— Слушаю тебя, Арианна.
— Марио сообщил мне одно важное обстоятельство, о котором я ничего не знала.
Арианна посмотрела на падре Арнальдо, присевшего на невысокую каменную ограду.
— По его словам, это маркиза подстроила нападение мнимых монахов. Он сказал, что лейтенанту Бандинелли было поручено напугать меня. Но я считаю, что мать Марио все-таки действительно хотела убить меня. Вы знали об этом, правда, падре?
— Да, дорогая, я знал о многом, но не хотел ничего говорить, пока ты болела и жила в подземелье аббатства, чтобы не напугать тебя до смерти.
— Лейтенант намеревался убить меня, это правда?
— Да, правда. Однако не могу представить, что это приказала ему маркиза. Этот человек и сам по себе был очень злой.
— Это верно. Знаете, когда он провожал меня с бала, то пытался поцеловать в карете. Какой гадкий он был в тот вечер! И только оскорбив, я заставила его уйти.
— Да, то, что маркиза попросила напугать тебя, оказалось ему на руку. Именно так он мог отомстить тебе и остаться безнаказанным.
— Марио сказал и о том, что он не раз писал мне, вам, моей матери, отцу!
— Но никто не получил ни одного письма от него, — решительно заявил падре Арнальдо.
— Потому что все письма перехватывала маркиза. Она сама призналась ему. Сейчас мать Марио тяжело больна. Возможно, боится умереть и потому призналась сыну в том, что при помощи слуг перехватывала его письма и те, что писали ему мы с вами. Наши письме оказались в руках маркизы. Все, понимаете, все до единого! А я никак не могла взять в толк, почему же Марио не пишет мне, неужели он бросил меня! Но вот выходит, он искал меня, а ему говорили, будто я убежала с Сальваторе, моряк — мой любовник и даже убил человека из ревности. Мол, я и убежала с ним, потому что была соучастницей убийства. Представляете, какая низость, какая подлость! А теперь, падре Арнальдо, вы должны открыть мне: правду ли сообщил Марио?
Священник помолчал немного, что-то обдумывая.
— Я тоже не однажды задавался вопросом, почему Марио ни разу не напомнил о себе, хотя бы письмом. Но уверяю тебя, я не догадывался, что вся корреспонденция перехватывается. Свои письма я отправлял ему с доверенным человеком, но, очевидно, и он был подкуплен маркизой.
Арианна поднялась с парапета и долго молчала, глядя в долину.
Священник тоже встал и приблизился к ней:
— Что-то еще случилось, дорогая?
— Да, это не все. Марио задал вопрос, на который я не смогла ответить. Но ответ знаете вы.
— Я?
— Только вы.
— Что же это, дорогая?
Но она, казалось, была погружена в свои мысли.
— Действительно, святое это место, — наконец заговорила она. — Наверное, тут мы действительно ближе к Богу. Так вот, скажите мне здесь, падре: почему вы так заботились обо мне, почему сделали столько хорошего для меня? Больше, чем отец, больше, чем мать, больше, чем какой-либо другой человек на свете… — она обернулась к священнику. — Вы непременно скажете мне правду, верно?
Падре Арнальдо, не отводя взгляда от нее, улыбнулся.
— Скажу истинную правду, как на смертном одре. Поэтому не бойся, дорогая. Никогда не бойся меня.
— Я знаю, что священники, — добавила Арианна, — помогают нуждающимся людям, но то, что сделали для меня вы, поразительно. Наверное, есть причина, по которой вы относитесь ко мне не так, как ко всем.
— Понимаешь, дорогая, этот вопрос рано или поздно должен был возникнуть. И я всегда был готов ответить на него. Ты — не дочь Рафаэля и Марии.
Арианна стремительно повернулась к священнику, глаза ее расширились.
— Тогда кто же… — и слезы ручьем полились по ее лицу. Священник, угадав ее мысли, поспешно сказал:
— Нет-нет, дорогая, не я твой отец. Я нашел тебя однажды утром в ивовой корзинке на молу в Сан-Никола. Я не знаю, кто твои родители. Я так и не обнаружил их за все эти годы. Да и не очень-то хотел отыскать. Когда я нашел тебя брошенной, тебе, наверное, было всего несколько дней от роду, и я даже не задумался, кто же тебя оставил там. Я воспринял находку как дар Божий, ниспосланный мне, скромному ссыльному священнику, к тому же одинокому. Я отнес тебя крестьянам на Сан-Домино. Мария как раз была на сносях. И через несколько дней родилась Лела, твоя сестренка.
Слушая падре Арнальдо, Арианна, притихнув, прислонилась к парапету.
— Выходит, — тихо проговорила она, — вы для меня как святой Иосиф для Иисуса, мой мнимый отец, — и она горячо обняла его. Священник погладил ее по голове. Помолчав немного, она продолжала: — Я очень рада. Я никак не могла понять своих родителей. Может быть, именно потому, что они не настоящие.
— Нет, дорогая, вовсе не потому. В молодости мы все чувствуем себя непонятыми. А со временем обнаруживаем, что то же самое переживали и наши родители. И считали потом, что дети не понимают их.
— Но вы-то меня понимаете, — возразила Арианна.
— Конечно, но я священник. Я обучен постигать помыслы людей. Если я не понимал бы тебя… И к тому же я действительно люблю тебя. Горячо люблю.
