– Или плохо путали, или они хорошие следопыты, – предположила Марина.
– Да какая разница, – горячился Николай, – как выследили. Главное – что нам теперь делать?!
– Предложения есть? – поинтересовался Андрей.
– Есть! – Николай размахнулся и врезал воображаемому противнику в челюсть. – Будем их штурмом брать, хватит за деревьями прятаться!
– И как ты предлагаешь брать?
– Идём прямо сейчас, я вышибаю калитку, дверь в доме тоже вышибаю и…
– И нарвёмся на неприятности, как бандиты, посягающие на собственность и жизнь хозяев. Они по нам стрельбу откроют.
Коля пожал плечами.
– Первый раз, что ли? Ну, девчонок оставим, пойдём вдвоём, я вышибаю калитку…
– Так я вас и отпустила! – Марина встала перед друзьями с самым решительным видом.
Оксана встала рядом с подругой.
– Никуда мы вас не пустим!
В воинственном настроении девушки были очаровательны: лица раскраснелись, волосы растрепались, зелёные Оксанины глаза метали молнии. Андрей не удержался, поцеловал её в дрожащие губы.
– Штурм дома отменяется, – объявил он.
– Ну вот, – разочарованно протянул Коля, – спустим этим гадам поджог? И мой китайский халат?
– Нет, не спустим, но в лоб не пойдём. Выманим неприятеля на себя. «Охоту на тигра» смотрел?[58]
– Это продолжение «Шерлока Холмса»? С Ливановым и Соломиным?
– Да.
– Спрашиваешь! Конечно смотрел, и что?
– А вот что. Сделаем так…
Персональная пенсионерка областного значения Авдотья Николаевна, отдыхающая по исполкомовской путёвке в доме отдыха имени Второго съезда профсоюзов, вернувшись домой, рассказывала своей давней подруге, Веронике Матвеевне, заслуженному почтовому работнику на пенсии, что, гуляя в Николаевке по абрикосовой роще, встретила настоящего лешего.
– Я, Матвеевна, нечисть эту как тебя сейчас видела! – горячилась Авдотья Николаевна, почувствовав недоверие подруги. – Вот, ей-богу, не сойти мне с места!
Правда, описать нечисть подробнее не смогла. Потому что сразу дала дёру с неприличной для почётной пенсионерки скоростью. И в рощу до окончания отдыха больше не совалась.
А посмотреть там было на что. Девушки постарались, проявили вкус и изобретательность.
– Как живая! – восхитился Коля. – На старшую медсестру похоже.
– Назовём её Ася, – усмехнулся Андрей.
– Почему Ася? – удивилась Марина.
– Старшую медсестру Асей Никифоровной зовут, – объяснила Оксана. – Вредная тётка.
Чучело по имени Ася установили на втором наблюдательном пункте, там, где друзей обстреляли в прошлый раз. Андрей закрепил на руках-палках леску. Они с Оксаной укрылись за деревом, натягивали леску то с одной, то с другой стороны, заставляя Асю оживать и поворачиваться. По замыслу Андрея, чучело должно было отвлечь внимание и вызвать на себя огонь. Коля с Мариной спрятались около забора. Идею штурма с выламыванием калитки отклонили – слишком шумно. Когда начнётся стрельба, они перемахнут через забор, постараются тихо подобраться к стрелку и обезвредить…
Выстрелы прозвучали раньше, чем ожидал Андрей. Палили на этот раз из охотничьего ружья, и явно не по чучелу – расстояние для гладкого ствола было слишком большим.
«По Коле с Мариной?!» – обожгла мысль.
К ружейным выстрелам присоединились сухие пистолетные.
– Жди здесь! – крикнул Андрей и помчался к дому.
Оксана рванула следом, но почти сразу остановилась. Навстречу вылетели Николай и Марина. Со стороны посёлка раздался вой милицейской сирены…
Часть 3
«Но близок, близок миг победы. Ура! мы ломим; гнутся шведы. О славный час! о славный вид! Ещё напор – и враг бежит».
«И вот оказывается, что свобода, перешедшая в своеволие, ведёт ко злу, зло – к преступлению, преступление с внутренней неизбежностью – к наказанию».
Глава 34
«В глубинах Италии, в стране горных долин и уединённых деревень, ещё жив древний обычай кровной мести. Здесь, где время течёт медленно и традиции передаются из поколения в поколение, кровная месть, или вендетта, – не просто история, а живая реальность.
Начинается вендетта чаще всего при конфликтах между семьями, когда не остаётся других аргументов и проливается кровь. Если убийца не наказан законным путём, члены потерпевшей семьи считают себя обязанными отомстить за смерть родственника. Затем члены враждующей семьи мстят за своих, и формируется порочный круг, передающийся из поколения в поколение. В междусемейную вражду вовлекаются дети, внуки и правнуки…
В нашей стране с приходом советской власти кровная месть, ранее распространённая на Кавказе, была полностью искоренена. Советское государство ввело единые законы, которые защищают граждан от произвола и насилия».
