– Конечно, помним! Такое разве забудешь! А как поживает второй, что с нами ходил тогда, Кошон?
– Да все у него нормально! Тоже сейчас в походе с гостями.
Туристы стали за последние годы важной статьей джазаторской экономики. Их прибывает с каждым годом все больше. Этому поспособствовало улучшение дороги из Кош-Агача, а также широкое распространение сведений о красотах и чудесах Джазатора и его окрестностей. Слава волшебного плато Укок разбежалась по миру, привлекая сюда путешественников со всего света. Немало по осени приезжает за большими трофеями-рогами и охотников на марала и сибирского козерога.
Водить по горам туристов – дело выгодное. С них берется поденная оплата за аренду коней, которую получают их хозяева. Установлена также такса на услуги проводников тоже посуточная и тоже приличная. Добраться от Кош-Агача до Джазатора на местном уазике-«буханке» опять-таки стоит хороших денег. Переночевать у Альберта на базе плюс баня, веники, ужин и завтрак – снова живой доход. Туристы платят за все реальные деньги, Альберт и местные мужички достаточно зарабатывают за лето. Словом, всем выгодно и всем хорошо.
Для джазаторцев ездить в долгие походы с туристами или на охоту с трофейными охотниками куда интереснее, чем целыми днями потеть и размахивать косой на покосе. Или сгребать сено в копны и ставить стога, пасти коз и коров. Да еще и денежка немалая капает за это. Вот охотно и соглашаются джазаторские мужички, когда им вдруг звонит Альберт и спрашивает: «Срочно надо выезжать с группой на Карагем – поедешь?» Мужик берет лошадь, быстро собирает вещи и спешит к группе. А сенокос остается покамест на стариков, женщин и подростков. Ничего сложного – справятся! А мужичок денег для семьи подзаработает.
Так перед нами к обеду возникает Толя – молодой проводник на замену тому, у которого случился припадок падучей. Толя среднего роста, коренастый и крепкий казах. С круглым, как тарелка, лицом и почти без передних зубов. Ему только 24 года, но выглядит он много старше. Одет, как все мужики тут, в сапоги, темные штаны и зеленую куртку. Мы приветствуем Толю:
– Привет! Ты откуда приехал?
– С покоса сорвали! – смеется Толя.
– Атаместькому косить-то?!
– Есть! Родня там. Они и скосят.
Теперь с нами оба проводника, старый наш знакомец Петр и молодой Толя. Мы наконец вьючимся и выезжаем. Проезжаем весь Джазатор. В деревне жарко и тихо. В небе низко кружат коршуны, выглядывая, что бы стащить. Под заборами в теньке спят собаки. Иногда пропылит улицей машина, и все снова смолкнет. Все село в эти ведрые солнечные дни или на покосе или разъехалось по горам с туристами.
На восточной окраине села, за большой поляной, дорогу перегораживает шлагбаум. Рядом с ним торчит белая будка. Из будки выходят два бойца с «Калашниковыми», судя по их монголоидным лицам, оба из местных. Это пограничники – неподалеку граница с Казахстаном, Китаем и Монголией. Следует обычная процедура проверки паспортов и опрос, куда едем, когда заехали, когда вернемся. Паспорта в Джазаторе проверяют часто. Пограничники могут вылезти из-под моста или выйти из леса, могут неожиданно перекрыть дорогу.
Объехав шлагбаум слева, движемся дальше все время по автомобильной дороге на Кош-Агач. Наша цель на сегодня – недавно построенный скотопрогонный мост через реку Джазатор, близ указателя «18-й километр». Изредка мимо нас проезжают машины. Долина понемногу поднимается. Эти двадцать километров – самые обжитые, и мимо нас неторопливо проплывает повседневная жизнь джазаторцев, обыденность алтайского высокогорья.
Широкие поляны вдоль реки – основное летнее пастбище. Джазатор, или Шасотыр, это и есть «летняя стоянка» по-казахски. Каждые два-три километра мы встречаем летние стоянки с людьми. Деревянный домик из лиственничного сруба, туалет, загон для скота, стоящие рядом с ними машины – уазик, грузовой ЗиЛ или «Урал». Хлопочут хозяева, бегают детишки, лает собака, бродит по поляне скот – кони, коровы, овцы.
Летние стоянки располагаются вдоль всей долины Джазатора, до самого начала подъема на перевал. Пастухи используют всю без исключения площадь долины для содержания и откорма скота. На протяжении лета животные пасутся внизу (хотя высота здесь немалая – от полутора до двух километров) – у Джазатора, в степи Самаха, где тоже много стоянок, по полянам вдоль реки Кокса. Осенью скот собирают в большие стада, табуны и отары. И перегоняют на верхние зимние пастбища на плато Укок и в сухую долину Аргута. То есть туда, где зимой не бывает большого снега и где по этой причине трава всегда доступна скоту. Стоят летние избушки пастухов и по притокам Джазатора и Аргута, таким как Кокса, Тара, Жумалы, Карагем, Иедыгем. В высокогорье слишком мало подходящих пастбищ, чтобы оставлять любое из них простаивать. Каждый клочок земли, поросший травой, используется как пастбище. Стоянки принадлежат большим семьям, служа им из поколения в поколение.
