ворил, будто выделил жене огромные деньги. Значит, она больше не потревожит тебя, чтобы не потерять такое богатство. А кроме того, ты ведь у себя дома, в собственных владениях, и можешь делать все, что заблагорассудится.
Марио смутился.
— Я не уверен, — признался он, — сможем ли мы счастливо жить вместе.
— Тогда поезжай один. Чтобы понять, сможем ли мы жить друг без друга, надо попробовать.
Он хотел объяснить, что, постоянно находясь рядом с ней, он рискует. Он может лишиться расположения короля и королевы. Его могут даже обвинить в заговоре. Но Марио промолчал. Мало проявлять отвагу на войне, нужно быть смелым и в мирные дни, решил он.
— Элеонора, всему свое время, — сказал он, — не надо торопить события.
— Тебе кажется, ты был недостаточно осторожен? Чего же ты ждешь? В любом случае я жду тебя, жду твоего решения. Поезжай пока один, и если позовешь, я сразу же примчусь. Я ведь не прошу тебя называть меня своей женой. Я не боюсь остаться твоей любовницей. Но ты должен решить, как мы будем жить дальше.
Его удивила такая настойчивость. Она всегда казалась ему сговорчивой женщиной. Разве не свидетельствовали об этом ее бесчисленные любовники, таскавшие ее из постели в постель? Так отчего вдруг она стала столь упрямой? Это влияние родителей или подруг? А может, она встретила какого-нибудь прежнего любовника, который отговорил ее от возвращения в Апулию? Или просто сама захотела остаться в Неаполе? Так или иначе, Марио должен был сделать выбор.
В глубине души он понимал, что любое решение, какое бы он ни принял, будет неверным. Марио вспомнил, как несколько месяцев назад, весной, они вместе уезжали отсюда. Представил ее обнаженной, разгоряченной, доступной. Он желал ее. Что он будет делать один в пустом доме в Торре ди Милето? Элеонора стала как бы неотъемлемой частью его проектов. Одному ему не хватит сил завершить их. Уж лучше тогда остаться в Неаполе с женой. Он представил себе и такой вариант.
А если не уезжать? Если все бросить, остаться в Неаполе рядом с Элеонорой, не беспокоить свою жену, тогда и она не захочет его тревожить. Может, так будет лучше всего?
— О чем задумался?
— А что, если остаться в Неаполе и отказаться от всех своих планов? С женой я договорился. Тебе здесь хорошо.
— Изумительно! Просто прекрасно! Что ж, оставайся в Неаполе! Брось Апулию, она так далеко отсюда. Сейчас прежняя жизнь возвращается в этот великолепный город, — Элеонора замолчала, потом взглянула на него и добавила: — Конечно, тебе дороги твои планы, они важны для тебя.
— Ты полагаешь, важны, Элеонора?
— Да, думаю, важны. Честно скажу, я предпочла бы остаться с тобой в Неаполе. Однако я знаю, что потом ты станешь сожалеть и винить себя, что не осуществил всего задуманного. Решай сам, Марио. Скажешь «останемся» — останусь. Скажешь «поедем» — поеду. Скажешь «пришлю за тобой» — подожду приглашения и приеду.
— Я решил, — сказал Марио. — Едем вместе. Будешь жить на вилле в Торре ди Милето, ты нужна мне.
Вот так и получилось, что Элеонора расположилась на вилле, которая предназначалась Марии Луизе. Марио представил ее маркизе, которая встретила синьорину с холодной любезностью. А Элеонора прямо-таки сияла. Она распорядилась кое-что перестроить на вилле, купила новую мебель, полностью сменила свой гардероб.
Теперь они с Марио уже повсюду бывали вместе. Элеонора не упускала случая показать всем, что она настоящая жена маркиза.
Накануне они весь вечер занимались любовью. Марио казалось, что к нему вновь вернулось такое же ошеломление, такое же возбуждение и прежний восторг, что он пережил в первые дни близости с Элеонорой. Ее тело представлялось ему прекраснейшим творением природы, и он был счастлив от сознания, что может владеть этой неповторимой красотой. Обладая ею, сливаясь с нею в единое целое, он чувствовал себя счастливейшим из смертных. Однако сегодня утром у него не возникло больше никакого желания. Он прижался к ней, и она отдалась ему, как всегда, словно совершала какое-то будничное дело и начинать день именно так было в порядке вещей.
Но что-то уже изменилось. Конечно, захоти он, то усилием воли мог бы вновь вызвать оргазм. Только он не понимал, почему непременно должен его вызывать. Элеонора еще не совсем проснулась. Обычно он будил ее своими любовными ласками. А сейчас отодвинулся. Она улыбнулась ему и закрыла глаза. «Почему она никогда не проявляет инициативу?» — подумал Марио. В сущности, она уже очень давно не проявляла желания начать первой. С тех пор как они переселились на виллу, у нее появились отталкивающие привычки. Она долго валялась по утрам в кровати, часами сидела за туалетным столиком и потом бродила по дому в халате, неприбранная. А в постели ждала, пока он проявит инициативу.
