Нет, он не ненавидел мандалорцев в целом. Он не выносил лишь тех, с кем доводилось повстречаться лично. Каждого из них.
Хуже всего, что какие-то извращённые понятия о чести или недостаток национального самосознания не позволяли мандалорцам вести переговоры на общегалактическом. Что, конечно, не отменяло пресловутого брюзжания. Чуткий кореллианский слух Хана Соло с трудом воспринимал мандалорскую речь, вызывая неизбежные ассоциации со стаей песчаных пантер, которые то и дело отхаркивали застрявшие в глотках комки шерсти размером с голову взрослого человека. И, чтобы главный переговорщик Новой Республики не тронулся умом, вот такое отрывистое харканье получало скрупулёзный перевод на общегалактический со стороны протокольного дроида. Легковозбудимого, сверхчувствительного и до безумия нервного протокольного дроида, который, несмотря на свободное знание шести миллионов форм коммуникации, чудесным образом так и не избавился от раздражающего акцента, присущего полнейшим снобам из Центральных Миров. А так как последние несколько дней были безвылазно проведены в одной комнате с обладателем этого безостановочного акцента, тот настолько доконал Хана Соло, что он успел всласть помечтать, как в один прекрасный день со всей души наподдаст механическому переводчику, отправив его в обратное путешествие до Татуина.
Единственным сдерживающим фактором, благодаря которому перепланировка дроидов временно отменялась, было присутствие рядом главного переговорщика Новой Республики — настолько прекрасного создания, что от одного взгляда на неё перехватывало дыхание, а сердце начинало бешено колотиться.
Её отличала не только красота, но ещё и потрясающий ум в сочетании с бескомпромиссной отвагой. За всю свою насыщенную жизнь эта женщина совершила только одну всамделишную глупость: позволила себе пару лет назад втрескаться по уши в лихого капитана фрахтовика, пусть и доведённого до нищеты. Ладно, чего греха таить: в контрабандиста с сомнительной репутацией и висевшими на хвосте имперскими служаками, охотниками за головами и криминальными авторитетами, коих просто было не счесть. Вот почему Хана всегда останавливал потайной страх, что хотя в случае нанесения какого-либо вреда дроиду-переводчику Си-3ПO на душе самого Соло и станет легче, отрицательные последствия будут непоправимыми, потому что Лея, наконец, раскроет свои прекрасные очи и осознает всю ошибочность и ужас совершённой глупости.
Не то, чтобы Хан признавался в этом кому-либо. Даже Чубакке, да даже самому себе, пусть в девяноста девяти процентах из ста таких случаев самолюбие оставалось нетронутым. Вот только один процент, как стал подмечать Хан, означал неуверенность в себе, которая извивалась червяком глубоко внутри, постоянно нашёптывая слова сомнения, и тогда нервничавший Хан уже не мог думать ни о чём другом, кроме как об ответных чувствах своей ненаглядной избранницы, и клялся самому себе, что никогда-никогда не даст повода Лее разлюбить его.
Как результат всех этих редких душевных страданий, контрабандист и бывший генерал часами маялся посреди конференц-зала, сокрытого на безымянном астероиде в какой-то глуши Внутреннего Кольца, и старательно делал вид, будто ему не наплевать на происходящее, пока работавший здесь коммуникатор продолжал вещать мандалорский лепет, а Си-3ПO переводил их невнятную тираду реплика за репликой.
Вот и сейчас механический помощник Леи заговорил своим звонким голоском, комментируя свежую информацию.
— Коммандер повторяет, что капитуляция попросту невозможна и что есть лишь единственное мирное разрешение ситуации, сложившейся настолько печальным образом — печальной для «всех повстанцев», ― то есть для Новой Республики, конечно: кажется, коммандер не видит разницы, в противном случае, он демонстративно совершает такие глупые ошибки. Вне зависимости от его интеллекта, единственным выходом ему видится следующее: повстанческие силы должны незамедлительно покинуть эту систему. Само собой, точная формулировка звучит по-другому. «Если повстанцы остаются — все умрут, а если мятежники уйдут, тогда все будут счастливы». Но и этот буквальный перевод опускает грубый оттенок изначальной фразы и оттого не передаёт и доли всего варварского словарного запаса переговорщика. В самом деле, принцесса, их безвкусный язык не подвергается обработке: ещё немного, и мои фильтры нецензурной лексики будут перегружены!
Вообще-то Хан не совсем понимал сути переговоров. Когда в этой системе разразилась битва, он и Лея скитались далеко отсюда по противоположному краю галактики, где целому, пусть и небольшому звёздному скоплению потребовалась помощь в том, чтобы перебраться в лоно Новой Республики. Хану надолго запомнилась их, казалось бы, заурядная дипломатическая миссия, поскольку повидавшего многое контрабандиста просто в дрожь бросало от одного вида аборигенов — маленьких волосатых созданий, похожих на пауков, которые, в отличие от большинства арахноидов, тем не менее, обзавелись вполне себе гуманоидными мордами и широкими пастями, что были усыпаны сверкающими, подозрительно острыми зубками.