В предгорьях Эльбруса, в долине Баксанского ущелья живописно раскинулось поселение Тырныауз, рассечённое глубоким узким ущельем, на дне которого стремительно несётся шумная речка. Вода в ней чистая и вкусная, но очень холодная – зубы ломит.
Местные жители в речке не купаются и приезжим не советуют. Зачем младший сын тхьэмадэ[59] Азамата Адырхаева, старшего мастера горно-обогатительного комбината, полез в речку, да ещё в одежде, осталось невыясненным. Но тело Тимура нашли прибившимся к берегу ранним сентябрьским утром.
Милиция списала смерть на несчастный случай. Предыдущим вечером молодой человек гулял допоздна с дружками в единственном в посёлке ресторане «Акбаш». Возвращался домой в сильно нетрезвом состоянии, пытался речку перейти, с камня на камень перепрыгивая, как это часто местные жители делают, сокращая путь, поскользнулся, упал неудачно, сломал шею.
Однако поползли слухи, что в ресторане Тимур повздорил с прапорщиком из воинской части, называл его всякими обидными словами за то, что тот сделал неприличное предложение черноглазой красавице Индире, дочери тхьэмадэ Ибрагима Аджиева, директора Тырныаузского профтехучилища. И видели люди, что прапорщик сразу вслед за Тимуром из ресторана ушёл…
Прапорщик Семён Жуков университетов не кончал. Зато окончил особое учебное заведение, находящееся в ведении Комитета госбезопасности, и заработал «Боевое Красное Знамя», выполняя деликатные задания за пределами Родины. Из последней командировки, кроме очередной награды, Жуков привёз последствия контузии в виде мучительных головных болей и был переведён «на лёгкую работу» в воинскую часть в Тырныаузе – инструктором по физподготовке. В новой должности Жуков сильно скучал и раз в месяц крепко напивался, впрочем, без ущерба для службы.
На третий день после гибели Тимура Адырхаева прапорщика вызвал к себе замполит, майор Гилёв. Когда Жуков зашёл в кабинет, майор молча показал ему на стул, поднялся, достал из сейфа бутылку дагестанского коньяка и два гранёных стакана. Налил в оба, опрокинул свой, дождался, когда прапорщик последует его примеру, пододвинул Жукову чистый лист бумаги, сверху положил свою авторучку с золотым пером.
– Пиши.
– Что писать?
– Рапорт об отставке.
На круглом, простоватом лице прапорщика не отразилось никаких эмоций. Он только посмотрел на майора своими бесцветными, близко посаженными глазами. Нехорошо посмотрел, как смотрел на живые мишени сквозь оптический прицел винтовки. Майор вскинул вверх руки.
– Но-но, Жуков, ты на меня не зыркай. Сам виноват.
– И в чём же я виноват, товарищ майор?
Голос прапорщика звучал ровно, как будто он интересовался здоровьем любимой супруги замполита.
– А в том, – майор наклонился вперёд, почти упёршись лбом в лоб прапорщика, – что Адырхаев с братьями тебе лыгэжен[60] объявили!
Жуков кабардинского не знал, но переводчик не потребовался. Не спрашивая разрешения, он вылил в свой стакан остатки коньяка, не торопясь выпил, крякнул и взял авторучку.
Вернувшись в казарму – квартиры на новом месте службы он не успел дождаться, – Жуков залез под койку и вытащил промасленный свёрток, в котором хранил самую дорогую свою вещь – разборную французскую снайперскую винтовку, доставшуюся ему после одной из африканских операций и не проходившую ни по каким документам. Быстро собрав оружие, он приладил оптический прицел, навинтил глушитель, подошёл к окну.
Через улицу от казармы располагался штаб. До открытого окна в кабинете замполита было не более сорока метров. Майор сидел, наклонившись над столом, что-то писал.
Жуков передёрнул затвор, вскинул винтовку, прицелился. В перекрестье блеснула майорская лысина, окружённая венчиком волос.
Прапорщик нажал на курок, спусковой механизм сухо щёлкнул. Боёк не ударил по капсюлю, патрона в казённике не было. На душе стало легче, головная боль, стучавшая в правый висок и выдавливающая из орбиты правый глаз, отступила. Свёрток с разобранной винтовкой занял своё место в потрёпанном фанерном чемоданчике. Сверху прапорщик покидал нехитрые пожитки, перетянул чемоданчик ремнём и отправился в штаб – выписывать довольствие и документы.
Замполит, конечно, сволочь, но в одном прав. Если родня убитого объявила кровную месть – за забором воинской части не отсидишься. И французская винтовка не поможет. Майор, конечно, не о Жукове беспокоится. Ему на прапорщика наплевать с высокой колокольни. Но если произойдёт убийство кадрового военного во вверенной замполиту части – тут не потерей звезды, трибуналом попахивает. Поэтому для всех будет лучше, если Жуков умотает куда подальше. Адырхаев с братьями пустятся в погоню, искать эти чёртовы кавказцы умеют, так что нигде теперь Жукову покоя не будет. Зато майор вздохнёт с облегчением.