Август – пора сенокоса. Там, где растет самая высокая и сочная трава, ее широкие полосы огораживают высокими заборами из жердей, чтобы не потравил пасущийся рядом скот. Когда приходит пора сенокоса, люди выезжают на свои покосы на несколько дней, а то и больше и живут там в домиках или палатках. Главное для них – дождаться сухой и устойчивой солнечной погоды. Тогда, как только просохнет утром роса, принимаются косить – весь световой день, с коротким перерывом на обед. В наши дни, когда появились убористые итальянские косилки на экономичном бензиновом движке, можно скосить целое большое поле одному мужику и всего за один день. Раньше же на это уходило три дня, и убирали его вручную косами втроем-вчетвером. Сена необходимо заготовить столько, чтобы хватило на всю долгую зиму тем животным, что остаются с хозяевами в Джазаторе: дойным коровам и рабочим коням. Когда скошенное сено просохнет на поле в валках, его собирают вилами в коты, из копен в стога. Стога или остаются на поле или перевозятся на грузовиках в село, где встают во дворах хозяйских домов.
Заготовка сена в августе и заготовка дров в сентябре – октябре – два жизненно важных цикла, определяющих календарь жителей высокогорья. В этом году лето выдалось сухое и без дождей, трава не выросла, сена будет мало.
– Придется задорого в Алтайском крае сено теперь покупать! – сокрушаются местные хозяева…
Мы продолжаем неторопливо подниматься долиной Джазатора. Мимо проплывают поляны, стоянки, всюду видны хлопоты, идет своя жизнь. В нескольких километрах от села в устье реки Тюнь (ночь) была недавно выстроена и запущена мини-ГЭС рукавного типа. Вода бурной Тюни отводится в сторону от русла в трубе и вращает два гидроагрегата. Их мощности хватает на все село. А прежде свет подавали от дизель-генераторов лишь на несколько часов в день. Теперь стало хорошо, говорят джазаторцы. Они принялись активно покупать бытовую технику – телевизоры, холодильники, стиральные машины, ведь надежное электроснабжение есть круглый год.
В долине множество признаков того, что скотоводы жили здесь с самой седой древности. Скот пасется среди огромных курганов, стоянки построены у торчащих из земли древних камней. Этих древних свидетельств множество по обоим берегам Джазатора.
У километрового столба с цифрой 18 мы спускаемся направо к реке. Здесь через Джазатор переброшен большой новый мост на стальных фермах, поверху обложенных прочным деревянным брусом. Мост крепкий и высоко приподнятый над водой на случай сильных паводков. Стальные элементы моста привезли сюда с Укока. Мост соединяет берега Джазатора и выводит прямо к главному скотопрогонному тракту из села на плато Укок – долиной левого притока Джазатора речки Ильдегем. Мы с ходу переезжаем мост и тут же встаем лагерем на большой поляне на левом берегу Джазатора недалеко от воды. Мы проехали чуть более двадцати километров не спеша, за три с половиной часа. И набрали совсем немного высоты от села – всего-то метров сорок.
Волки
Много испытаний сопровождают жизнь пастухов алтайского высокогорья. Может на все лето установиться злая засуха и не уродиться трава. Или зимой вдруг выпадет такой глубокий снег, что животным сложно будет докопаться до травы и они начнут слабеть и падать от голода. И тут к ним точно подберется третья напасть – волки.
Волков в окрестностях Джазатора, да и вообще в алтайских высокогорьях пропасть. Ущерб от них огромный. Каждый год хищники вырезают сотни голов домашнего скота. Режут всех подряд: коней, коров, овец, яков.
– Летом, когда у волчиц рождаются щенята, пастухи смотрят и ждут – что будет дальше? Волки или домашний скот после этого резать начинают, или, наоборот, только диких зверей берут – маралов, косуль, лосей, кабанов. Почему? Никто этого не знает. Если на диких животных переходят, пастухи радуются – думают, хорошо, пронесло! А если на домашний скот бросаются – считай что беда!
Петр рассказывает нам про волков вечером у костра на берегу Джазатора, где мы остановились недалеко от моста. Вокруг поляны растет лес, невдалеке за деревьями пасутся наши лошади.
– Волка сразу видать, я часто их встречаю. У волка хвост всегда книзу висит. А у собаки кверху подымается. – Петр рубит ладонью воздух полого и вниз.
– Они большие в этих местах? Как Тайга?
Собака лежит рядом и повернулась к нам, услыхав свое имя.
– Бо-о-ольше! Намно-о-ого! Они здоровые здесь!
– А бывало, чтоб на человека нападали?
– Нет, такого у нас не было. Волк человека боится, даже ненавидит. Встретишь его когда, то он аж лютует, дрожит весь от злости. И никогда не смотрит человеку в глаза! Всегда вот так вот глядит…
Петр изображает, как глядит на человека волк. Он немного отворачивается от нас, садится почти что спиной, наклоняется, повертывает голову вниз и вбок, глядя на нас исподлобья, хмуро, не прямо, но боковым зрением.
– У волка взгляд оченно страшный, тяжелый. А у человека, видать, еще страшнее! Вот волк и не глядит никогда нам в глаза. Боится встретиться взглядом с человеком-то, выходит что так. Боком, боком так посмотрит исподлобья и убежит в лес.