Она не отказывалась заниматься любовью. Уже неплохо, конечно. Другие женщины отдавались Марио словно по обязанности, будто для них это тяжкий труд. Элеонора усвоила непременное правило: не следует разочаровывать мужчин в сексуальных играх. Но для того чтобы начать первой, размышлял Марио, нужно очень много энергии и горячего желания. Прежде все это было у Элеоноры. Или это… профессиональная привычка? Почему он подумал о таком? Он считает Элеонору проституткой?
Отчасти да. Сексуальные движения Элеоноры, не сомневался Марио, продиктованы совсем не внутренним побуждением, тем непроизвольным импульсом, что идет от сердца, а ремеслом, опытом, волей. Она осваивала эротические приемы годами. Поначалу, в первый раз, он воспринял ее предприимчивость как проявление пылкого темперамента и неистового желания. А на самом деле все это было лишь результатом практики, точно так же, как уверенны движения хозяйки, замешивающей тесто, готовящей кукурузную кашу, натирающей сыр.
Элеонора, думал Марио, еще в ранней молодости поняла, что ни в коем случае не следует оставлять самца неудовлетворенным. И если она оказывается наедине с мужчиной, который ей нужен или с которым хочет сохранить добрые отношения, то отдается ему. Занятие любовью было для нее простейшим элементом общения, отнюдь не результатом развития каких-то отношений, а всего лишь его начальной точкой. Она знает, что мужчинам нравится ее тело, и предлагает себя с целью что-то получить или для того, чтобы сохранить дружеские отношения, а не восстанавливать их против себя. Подобное поведение стало для нее вполне естественным. Но теперь, когда она ведет жизнь замужней женщины, когда нет оснований сомневаться в расположении мужчины, ее готовность услужить постепенно убывает. Теперь ей хочется, чтобы ухаживали за нею, возбуждали ее. Наверное, впервые в жизни она получает удовольствие от собственной пассивности.
С этого дня в отношениях Марио с Элеонорой наметилась трещинка. Он регулярно занимался с ней любовью, но прежнего удовольствия уже не получал. К тому же ему все чаще приходилось возбуждать себя воспоминаниями о прошлом, воспроизводить в памяти былое, представлять, будто заново переживает прежнее влечение. Даже разговоры их стали скучными. Марио заметил, что Элеонору нисколько не интересуют его экономические замыслы. Она развлекалась, путешествуя с ним, встречаясь с разными людьми, устраивая праздничные приемы. Но она больше не спрашивала его о делах, а если и обращала на что-либо внимание, то лишь невзначай.
Их отношения стали заметно хуже с началом больших перемен в политике.
Вернувшись из Египта, Наполеон распустил Директорию, а в июне 1800 года разгромил в битве при Маренго австрийцев и их союзников неаполитанцев. Флорентийский мир обязал короля Неаполя вернуть на родину якобинцев-эмигрантов и разместить французские войска в Абруици. Когда известие об этом дошло до Торре ди Милето, счастью Элеоноры не было границ. Первым ее порывом было немедленно вернуться в Неаполь. Потом, поразмыслив, она спросила Марио, может ли она пригласить кого-нибудь в Термоли.
Командующий французскими войсками в Пескаре оказался тем офицером, с которым она однажды познакомилась на балу в Неаполе. Они устроили большой праздник в замке Термоли. Марио в парадной форме и Элеонора встречали гостей у ворот замка. Французских офицеров возглавлял полковник Межо, мужчина средних лет, высокий, крепкий. Марио заметил, что французы смотрят на него с явным любопытством.
— Добро пожаловать, полковник, вы уже знакомы с Элеонорой де Кристофорис?
Элеонора, которую Межо пригласил на танец, охотно приняла приглашение. Впрочем, она заботилась о том, чтобы со всей ответственностью исполнять роль хозяйки дома. Отчего же у Марио мелькнула мысль, что рано или поздно она заберется в постель к полковнику? Он практически не сомневался в том, что в ней возьмет верх сложившийся навык. Элеонора сделает все, чтобы расположить полковника к себе, превратить его в друга. Если только она не поняла, что ее положение изменилось и теперь уже нет нужды в подобных связях.
Размышления Марио прервал сам Межо.
— Для меня высокая честь познакомиться с вами, генерал, — сказал он. — У вас много поклонников во Франции. — Марио смутился. — Генерал Бонапарт восхищался вашей с кардиналом Руффо военной кампанией, — продолжал Межо.
Марио ощутил гордость.
— Вы говорите, что Бонапарт интересовался нашей кампанией? — Мало того, он изучил ее и учел ее уроки, воюя в Италии. Вы заметили, что мы заключили мир с Неаполем не как оккупанты, а как друзья?
В последующие недели Элеонора несколько раз ездила в Термоли, и очень скоро Марио узнал, что она виделась там с полковником Межо. Она была достаточно осмотрительна, принимала и других гостей, но все равно находила возможность проводить время наедине с полковником. Обо всем этом Марио доложили двое слуг.
— Да что такое ты вообразил? — удивилась Элеонора. — Межо — только друг. К тому же нам надо поддерживать хорошие отношения с французами. Здесь командуют они. Ты хоть и маркиз и генерал, но уже ничего не значишь. Разве ты не заметил этого?
Марио вскипел гневом. Она, как и жена, желала спасти его от опасности, которой не было. Обе бесстыдно лгали.