— А почему он подарил ей эту корону? — поинтересовался Марио.
— Потому что Теоделинда сумела обратить лангобардов в католическую веру. С тех пор корона стала реликвией огромной важности, предметом пылкого почитания всего народа. А кроме того, это изумительный шедевр византийского ювелирного искусства.
— Но ведь Наполеон будет коронован не здесь, верно?
— Нет, не здесь. Обычно корона находится в Монце. Для коронации ее перевезут в Милан. А после церемонии вернут в Монцу.
— А почему она сейчас тут?
— Коронация — исключительно важная церемония, и мы решили выставить корону для обозрения и в Павии — в городе, который в древности был столицей королевства.
— Но сейчас столица Милан! — воскликнул Марко, явно довольный, что теперь главный город страны уже не Павия.
— Да, в наши дни столица Милан, а дальше… Кто знает, что будет дальше! — вздохнул падре Арнальдо, опуская драгоценность на место.
Арианна безмолвно смотрела на корону, не отрывая глаз.
— Что с вами? — встревожился Серпьери.
— Не знаю. Какое-то странное ощущение… Мне кажется, будто я уже когда-то видела ее, — Арианна посмотрела на него рассеянным взглядом и крепко сжала свой медальон.
Падре Арнальдо слегка приобнял ее за плечи, а Серпьери взял за руку Марко.
— Пойдемте, — падре Арнальдо сделал знак каноникам, и те открыли массивную дверь.
Когда шли по темной церкви, Марио приблизился к Арианне и заметил, что она дрожит. Он взял ее за руку.
— Так тебе кажется, будто ты уже видела эту корону когда-то? — спросил он.
— Нет, эту церковь не припоминаю. Но корону… Словно я уже держала ее в руках когда-то очень-очень давно… Мне вспомнилось, какая она тяжелая, я ощутила прикосновение к этим пластинам и драгоценностям.
Они вышли из церкви. Арианна широко открыла глаза и улыбнулась.
— Все как во сне! — проговорила она.
— Ладно, пусть и дальше тебе снится сон, ио только рядом со мной, — сказал Марио, улыбнувшись, и взял ее под руку.
В 10 часов утра 28 мая 1805 года Арианна и Марио приехали на Соборную площадь в Милан. Церемония коронации Наполеона была расписана самым тщательным образом, и они явились вовремя, чтобы занять свое место среди других титулованных особ, приглашенных со всей Италии.
Марио чувствовал себя счастливым. За две недели, прожитые им в Милане, ему никак не удавалось побыть с Арианной наедине и поговорить без посторонних. Он виделся с нею каждый день, но при этом непременно присутствовал кто-нибудь еще. Чаще всего Серпьери, державшийся как хозяин положения. Как же Марио осточертело все время натыкаться на него! Или же возникал падре Арнальдо, которому обычно хотелось что-нибудь поведать Арианне или как-то услужить ей. Он был неизменно спокоен, держался как отец, это бесспорно. Но ведь и он мог бы проводить больше времени со своими прелатами. Появлялись то Марко, то Марта, то дворецкий, то друзья графини…
Арианна была постоянно окружена людьми. И она вела себя так, словно между ними ничего не произошло, будто никогда и не было той драматической встречи после долгой разлуки. Более того, Арианна выглядела вполне довольной жизнью и старалась подружить маркиза с Серпьери. Правда, сам Серпьери не разделял ее намерений. Стоило Арианне на минутку отлучиться, как соперники обменивались враждебными взглядами. Однако в ее присутствии они оба выдерживали любезный тон.
Марио взглянул на Арианну, сидящую рядом с ним в карете. Ни в ее жестах, ни на лице не заметно было ни тени волнения. Ее осанка была гордой, глаза сияли. Разве что взгляд казался несколько рассеянным. Выйдя из кареты, она непринужденно оперлась на руку маркиза, которую тот уверенно предложил ей, хотя внутренне весь трепетал, точно юноша. Он опасался совершить какую-нибудь оплошность.
— Какой чудесный сегодня день, — проговорила Арианна, когда они подошли к ковровой дорожке, ведущей в собор.
Марио улыбнулся ей, но промолчал. Арианна чувствовала себя неловко. Впервые в жизни она не находила нужных слов. Прежде такого с ней еще не случалось. Но ведь идти рядом с Марио — совсем не то же самое, что оставаться наедине с Серпьери. С Томмазо она могла говорить о чем угодно, делиться любыми мыслями, что приходили на ум, каждой мелочью, беззаботно шутить… А рядом с Марио ее охватывало какое-то невыразимое волнение. Она догадывалась, что его напряжение спадет, только когда она отдастся ему, когда упадет в его объятия, когда сольется с ним. И она хорошо знала, что сама обретет спокойствие, только если окажется в его объятиях и расплачется, совсем как Марко, когда возвращается домой после долгого путешествия. Мальчик всегда горячо обнимал мать и плакал от счастья, а потом засыпал глубоким спокойным сном. Ей тоже хотелось оказаться в объятиях Марио и уснуть, забыть все волнения прошлого и тревоги настоящего.
