чулышмана. Едем по разбитой проселочной дороге, которая бежит левым берегом, перескакивая через маленькие речки-притоки по узким деревянным мостикам. Горные стены по сторонам долины становятся все выше, уходя под самые небеса. По дороге нам встречаются крохотные алтайские деревеньки Коо (сажа, высокий, стройный, красивый), Кок-Паш (серо-голубая вершина) и Балыкча (рыбак) – по нескольку десятков дворов каждая. Люди здесь живут скотоводством, охотой и рыбалкой, как и сотни лет назад. Электричества нет и чулышманцы пользуются для освещения домов свечами или портативными бензиновыми генераторами.
Проехав километров тридцать с Салаватом за рулем его уазика, мы заезжаем на большой мыс Кырсай, который выступает широким полукругом в южное окончание Телецкого озера. На мысу растет лиственничный лес, среди которого стоит несколько летних деревянных домиков. В одном из них мы и остаемся на ночлег. Установился теплый безветренный вечер, солнце садится за высокие горы, вокруг полная тишина.
В своей южной части Телецкое озеро широко и спокойно. Чулышман, впадая в озеро, образует небольшую речную дельту, распадаясь на протоки и огибая длинные, покрытые ивняком, песчаные островки. Река в своем исходе мощная, полноводная, спокойная. В низовьях ближе к озеру она умиротворяется, теряет скорость и напор, течет медленно и величаво. Я сижу на травке на берегу озера прямо у устья и наблюдаю, как плотная и спокойная вода реки медленно сносит мимо меня в озеро листочки, травинки, ветки деревьев, а порой и целые стволы, сброшенные в реку ветром и дождями где-то выше по течению. Еще немного, и вода Чулышмана сольется с озерной водой и сама станет ею. Ил и взвесь реки осядут вниз на дно, и вода станет кристально прозрачной, на всю огромную глубину и ширь волшебного горного озера.
Окрестные горы отражаются в глади озера, их вершины окрашены теплым оранжевым светом заката. Напротив через озеро темнеют глубокое таежное ущелье реки Кыга и большой залив Кыгинский. Ущелье Кыги уходит далеко и круто вверх на восток. Там на вершинах Абаканского хребта истоки Кыги примыкают совсем близко к истокам Большого Абакана, т. е. к материковому водоразделу великих сибирских рек Оби и Енисея. Абаканский хребет, поднимаясь прямо над озером с восточной его стороны на 2,5 км над уровнем моря, отделяет Алтай от Хакасии. Весь он до самой верхней границы леса покрыт густой богатой тайгой.
Вид с мыса Кырсай на юге Телецкого озера. Утро (В. Рыжков, 2010 г.)
Мы хорошо выспались этой ночью на мысе Кырсай. Наутро издалека с севера на синей глади озера появляется белая точка, которая скоро вырастает в маленький, но крепко сбитый кораблик. Он бесшумно пристает к илистому берегу мыса Кырсай и нам бросают сверху крутой деревянный трап. Сбегают вниз туристы с рюкзаками, а мы, напротив, грузим весь свой скарб на палубу и сами забираемся на кораблик. Скоро теплоход отходит, и мы неспешно идем на север прямо посреди безмятежного озера, окруженного высокими стенами лесистых гор. Позади нас на юге разлиты яркий свет и дружеское тепло долины Чулышмана. Впереди, далеко на севере, наоборот, виднеется свинцовое черное небо. Посреди огромного длинного озера, часа через два хода, вдруг поднимается сильный ветер и начинается шторм. Ходят двухметровые черные волны с белыми пенистыми гребнями, наш кораблик сильно раскачивается и весь дрожит от ударов сердитой воды в борта.
Такая быстрая перемена погоды для Телецкого озера – обычное дело. Шторма налетают резко и опасно, волны поднимаются крутые, даже отвесные, и могут вмиг потопить небольшую лодку или катер. Это всегда знали местные жители и ходили по озеру с опаской, прижимаясь потеснее к берегам, чтобы в случае внезапного шторма успеть пристать к земле и спастись. Климат на озере, лежащем узкой 80-километровой лентой меж больших гор, тоже в разных частях различается. Теплее и солнечнее всего на юге, где впадает в озеро Чулышман, на мысе Кырсай. Холоднее и дождливее – на северо-западе в поселке Артыбаш (артубаш – голова, начало порогов). А на самом севере в поселке Яйлю (летнее место) плодоносят на южном горном склоне, обращенном к озеру, богатые яблоневые сады.
За те пять часов, что мы шли от мыса Кырсай в Артыбаш, мы пережили все состояния Золотого озера. Выйдя на своем кораблике жарким летним утром в полный штиль, когда солнце слепило нас, отражаясь в неподвижной глади воды, мы скоро угодили в жестокий шторм, который нас изрядно потряс и потрепал. Ближе к водопаду Корбу, в северной части озера, сильно похолодало, солнце скрылось за тучами, заморосил противный холодный дождик. Вдали же на юге, откуда мы вышли утром, все так же горело и сияло летом и жарой. Выйдя с Кырсая в майках и шортах, у Корбу мы уже натянули на себя джинсы, теплые свитера и куртки.
За поворотом на запад к Артыбашу, где озеро сужается, стало совсем холодно. Хлестал дождь, дул сильный ледяной ветер, мы окончательно замерзли и спустились с палубы в каюту, которая спряталась в маленьком трюме кораблика, где и сидели в тепле до самого Артыбаша.
По Теректинскому хребту
(Теректинский хребет, реки Теректа, Верхняя и Нижняя Команда, Кочек, озеро Солонешный, генеральская охота, Белуха)
Теректинский хребет и Катунь
Пробежав всю распахнутую вширь Уймонскую долину, миновав большие села Усть-Кокса, Верхний и Нижний Уймон, быстрая и полноводная Катунь вступает в один за другим величественные каменные прижимы, слева и справа по ее течению, близ которых с обеих сторон в нее впадают горные речки. Одни притоки прибывают в Катунь с вершин зеленого и крутобокого Теректинского хребта – они соединяются с Катунью по левому берегу. А речки, берущие свое начало с ледников темного, скалистого и всегда снежного Катунского хребта, впадают в нее по правому. Справа несутся с ледников Белухи, ворочая придонные глыбы, белые, как молоко, Кучерла