— Однако и Мария, и Рафаэль, — задумчиво проговорила Арианна, отстраняясь от падре Арнальдо, — тоже по-своему любили меня. Я была несправедлива к ним.
— В молодые годы все ведут себя похоже. В тебе говорил дух противоречия; Ты любила их и нередко сердилась, ворчала, что не понимают тебя. Лела тоже, бывало, злилась на них. Забыла?
— Да, это верно, — согласилась Арианна, — однако я в долгу перед ними. Я должна быть благодарна им, особенно маме Марии. У меня тоже есть сын, и теперь я лучше понимаю ее. Она приняла меня в свой дом, делила между мной и единокровной дочерью свое молоко, нянчила меня, носила на руках, баловала, ласкала… Переживала, когда я болела. К несчастью, ее родную дочь унесла смерть. А я осталась. Она была велимодушна ко мне. Она дарила мне много любви, а я оказалась неблагодарной.
— Ты слишком строга к себе, дочь моя.
— Нет. И теперь я могу отблагодарить ее, — решила Арианна, глядя на него мокрыми от слез глазами, — могу написать ей, признаться, что люблю ее. Пошлю ей денег, одежду, выстрою дом. Да, я в силах построить ей дом!
— Но у нее же есть дом.
— А я хочу подарить другой, еще красивее, больше, из белого мрамора. И соседи просто умрут от зависти.
— Опять ты размечталась, как в детстве. Совсем не меняешься.
— Нет, я не мечтаю. Теперь я определенно могу все это сделать, я же богата. Получаю большие доходы от торговли оружием. Знаете, Наполеон воюет, а я богатею.
— Да, мужчины воюют…
— Мужчины неразумны, потому и воюют. Их глупость пошла мне на пользу.
— Ты очень довольна собой, или я ошибаюсь? — смеясь, спросил падре Арнальдо.
— Нет, я бесконечно горжусь собой. Я сама заработала целое состояние. Могу помочь и вам, хотите? Наконец-то могу сделать что-то и для вас.
— Дорогая, позволь спросить тебя: разве ты не хотела бы узнать своих настоящих родителей?
Она задумчиво посмотрела на священника.
— Нет, они не заслуживают моего внимания, если бросили меня. Что плохого в том, что я появилась неизвестно откуда, приплыла по волнам в ивовой корзинке?.. Ниоткуда прямо к вам в руки. Мне очень повезло.
Падре Арнальдо улыбался, покачивая головой:
— Пойдем поднимемся в церковь. Уже поздно.
Арианна взяла священника под руку, и они некоторое время шли молча, потом она вдруг воскликнула:
— Мне в голову пришла одна идея!
— Еще одна?
— Ладно, не смейтесь! Я говорю серьезно, и мне нужна ваша помощь.
— Послушаем.
— Я хочу купить Сан-Домино.
Падре Арнальдо остановился, ошеломленно глядя на нее.
— Но это безумие! Ты забываешь, что остров принадлежит маркизе Россоманни.
— Вот именно. Хочу купить ее остров для мамы Марии и построить там дом…
— Арианна, скажи честно, разве в этом истинная причина? Может, ты хочешь отомстить маркизе?
— Ну а если и так? Она выгнала меня с острова, где я выросла, а я куплю его, построю дом и вернусь на свою родину.
— Не надо попусту тратить деньги. Вложи их во что-нибудь другое.
— Нет, мне нужен именно этот остров! Не хотите помочь мне, обращусь к Серпьери.
— Вот это мудро. Серпьери для такого дела действительно подходящий человек. Он дружен с Евгением Богарне[75]. Да, он мог бы помочь тебе.
Падре Арнальдо спокойно прогуливался по уютному монастырскому дворику в Вольторре. Из всех монастырей его епархии этот нравился ему больше всех. Неброский, построенный еще в Средние века на северном побережье озера Варезе, он обращен на юг. Перед крохотным аббатством раскинулись шелковистые луга, спускавшиеся к озеру по склонам холмов. Вдали виднелся полуостров с возвышавшейся на нем виллой «Летиция». Воздух в этот день был прозрачным.
Открыв окна в своей келье, падре Арнальдо отчетливо рассмотрел Кампо деи Фьори и в отдалении на фоне голубого неба четкий, неповторимый силуэт вершины Монте-Роза. Любимый пейзаж вызвал у епископа ощущение покоя. Он возблагодарил Господа за его доброту к нему. Если подумать, ему очень повезло в жизни. И в его церковной миссии тоже.
Когда он беседовал с кардиналом Фабрицио Руффо, беспокоясь об опасности для церкви, он не представлял себе, какова на самом деле эта угроза. Как же он был самоуверен в ту пору! Он, южанин, приехал на Север, чтобы противостоять якобинской опасности, поставить преграду лавине революции. В Варезе ему открылась неожиданная картина. Ломбардская церковь была поколеблена не столько революцией, сколько реформами Марии Терезии и ее сына императора Иосифа.
Конечно, у августейших особ были свои резоны для того, чтобы урезать права церкви. На севере Италии ей принадлежала треть всех земель, здесь она правила неправый суд и не платила налогов. Мария Терезия поручила Помпео Нери составить кадастр всего имущества церкви. Затем она лишила церковный суд его беспредельной власти. А в 1773 году распустила орден иезуитов.