Но она не могла допустить этого. Наконец-то ей удалось стать свободной. Она поверила в себя, почувствовала, что во всем, даже в приобретении капитала, вполне может рассчитывать на свои силы. И это понравилось ей.
Арианна незаметно взглянула на Марио. Он шел уверенно, лицо сосредоточенное. На мгновение она почувствовала себя счастливой — исполнилась ее давняя мечта: она идет с гордо поднятой головой под руку с маркизом Марио Россоманни. Он случайно приблизился к ее лицу, и этого оказалось достаточно, чтобы она ощутила его дыхание.
Арианна смежила на мгновение веки — как она любила его дыхание!..
Но нет, она не должна проявлять слабость, это было бы глупо.
Они подошли к пышно украшенному собору. Арианна вспомнила, что Наполеон еще в 1802 году заинтересовался знаменитым храмом. Впрочем, «заинтересовался» — это мягко сказано! Бонапарт буквально опустошил собор. Не оставил ни одного произведения искусства, никаких сокровищ. В Париж потянулось множество повозок, груженных картинами, скульптурами и драгоценностями.
И почти сразу же Наполеон распорядился завершить оформление фасада. Из всех проектов он выбрал предложенный Амати. Злые языки утверждали, будто он остановился на нем потому, что тот оказался самым дешевым. Впрочем, платить за все придется самим миланцам.
И еще долго платить, так как фасад далеко не закончен[79].
В соборе церемониймейстеры провожали гостей на отведенные им места.
Арианна осмотрелась. Впереди размешалось пять рядов скамей для государственных чиновников. Судьи апелляционного суда, главы советов и городских управлений всех коммун, ректоры и профессора университетов — все уже находились на своих местах. Теперь в собор входили представители избирательных округов, члены Государственного совета, советники. За ними — дивизионные и бригадные генералы в мундирах, префекты полиции, полковники и среди них Серпьери. А вот и падре Арнальдо вместе с другими епископами в свите кардинала! Сейчас появится основной кортеж, сообразила Арианна.
Впереди шествовала стража, герольды, главный церемониймейстер. Далее следовал кардинал Беллинсоми с короной Карла Великого, кардинал Фенарелли со скипетром Карла Великого, маршал Журден со шпагой Карла Великого. За ними Мельци д’Эрил и архиепископ Болонский с железной короной. И Талейран с королевской мантией. И наконец — императрица! Она заняла место на трибуне справа от трона вместе с принцессой Элизой и сыном Евгением.
Арианна с любопытством посмотрела на нее. Жозефина была не в духе. Значит, верно болтают люди. Императрица Франции расстроена, что на этот раз ее короновать не будут. Наполеон был неумолим.
— Получишь титул королевы, но не корону, — заявил он жене. — А твоего сына я сделаю вице-королем. Ты должна быть довольна.
Но Жозефину не устроило решение Наполеона. Она много плакала. И в самом деле, глаза у нее были красные. А миланцы только потешались над их семейными распрями. Просто удивительно, подумала Арианна, каким образом сведения о личной жизни монархов просачиваются повсюду.
Первое время итальянская знать морщилась при одной только мысли, что приходится принимать у себя в доме эту креолку[80], пришедшую к власти через постели Барраса, Талейрана и невесть скольких еще высокопоставленных мужчин. Теперь же, когда она стала императрицей, они злорадствовали в связи с ее неспособностью подарить императору наследника, из-за чего он рано или поздно — они готовы поклясться в этом! — отвергнет Жозефину и женится на какой-нибудь молодой, здоровой и плодовитой принцессе. И уже сейчас они называли имена австрийской и русской претенденток. Вот так развлекаются итальянцы…
Арианна вздрогнула. Марио тронул ее за руку, напоминая, что нужно встать вместе со всеми.
Хор запел кант «Приди, Создатель». В собор вступил Наполеон Бонапарт.
Арианну восхитила и взволновала торжественность момента. Она взглянула на Марио блестящими глазами. Он ответил ей нежной улыбкой. Ее тоже тронула церемония коронации, подумал он. Впрочем, на то это действо и рассчитано. Церемония создается и совершенствуется на протяжении столетий. Вырабатываются правила, определяющие иерархические взаимоотношения, с тем чтобы укрепить престиж и прочность власти. При старых дворах, таких как венский, все эти правила соблюдались строжайшим образом.
Но почему такое значение придавал церемониям Наполеон? Ведь он не верил в возможность разрешить все противоречия с помощью ритуалов. Он предпочитал борьбу. И даже там, где каждый шаг, каждый жест был тщательно и детально расписан, он мог совершить что-нибудь неожиданное, странное, грубое. Так поступил он в Париже, когда вырвал корону из рук папы и сам возложил ес себе на голову со словами: «Бог вручил мне корону, и горе тому, кто посмеет тронуть ее!» И вот теперь, в Милане, получив все эмблемы власти, Наполеон поднялся и, стоя перед алтарем, взял обеими руками железную корону и сам возложил ее себе на голову. Потом прошел через церковь и сел на пышный трон. Архиепископ проследовал за ним и, обратившись к присутствующим, произнес: