Милицейский патруль вывернул из-за угла совершенно неожиданно, как снег на голову. Почему она не услышала шаги в ночной тишине? Город крепко спит, на улицах ни людей, ни машин, даже птиц, которые в Алексеевке летом ни днём ни ночью не смолкают, не слышно. Наверное, сама задремала. Что-то ребята на этот раз задержались. Как бы не вывалились сейчас с тюками и чемоданами прямо ментам в лапы.
Клава юркнула в подъезд, посмотрела наверх сквозь лестничные пролёты, прислушалась. Пока всё тихо. Входная дверь скрипнула. Клава бросилась под лестницу, присела, вжалась в стену в тёмном углу.
В подъезд зашли двое. Клава их не видела, определила по шагам.
– Вроде сюда забежала, – раздался тонкий, почти мальчишеский голос.
– Под лестницей посмотри, – ответил ему голос грубый, командирский.
– Так темно, товарищ старшина, не видно ничего.
– Фонарь на что у тебя?
Клаве показалось, что у неё сейчас сердце остановится. Даже голова закружилась.
Слышно было, как молодой возится с фонарём.
– Чёрт, не работает, товарищ старшина.
– Валенок! Сколько раз тебе говорил – проверяй фонарь перед выходом!
– Я проверял, он работал.
– Проверял он… – проворчал старшина. – Ладно, пошли, наверное, она в квартиру зашла.
– А что на улице в три ночи делала?
– Ну мало ли почему не спится девчонке. Пошли, нам ещё три квартала обойти нужно.
Звук шагов, входная дверь снова скрипнула, стало тихо.
Клава почувствовала, что вся дрожит и зубы стучат, как на морозе, хотя в подъезде жарко и душно. Ещё поняла, что трусики мокрые. Описалась от страха.
Наверху зашумели. По лестнице тяжело спускались несколько человек. Клава выскочила на площадку. Первым идёт Павел, несёт фанерный чемодан с металлическими уголками. За ним Барабан, кряхтя, тащит дорожную сумку и тяжёлый тюк. Замыкает Скрипка с тюком через плечо. Все мрачные, хотя дело явно удалось.
– Паша, почему так долго? – Клава бросилась вперёд.
– Потому! Всё тихо?
– Да, патруль был, но прошёл.
– В какую сторону?
– Я не видела, я под лестницей спряталась.
Павел сплюнул.
– Раззява!
– Паша, я испугалась очень! Они в подъезд за мной зашли, я спряталась. А вдруг вы бы вышли?
– Ладно, потопали.
«Победу»[23] оставили в соседнем дворе. Машина стояла под фонарём, и, когда садились, Клава заметила у Павла на рукавах бурые пятна. Барабан плюхнулся за руль, рванул, не включая фар.
– Паша, что это, кровь? – Клава показала на рукав.
– Краска, – процедил Павел.
Скрипка загоготал.
– Краска… га-га… масляная… га…
Скрипка надрывался в истерике, хлопал себя по ляжкам, не мог остановиться.
– Краска… га… из горла ювелира вытекла… га!
– Как из горла? – не поняла Клава и почувствовала недоброе. – Паша, что случилось?
– Ювелир упрямым оказался.
– И старуха его, – добавил Скрипка.
После окончания музыкального училища сёстры Жуковы подали документы в консерваторию, но экзамены провалили обе. Домой, в родную Алексеевку, возвращаться не собирались. Отец демобилизовался инвалидом, начал пить и вскоре после войны умер. Колхоз развалился, мать тоже запила и болеет постоянно. Из братьев – двое сидят, третий уехал за длинным рублём и пропал, четвёртый, отслужив срочную, остался в армии, где-то на Дальнем Востоке. Лидка после неудачи с консерваторией быстро выскочила замуж за инженера с режимного предприятия[24] с квартирой и устроилась продавщицей в промтоварный магазин. Клаву взяли солисткой в музыкальную группу при ресторане.
Группа оказалась непростой, по вечерам развлекала пьяную публику, а ночью грабила квартиры. Клаву «второе дно» музыкантов ничуть не смутило, она обожала подарки, которыми после удачных ночных похождений осыпал её любовник Паша, он же главарь банды по прозвищу Пианист. Клава воображала себя лихой подругой грозного налётчика, перед которым дрожали обыватели. Ей нравилось лететь по ночному городу на Пашиной «Победе», сидеть за столом с Пашиными друзьями после удачных дел, разбирать награбленные трофеи, торговаться с перекупщиками. Жизнь была яркой и рисковой, не то что в деревне.
В квартиры Клаву не брали, оставляли стоять «на шухере». Ещё у неё была важная роль – в перерывах между песнями подсаживаться за столики к перспективным клиентам. У Клавы хорошо получалось разговорить подвыпивших мужиков. Те перед смазливой певичкой распускали хвосты, наперебой хвастались неимоверными богатствами, трясли толстыми бумажниками, демонстрировали золотые перстни на пальцах, угощали шампанским, пялились на Клавин соблазнительный бюст, гладили под столом Клавины коленки, зазывали к себе домой.
