- Сейчас я еду к барону. Арчи уже приготовил двуколку. Вернусь днем. А ты собери мне все, что нужно для недельной дороги, и упакуй в сундук все зелья для лечения ран, какие есть. Вечером займетесь с Арчи составлением мазей. Нужен большой запас.
- Что произошло, отец? - спросила девушка.
- Война. И она может прийти в наши края. Так что поторапливайся.
Генрика молча кивнула. Она не удивилась тому, что отцу - бывшему Великому магистру гильдии магов-некромантов Титусу эт-Лидрерри - известно больше, чем остальным людям. К тому же ее саму в последние дни преследовали тревожные сны.
Уже выходя из кабинета, девушка обернулась и так же коротко, как и отец, спросила:
- Надеюсь, у нас будет время поговорить?
- Да, - рассеянно кивнул маг.
Он думал о предстоящем разговоре с бароном Вельбирским. Поэтому дорога до города словно выпала из памяти Титуса эт-Лидрерри. Хотя места вдоль Альвы весьма красивы, и в другом настроении старый маг не уставал восхищаться пейзажами вокруг Иртина.
Здесь, в отличие от Мора, яблони уже отцветали, но сады по-прежнему словно кипели, укутанные в бело-розовую пену. Распустились вишни и сливы, миндаль и поздние юксы.
Иртин издавна славится своими фруктами, шипучим сидром и искусными изделиями из лозы. Здесь плетут большие, в человеческий рост, корзины, изящную мебель для летних домиков и легкие дорожные сундуки. Курильщики могут купить на местном рынке вырезанные из вишневого корня трубки "иртинки": короткие, прямые, с круглыми чашечками, ложащимися в ладонь ловко, как маленькое яблочко.
Известен еще Иртин и тем, что здесь находится самый древний в Келеноре храм Эйван Животворящей. Он построен давным-давно, еще в те незапамятные времена, когда власть королей не распространялась дальше столичной области, а герцогство Мор населяли дикие племена, не подозревавшие о скрытом в их земле богатстве. В те времена в долине Альвы еще жил таинственный народ та-ла, после которого осталось немало чудесных вещей.
Титус эт-Лидрерри, проезжая мимо поворота к храму, невольно поднял глаза. "Дом Эйван" стоял на холме, и его было видно издалека. Старый храм, наследство таинственных та-ла, больше походил не на место, в котором молятся, а на загородную усадьбу зажиточного помещика. Построенный из бело-розового, словно яблочный цвет, сверкающего камня, он был так легок и стремителен, что казалось - подует ветер, и он взлетит в воздух. Видимо, для того, чтобы хоть как-то привязать волшебный дом к земле, монахи построили вокруг него каменную ограду и приземистые здания, в которых разместили свои кельи.
Титус эт-Лидрерри ухмыльнулся, представив летящий по небу трехэтажный храм матушки Эйван. Может быть, когда этой землей правили та-ла, дома действительно летали? И еще одна мысль вдруг мелькнула в голове мага: а кем была сама хозяйка, Эйван Светозарная? Уж не одной ли из та-ла?
Сегодня принято считать, что Светлая Богиня - это прекрасная дева с хлебными колосьями в руках. Ей, матери Тима Пресветлого и владычице всего живого на этой земле, поклоняются и в Келеноре, и в других странах.
Но мраморная статуя в Иртинском храме изображает зрелую женщину, полногрудую и широколицую, с круглыми кошачьими глазами и животом настолько большим, что всякому понятно: она вот-вот вновь станет матерью. В правой руке Эйван Иртинская держит пару яблок, а левую положила на живот, словно спрашивая не рожденного еще младенца: хочет ли он, чтобы мать съела эти плоды?
По поводу этой статуи люди придумали много легенд, в которых правду не отличить от вымысла. Но жители городка и близлежащих сел искренне верят, что их знаменитые сады выросли из семян, уроненных Великой Богиней. Когда Эйван была беременна лучшим из своих сыновей, Тимом Прекрасноликим, она захотела в одиночестве полакомиться яблоками. Внимание Благословляющей привлекло красивое место на северном берегу Альмы. Здесь нет скал, южные предгорья Бархатного хребта - это пологие холмы, поросшие светлыми лесами. Богиня присела на травянистой террасе и съела волшебные плоды. А косточки упали на землю - вместе с вечным благословлением Эйван.
Впрочем, маг не стал слишком долго размышлять о природе веры. Его волновали более насущные дела. В ближайшие дни и его жизнь, и жизнь дочери резко изменится. Кончились спокойные дни, кончилась та тихая размеренная жизнь, ради которой один из самых блистательных магов в королевстве больше дюжины лет назад уехал из столицы и поселился в деревенской глуши.
Тогда появление в городке необычных чужаков дало местным кумушкам тему для разговоров на целую зиму. Во-первых, на левом запястье старика извивалась черная змея - знак некромантов, знатоков ночной нежити и других мрачных тайн, к которым обычному человеку лучше и не приближаться. Во-вторых, маг приехал не один, а с маленькой девочкой, которая звала его отцом, но по возрасту скорее годилась во внучки, если не в правнучки. В-третьих, прибыли несколько подвод, груженных ящиками с какими-то непонятными предметами. Парни, перетаскивавшие поклажу в купленный стариком дом, говорили, что видели упакованных в стружки мертвых драконов и другие чудеса.
