Наконец решаем. Чтобы не пропадать имеющейся у нас козерожьей лицензии (есть и еще одна – на марала), мы все же попытаемся подстрелить этого чудного козла. Возьмем – хорошо, а нет – так нет. Подкрадываться и стрелять по козлу будет не Сергей К. из Москвы, и не Сергей с Николаем из Катанды, и не тем более я. Это сделает самый младший из нас – Иван из Катанды, двадцатитрехлетний сын Николая. Ему это, по крайней мере, по-настоящему интересно. Иван – крепкий, высокий светловолосый парень, на его лице всегда светится широкая добрая улыбка. Ему не терпится бежать стрелять козла, и мы даем ему добро. Иван хватает немецкую винтовку Сергея К. с мощным оптическим прицелом и длинным мощным патроном и бежит вниз к реке подкрадываться к козлам, добывать разнорогий трофей. Мы же не спеша возвращаемся в лагерь и уже скоро пьем у костра крепкий чай.
Спустя примерно час мы слышим звук далекого выстрела и ждем, что последует дальше. Второго выстрела нет. Остается дождаться Ивана. Он или попал по козерогу, или нет. Еще через час появляется Иван – увы, с пустыми руками. Он приближается к костру, вокруг которого мы вольготно развалились на седлах и попонах, весь грязный и исцарапанный. За спиной у него болтается черная немецкая винтовка. Напившись вдосталь чаю, Иван рассказывает, что и как там происходило:
– Спустился я, значит, вниз и пошел вверх берегом Текели. Там везде камни, все завалено. Лес, бурелом, чаща. Еле пролез там. Потом лес закончился, а до теков еще метров с пятьсот оставалось. Тогда я лег и пополз к ним по камням. Прополз еще метров сто. Вижу – они вроде как меня увидели, насторожились, повскакивали с камней. И глядят в мою сторону. Я, значит, залег посередь камней и лежу, жду покуда они успокоятся. Они постояли немного и опять легли, но видно, что секут ситуацию. Я еще прополз вперед – все колени содрал. Чувствую, все – дальше никак. Место открытое, все им видно. Испугаются, думаю, и убегут совсем. Достал дальномер, смотрю – еще 320 м осталось до кривого козла. Думаю, придется отсюда стрелять. Ближе никак!
Мы все сели и слушаем Ивана с интересом. Сергей и Николай курят.
Иван отхлебнул чаю и продолжил рассказ:
– Ну вот, значит. Достал я винтовку, а как с ней обращаться – не знаю. Непривычная, не наша. Тяжелая такая. Поставил, короче, я ее на треногу на камне, стал целиться. Далеко, смотрю, стрелять, блин! Этот криворогий, короче, лежит в самой середке, только и видно, что башку и шею. И рога в разные стороны торчат. Нашел я его в прицел, взял шею посередке. Стрельнул. Но промазал! Эти повскакивали и быстро убежали вверх в скалы – там их вообще не достать! Вот так вот…
Так и этот день закончился для нас неудачей, а разнорогий козел отделался легким испугом.
Ужасы вертолетной охоты
На следующее утро, завтракая у костра и собирая вещи, мы обсуждаем причины такой удивительной пустоты окрестной щедрой тайги.
– Это все вертолеты! – уверенно говорит Николай. – Распугали всего зверя!
И действительно, когда мы лежали накануне с биноклями над отвесным обрывом Скынчак, мы видели вертолет. Он высоко летел, маленький и медленный, прямо над пиками Белухи в сторону Коира и Аргута. До нас долго еще доносился его стрекот. Как говорят местные мужики, вертолеты с навороченными городскими охотниками, с разного рода коммерсантами и начальниками, летают здесь по осени каждый день. Чуткий слух зверей слышит их издалека, и тогда животные прячутся в лес, забиваются в расщелины скал, замирают там. Какая уж после этого охота!
Потерпев новую неудачу в неприступных скалах Текели, мы решаемся вернуться в таежный веер Арыскана и еще раз попытать там счастья. Споро навьючив коней, мы пускаемся в обратный путь и час спустя вновь поднимаемся выше границы леса, на рыжее плоскогорье к Ороктойской тропе. Отсюда на север хорошо видны покрытые лесом прикатунские долины и отроги, а вдалеке за Катунью – синие снежные округлые вершины Теректинского хребта. Позади нас остаются Катунский хребет и Белуха.
Мы вновь сходим левее с Ороктойской тропы и спускаемся к лесу по правому берегу Актанта на лесистые склоны горы Езим. Здесь и встаем на берегу ручья чуть ниже границы леса. Рядом с нашим костровищем свежий отпечаток крупной медвежьей лапы.
Сразу после разбивки лагеря проводники и Сергей К. уезжают в тайгу искать маралов, я же остаюсь один у теплого костра. Тихий осенний день катится к вечеру, фиолетовый горный цирк в верховьях Акташа медленно гаснет, окрашиваясь в голубые и синие тона. Вокруг – ни звука, тихо и безветренно. Тайга бездвижна. Я лежу на толстой войлочной попоне у костра и вспоминаю рассказ проводников о варварской охоте с вертолета.
Если есть на свете варварство и дикость, то вертолетная охота – самые настоящие варварство и дикость. Охота с вертолета – это циничный и беспощадный расстрел диких животных, это сущий ад на земле. Который устраивают природе самодовольные и алчные до денег и развлечений люди-нелюди.