Клава охотно соглашалась, адреса записывала. Потом по этим адресам являлись незваные гости. До последнего случая обходились без крови. Напуганные до полусмерти хозяева квартир беспрекословно отдавали ценности и добро. И даже не всегда в милицию заявляли – сами не без греха. Павел не раз повторял, что на мокруху[25] не пойдёт, за это вышка[26] светит. Но вот пошёл. И что теперь будет?
Глава 11
«В нашем городе действуют оперативные комсомольские отряды, которые тесно сотрудничают с органами внутренних дел, помогая им в борьбе с преступностью и нарушением общественного порядка.
– Мы считаем своим долгом защищать свой город от преступности, – говорит Сергей Фоминых, командир оперативного отряда железнодорожного института. – Мы не можем сидеть сложа руки, когда кто-то нарушает закон или угрожает безопасности наших граждан. Мы готовы помогать милиции всем, чем можем.
Оперативные комсомольские отряды активно участвуют в патрулировании улиц, проводят профилактические беседы с подростками, организуют рейды по выявлению и пресечению мелких краж и хулиганства. Они также проводят пропагандистскую работу среди населения, рассказывая о вреде преступности и призывая к соблюдению закона».
Они выскочили из кустов, как чёртики из табакерки.
«Надо было по улице идти», – подумал Андрей.
Встречая Оксану, он по привычке пошёл короткой дорогой через парк, хотя времени было достаточно, чтобы выбрать маршрут более длинный, но безопасный.
Братья Козловы действовали слаженно, как волчья стая. Окружили, отрезали путь к отступлению, начали сжимать кольцо. Старший, Дмитрий, с цветущим синяком на нижней челюсти, крутил любимое оружие городской шпаны – велосипедную цепь. Средний, Пётр, сжимал в руке длинный нож. Ещё один брат, его имени Андрей не знал, постукивал по ладони фомкой. Двое младших находились сзади, и это нервировало.
Скорее интуитивно, чем что-то услышав, Сергеев пригнулся. Над головой прошелестел камень размером с крупное яблоко, ударил Петра в грудь. Это внесло некоторый диссонанс в ряды наступающих. Воспользовавшись моментом, Андрей прыгнул в сторону и прижался спиной к чахлой берёзке. Какая-никакая, а защита спины.
На следующий день после инцидента в парке Оксана со смехом рассказывала, что воспитательный удар в челюсть подействовал. Встретив её в коридоре, Пётр шарахнулся, как от прокажённой.
– Можешь не встречать меня, – улыбаясь, говорила девушка. – Он ко мне больше не приблизится.
– Нет уж, – возразил тогда Андрей, – лучше перестраховаться.
Несколько дней подряд он приходил встречать жену после работы, ничего не происходило, и Андрей расслабился. И вот неожиданная встреча в безлюдном месте. Хорошо, что взял с собой нунчаки.
Андрей уже несколько лет посещал полуподпольную секцию карате. В городе распоясалось хулиганьё, и навыки самообороны стали совсем не лишними. Два-три раза в неделю, по вечерам, в зале пищеблока областной больницы, на бетонном полу, бородатый сэнсэй давал уроки восточного боя. Он же познакомил учеников с сельскохозяйственным орудием окинавских крестьян, изначально предназначенным для молотьбы риса. Убедившись, что двумя короткими палками, связанными между собой верёвкой, можно эффективно молотить не только рис, Андрей попросил знакомого токаря выточить «боевой» комплект из эбонита. Нунчаки уже не раз выручали, и Сергеев надеялся, что сейчас также не подведут.
Количественное превосходство не всегда даёт преимущество в драке. Нападающие чаще мешают, чем помогают друг другу. Один легко вооружённый боец может долго и эффективно держать оборону.
В данной ситуации Андрей был таким легко вооружённым бойцом. Нунчаки со свистом описывали классическую восьмёрку. Сунувшийся Дмитрий получил по руке, выронил цепь и с матом отпрыгнул назад. Желающих попробовать эбонит на прочность больше не было. Однако и отступать братья не собирались. В сторону доктора полетели камни. От двух Андрей увернулся, но третий чувствительно ударил в плечо, четвёртый – в ногу. Хорошо, что камни быстро кончились и младшие побежали за новыми.
Перед Андреем стояли трое. Дмитрий подобрал цепь, намотал на кисть и, криво улыбаясь, угрожающе замахнулся. Пётр довольно ловко крутил нож. Третий со свистом рассекал воздух фомкой, как короткой саблей.
– Конец тебе, – пообещал Дмитрий, сверля Андрея злобным взглядом.
Ситуация становилась критической. Крутить восьмёрку нунчаками можно бесконечно долго, но если полетят камни, то рано или поздно попадут в голову или в руку, держащую оружие. И что тогда? Ничего хорошего.
«Надо прорываться, – решил Андрей, – пока младшие не вернулись».
При прорыве, как наставлял сэнсэй, следует выбивать слабейшее звено. Андрей решил, что таким звеном является Дмитрий, который уже попробовал нунчаки и, скорее всего, дрогнет, не захочет повторения.