Однако старый некромант знал, что делал, когда выбирал дом в долине Альмы. Иртинцы так привыкли жить под покровительством Богини, что не верят в дурные приметы и смутные слухи. Они предпочитают судить о людях по их делам, руководствуясь старой поговоркой: "Бывает, и кривое дерево приносит прекрасные плоды". И еще говорят в Иртине, что "самые лучшие яблоки растут на тех деревьях, под чьими корнями больше всего жирного навоза".
Через пару седьмиц после приезда столичного мага в гости к нему напросился настоятель храма Эйван Животворящей Гелиус эт-Мароли, которого взволновала сгустившаяся в городке атмосфера тревожных ожиданий. Старики разговорились, и оказалось, что у них немало знакомцев по юности, по тем временам, когда будущий некромант Титус эт-Лидрерри учился в Высшей магической, а Гелиус - в жреческой школе. После этого обыватели долго передавали друг другу слова жреца, сказанные им начальнику городской пожарной дружины одноногому Леонтеру Баратти: "Некроманты - не слуги смерти, а охотники на нее. Они изучают повадки смерти так же, как охотник изучает повадки диких зверей, а ты - повадки огня". На что отважный брандмейстер только кивнул головой: "Да, я заранее знаю, куда перекинется пламя, и посылаю моих молодцов, чтобы те остановили огонь еще до того, как он разгорится".
Следующим шагом к сближению некроманта с местным обществом стало то, что он выбрал себе в служанки рыжую Барбаретту.
Эта добрая и трудолюбивая женщина после смерти мужа, корзинщика Яна, оказалась в бедственном положении. Прокормить парализованную мать и четверых детей, она не никак не могла, ведь даже той малости, которая хранится в домах бедняков "на черный день", у них не собралось. Ян был неплохим мастером, но горьким пьяницей, и погиб глупо, как гибнут обычно чрезмерные любители сидра. В ветреный день он решил отвезти на лодке несколько корзин в расположенную на другом берегу реки деревеньку. Нагрузил старую лодчонку - и больше его никто не видел, а разбитые волнами плетенки рыбаки выловили аж около Вельбира...
Соседи, чем могли, помогали Барбаретте, но дети ее голодали, питаясь только тем, что дает сад. Магмейстер Титус откуда-то узнал о трудном положении женщины и предложил ей половину золотого в седьмицу за то, что она будет готовить, убирать в доме и присматривать за девочкой. Столько в Иртине зарабатывали лишь искусные трубочные мастера. А еще магмейстер дал матери своей служанки какое-то снадобье, и старуха начала ходить. С трудом, прихрамывая и опираясь на палочку, но все же она теперь могла помогать дочери по хозяйству.
Барбаретта молилась на хозяина и хвалила его кумушкам, как только могла. Поэтому многие не очень-то верили ей, когда она говорила, что магмейстер живет словно добропорядочный обыватель, не превращается по ночам в нетопыря и не вызывает стада зомби. И вообще, единственные чудеса, которые есть в доме - это множество древних книг и лекарских снадобий, словно в какой-то лавке знахаря. Но, в конце концов, даже самые любопытные сплетницы смирились с мыслью, что от старого магмейстера не приходится ожидать каких-нибудь скандалов и чудес. Посудачили немного по поводу девочки, приехавшей со стариком, и успокоились. Ведь зоркие глаза женщин прекрасно видели: девчушка похожа на старика настолько, насколько могут быть похожи близкие родственники. Ну, а кем она ему приходится - дочерью, внучкой, племянницей - какая разница?
Гораздо больше заинтересовало иртинское общество чудесное исцеление матери Барбаретты. Оказалось, что магмейстер - очень неплохой лекарь, и постепенно его стали звать в тех случаях, когда местный знахарь и бабки-повитухи оказывались бессильны. Ну, а по поводу ночной нечисти, которая, бывает, шалит и в таких благословенных местах, как долина Альмы, к нему стали обращаться почти сразу же. Рыцарю должен противостоять рыцарь, лесному хищнику - искусный охотник, а упырю-кровопийце - некромант.
Да, старый магмейстер знал, что делал, когда переселялся из столицы в эти благословенные края. В мирном Иртине он пришелся ко двору, и уже через год никто и не вспоминал о том, что мастер Титус - чужак. Не особо общительный, он, тем не менее, не отказывался пропустить кружечку-другую сидра в кабачке "Пенное яблоко", где обычно собирались лучшие люди городка - брандмейстер, смотритель дорог и мостов и хозяева самых крупных мастерских. Маг быстро вошел в этот тесный кружок, с удовольствием участвуя в разговорах о видах на урожай, о ценах на железо и о политике короны по отношению к северным и восточным соседям.
Так шли годы.
Дочка старого Титуса Генрика подросла и вместе со сверстницами стала посещать храмовую школу, радуя учителя необычными для девочки серьезностью и прилежанием. Так же, как ее отец не избегал доброй мужской компании, собиравшейся в "Пенном яблоке", она не чуралась игр с подругами. Но все же дочка старого Титуса предпочитала в свободное время сидеть с книгой или рассматривать храмовые фрески, в узоры которых вплетены многочисленные надписи на языке та-ла. Генрике нравилось разбирать полустершиеся слова мертвого языка, размышляя об их истинном значении.