«Охотниками» выбирается для этого подходящая горная долина с густым богатым лесом, в котором местные проводники заранее высматривают зверя. Потом богатые и высокопоставленные браконьеры расставляются с винтовками по номерам на самом верху долины выше границы леса, в удобных местах с хорошим обзором и просмотром всей долины. Они ложатся в своих дорогих куртках за камни, расчехляют свои мощные ружья с дорогой оптикой и принимаются ждать. После этого вертолет заходит как можно ниже от подножия гор, пилоты держатся вплотную к верхушкам деревьев. Они начинают движение от самого низа долины, от реки, и медленно поднимаются вдоль русла реки или ручья. Отовсюду слышен и ходит эхом по горам грохот, рев, вой турбин, страшный стрекот винтов, летит-стелется над вершинами кедров и лиственниц грозная железная машина, трясутся верхушки деревьев, срывается с ветвей хвоя и листва, дрожит земля, трещат и валятся сучья. Ужас!
Зверье в панике срывается с мест, вскакивает со спокойных согретых лежбищ, выбегает из-под густых кедров. Его охватывает страх и безумие. Инстинкт гонит зверей спасаться наверх – к перевалу. Они несутся огромными скачками лесом по склону, не разбирая пути, без троп, перемахивая через упавшие деревья. Трещат ветки, охает глубокий мох, осыпаются выбитые копытами камни. Бегут в ужасе маралы, косули, кабарги, забиваются в глубокие норы бурундуки и белки. Мечутся меж ветками и громко вопят от отчаяния птицы. Глаза животных расширились, уши прижаты назад, дыхание рвется. А наверху их уже поджидают хладнокровные убийцы. Звери несутся по бурелому прямо навстречу смерти, летят тяжкими высокими рывками. Они вылетают на границу леса и вот теперь оказываются прямо перед стрелками, на открытом месте, как на манеже, и стрелки хладнокровно их расстреливают. А сзади и снизу из-за густого леса медленно поднимается адская грохочущая машина.
Или расстреливают зверя прямо с вертолета. Обычно – на открытых местах, выше границы леса, где животным и спрятаться негде. Егерь наводит пилотов на место, где пасется стадо козерогов или архаров. Или где идет, качая огромными рогами, бык марала со светлыми боками. Машина с высокого синего неба устремляется вниз к самому склону и гонит зверей, которые в панике несутся спасаться туда, где спасения нет, ведь горы открыты на все стороны! Спасения нет, надежды тоже. Стадо бежит по открытому снежному склону, копыта проваливаются в снег. Открывается широкая дверь вертолета, морозный ветер бьет внутрь машины. Охотники в азарте, над их головами – грохот винтов и вой двигателя, внизу – вихри снега, мятущиеся беззащитные животные. Охотники хохочут, кричат, срывая голоса, в их глазах безумный блеск. Охотники привязаны ремнями к потолку салона, чтобы не вывалиться наружу, в руках у них винтовки. Браконьеры высовываются из проема, железный пол дрожит под их ногами, винтовки ходят в руках ходуном. Они начинают палить по горным козлам и баранам, по маралам с близкого расстояния, почти в упор. Промах, промах, попадание, опять промах, попадание. Звери, подкошенные пулями, валятся в снег. Их густую шерсть заливает алая кровь, кровь окрашивает снег. Уцелевшие звери в панике бегут дальше, проваливаясь в сугробы.
Когда «веселый» расстрел заканчивается, вертолет зависает в паре метров от склона, и охотники спрыгивают на землю, чтобы забрать туши. Бараны и козлы лежат на окровавленном снегу, задрав рогатые головы и вытянув копыта, их широко открытые глаза остекленели. Браконьеры тащат еще теплые туши к дверному проему вертолета и забрасывают их внутрь. Руки, штаны, железный пол – все испачкано кровью. Кровавые пятна остаются на снегу, в примятых ямках от туш. Ревет мотор, свистят винты, завис над склоном вертолет. Наконец все тяжелые туши погружены, охотники взобрались на борт, дверь захлопнулась, и машина набирает высоту, беря обратный курс на базу. На базе хладнокровные и довольные убийцы будут пить, веселиться, гулять с девками, хлестать свои красные толстые животы и задницы свежими вениками в жарко натопленной баньке. И примутся бахвалиться друг перед другом, кто и сколько поубивал беззащитных животных в чистом поле с вертолета.
Но веселье и нажива на этом не закончены. Через какое-то время отделанные таксидермистами гордые головы и бюсты козлов, баранов и маралов с роскошными рогами украсят загородные дома самих охотников и их друзей. А деликатесное мясо исчезающих краснокнижных животных отправится в модные рестораны больших городов («не желают ли господа блюда из таежной дичи?») – и за хорошие деньги. Браконьерам нет никакого дела до того, что убитые ими животные относятся к угрожаемым или вовсе к вымирающим видам. Что, расстрелянные ими или перепуганные до смерти, самки животных зимой носили в себе будущих детенышей и теперь у уцелевших самок случатся выкидьтттти. Что теряют свою последнюю пищу вымирающие редкие хищники, такие как, например, снежный барс…
Я думаю обо всем этом, лежа на пахнущей конским потом попоне под широкой и мягкой кроной высокого кедра. Неподалеку струится холодный чистый ручей. Фиолетовый вечерний амфитеатр Акташа золотит по вершинам заходящее солнце. Я вижу вдалеке сверкающую точку, которая бесшумно летит высоко в темнеющем холодном небе. Это вертолет, который возвращается с очередной барской охоты нашего времени. Чьи окровавленные туши лежат там сейчас на железном полу?