Так или иначе, по первому требованию властей пришлось доставить Лею на новое место. Пока они пересекали просторы галактики, чтобы добраться сюда, в эту систему, битва уже подошла к концу: имперские войска были разбиты, а все выжившие с позором покинули место сражения. Все, кроме пятисот или шестисот мандалорских наёмников, что не пожелали сдаваться и, выбрав своей мишенью столичный мир системы, оккупировали несколько тринейтрониевых энергостанций. Затем мандалорцы, которые, как известно, не бросали слов на ветер, пригрозили подорвать находившиеся в их распоряжении генераторы и тем самым освободить планету от трёх с половиной миллиардов жителей. И чтобы это произошло, хотя бы одному республиканскому кораблю достаточно было коснуться поверхности.
Проще говоря, мандалорцы захватили весь мир в заложники.
За все бесконечные часы напряжённых переговоров Хан уяснил лишь одно. Имперский военачальник, успевший сделать ноги из этой системы, напоследок обронил приказ: любыми доступными средствами воспрепятствовать союзу местных с Новой Республикой. Мандалорский же коммандер истолковал приказ по-своему, восприняв не иначе как «воспрепятствовать союзу любыми средствами, даже если придётся пожертвовать всеми, включая себя самих». Вот только Новая Республика совсем не намеревалась оставлять систему, богатую не только природными или производственными ресурсами, но и лояльно настроенными гражданами, которые во время межпланетного референдума подавляющим большинством проголосовали за членство в Новой Республике. Если точнее, девяносто семь процентов граждан не пожелали союза с имперцами. Хан про себя надеялся, что оставшиеся три процента откровенно твердолобых имперофилов живут где-нибудь по соседству с энергостанциями.
Итак, конфронтация вынудила обе стороны сесть за стол переговоров, отчего плавно зашла в самый что ни есть тупик. Рациональным словам и мягким убеждениям Леи мандалорский коммандер противопоставлял собственную непреклонность, подпитываемую тупым нерфьим упрямством. Дошло до того, что Хан стал нетерпеливо считать минуты до обещанного прибытия Лэндо.
Уже это само по себе являлось удивительным, и вовсе не из-за самого Лэндо, который нравился Хану, несмотря на их историю знакомства — длинную, запутанную и частенько с несчастливыми эпизодами, отчего их положительные взаимоотношения всё же омрачались временами. Нет, Хан томился в ожидании не Лэндо, а, скорее, ценного багажа, который тот должен был доставить на блюдечке к столу переговоров. Ну, почти багажа. Спутника.
В отличие от старины Хана, генерал Лэндо Калриссиан не покинул военной службы. На сегодняшний день он занимал высокопоставленную должность шефа службы спецопераций, что, правда, на взгляд Хана звучало так, будто его приятель-генерал подрабатывает на полставки каким-нибудь таксистом. Пользуясь полномочиями, Лэндо посетил мандалорский сектор космоса, где выловил единственного во вселенной человека, способного, по словам генерала, вправить мозги наёмникам-террористам. И теперь Лэндо мчал на всех парах в охапку с великим командиром Мандалорских защитников, известным как самопровозглашённый лорд Мандалор. Фенном Шисой собственной персоной.
Или, как давно постановил для себя Хан, то был сладкоречивый болтун Фенн, рисковавший целостностью своего черепа за то, что не сводил глаз с Леи.
Шиса и его подчинённые отказались от наёмничьих тягот, сформировав вместо этого коллектив гражданского ополчения и превратившись в эдаких добровольных хороших полицейских, творивших, понятное дело, исключительно благие деяния. То есть статус верховного «надмолорца» автоматически означал, что Фенн Шиса весь из себя такой благородный-преблагородный, самоотверженный пуще остальных, и, с какой стороны не посмотри, просто самый-самый лучший во всём. В общем, лучше тебя, ничтожество.
Если бы Хан трезво оценивал подобные ситуации (чего за ним не водилось), он признался бы, что проблема с вождём Защитников напрямую касалась больше Леи, нежели неприязни к мандалорцам. И если бы он оставался предельно честным с самим собой, то справился бы с червячком сомнений, который в таких случаях нашёптывал одно и то же. Красавчик Фенн Шиса и внешне лучше тебя. Чуткий льстец Фенн Шиса лучше тебя проявляет внимание к Лее. И — самое страшное — его ухаживания Лее, по-видимому, нравятся больше твоих.
Вот и сейчас только скрипя зубами, превозмогая вражду, он был вынужден заочно позволить Шисе возыметь удовольствие провести немного времени в одном помещении с Леей. Правда, там же в качестве сопровождающих присутствовали и несколько десятков офицеров, не говоря уже о патовой ситуации, которая требовала скорейшего, немедленного разрешения. Да, вот эти обстоятельства и сыграли решающую роль. Хан же посчитал, что, соглашаясь с необходимостью присутствия Шисы, он продемонстрировал личностный рост. Самую малость. Наверное.
Только что проделанные достижения утратили актуальность, когд