Скала альбатросов — страница 19 из 139

Марио кивнул. Но разговор на том не закончился. И действительно, маркиза продолжала:

— Эта девушка с Тремити очень мила. Хота откуда она взялась, одному Богу известно! У тебя неплохой вкус. Она ведь нравится тебе, не так ли?

— Да, нравится, — признался он.

— Можешь сделать ее своей любовницей. Только будь осторожен. Священник ведет себя так, будто он ее отец.

Похоже, мать готова на все, лишь бы устроить его брак. Она ясно дала понять, на ком хочет его женить. На молодой Граффенберг!

Видя, что сын задумался, маркиза спросила:

— Ты согласен, не так ли? Это ведь одно из непреложных правил сильных мира сего: никогда не соединять чувства и брак. Брак — это политическое и экономическое соглашение, а уж любовью можно заниматься с кем угодно.

— Времена меняются, мама.

— Глупости! Они меняются для простого народа, для буржуазии, для обнищавших аристократов. Но для таких, как мы, не изменятся никогда.

Марио решил закончить этот разговор. Он понимал, что у его матери своя правда, а у падре Арнальдо — своя. Но он обхитрит их обоих. В крайнем случае он обратится к королю, который был дружен с его отцом. Пока же надо быть осторожным.

* * *

Такого праздника Арианна и вообразить прежде не могла, а теперь наблюдала его воочию, не упуская ни одной детали, поскольку место ей отвели рядом с креслом маркизы Россоманни.

Кареты одна за другой останавливались у парадного подъезда в палаццо, и из них выходили представители знатных фамилий, их встречали маркиза и Марио.

— Герцог и герцогиня Карафа ди Андрия и их дочь Лукреция! — объявлял дворецкий новых гостей. — Князь и княгиня Капече Минутоло и их дочери Стефания и Беатриче!.. Князь и княгиня Сансеверо…

Да, в доме маркизы собрались все самые именитые семьи Апулии. А в какие невероятные туалеты были одеты дамы!.. Отметив почтение, с которым маркиза встретила графа и графиню фон Граффенберг с дочерью Марией Луизой, Арианна постаралась рассмотреть девушку. Что ж, весьма недурна собой. Держится уверенно, надменно. И платье, разумеется, сказочное.

Когда все гости наконец прибыли, их пригласили пройти к роскошному столу, накрытому в большом зале. Следуя за маркизой, Арианна замечала устремленные на нее взгляды. Смутившись поначалу, в следующее мгновение она заставила себя гордо поднять голову и держаться с достоинством. Внезапно Арианна заметила, что за ней наблюдает молодая Граффенберг.

Девушка оглядела свой наряд, а затем, заметив поблизости священника, решительно подошла к нему:

— Падре, мне неловко, на меня так смотрят. Может, что-нибудь не в порядке в моем туалете? Прошу вас, скажите!

— Дорогая моя, на тебя смотрят потому, что ты впервые здесь. И не забудь, маркиза объявила, что ты моя племянница. Не волнуйся.

Соседями Арианны за столом оказались Фернандо Бандинелли и рыжеволосый офицер, которого называли Камерано. Падре Арнальдо сидел вдали от нее между двух важных дам. Маркиза восседала во главе пиршества. Марио занимал место напротив матери, по соседству с молодой Граффенберг. Фернандо был так любезен и предупредителен, что после третьей перемены блюд Арианне надоело поддерживать разговор с ним. Она поймала на себе испытующий взгляд Марии Луизы Граффенберг, который заставил ее на мгновение потупиться.

Украдкой подняв глаза, Арианна увидела, что Граффенберг по-прежнему пристально и холодно изучает ее. Это так рассердило девушку, что она ответила вызовом на вызов. Как долго выдержит графиня, если так же прямо смотреть на нее? Арианна хотела понять, что представляет собой эта гордячка. Ей удавалось определять характер по глазам. Правда, фра Кристофоро советовал ей быть осторожной, не делать поспешных выводов. А Марта напомнила, что неприлично долго смотреть на человека. «Это признак дурного воспитания», — заметила она. Но если это признак дурного воспитания, отчего сама Граффенберг не перестает рассматривать ее?

Только внимание Марио могло бы утешить сейчас Арианну. Но именно на него ей нужно смотреть как можно меньше. Она взглянула в сторону падре Арнальдо. Он не замечал ее, целиком занятый своей соседкой, огромная грудь которой прямо-таки выпирала из тифа Черного платья.

Аршина не понимала, что происходит Допустим, она не должна смотреть на Марио, чтобы не вызвать подозрений у маркизы, но отчего же падре избегал ее взгляда? Она знала его совсем другим — спокойным, по-отечески заботливым, внимательным, готовым понять каждого. А этот сидящий за столом мужчина был таким светским, подчеркнуто галантным и таким отчужденным… Она и не подозревала, что в обществе аристократов он держится как аристократ.

Почему никто не открыл ей, что у людей бывает не одно лицо, а несколько — в зависимости от ситуации? И как разобраться, которое из этих лиц подлинное? На островах Тремити люди совсем иные. Они неизменно оставались искренними. Даже если лгали, то делали это так неумело, что эту ложь нетрудно было распознавать и изобличить. Как бы ни злился пойманный на лжи, он признавал, что сказал неправду.

Или, может, у тех, кто живет на Тремити, тоже разные лица?..

А пока Арианна размышляла над этим вопросом, падре Арнальдо украдкой поглядывал на нее. Его терзало странное противоречие. Как священника его смущали наряд и прическа Арианны, глубокое декольте, чересчур обнажавшее грудь. Но как отец он очень гордился ею. А еще он никак не мог избавиться от мучительного желания повернуть время вспять. Ах, если бы Арианна навсегда осталась девочкой, крошкой, которую можно баловать и ласкать! Какими восторженными возгласами она встречала его появление в своем деревенском доме!..

Падре подумал, что оказался в положении садовника, в изумлении замершего перед любимой розой. Цветок раскрывался слишком рано.

Священник перевел взгляд на Марио. В глазах юноши он прочел такие же восхищение и гордость. Как было бы хорошо поделиться с ним своими мыслями, как с другом! Как близкому, сказать без всяких церемоний; «Ты не ошибся в своей любви к Арианне. Не сомневайся, красота — это сокровище, это власть, это знак Божьей милости».

Падре вздрогнул. Он размечтался, как мальчишка. А этого делать не следовало.

УНИЖЕНИЕ ПАДРЕ АРНАЛЬДО

Уже окаю полуночи лейтенант Фернандо Балдинелли проводил Арнанну домой. Падре Арнальдо был счастлив. Как же, оказывается, трудно выполнять отцовские обязанности! Когда Арианна покинула бальный зал, он почувствовал себя помолодевшим на несколько лет. Танцы еще продолжались. Маркиза беседовала с окружающими ее дамами. Она смеялась шуткам по поводу Французской революции, но священник, хорошо зная маркизу, видел, что она чем-то очень взволнована. Наконец около трех часов ночи маркиза поднялась со своего кресла.

— Нет-нет, — сказала она гостям, — это вовсе не приглашение закончить вечер. Не прерывайте праздника. Оркестр будет играть до тех пор, пока хоть кто-нибудь желает танцевать. Если праздник закончится под утро, я буду счастлива. Рассветы у нас прекрасные, это зрелище, которое никак нельзя пропустить. Я же пройдусь немного и вскоре вернусь в ваше приятное общество. Монсиньор Дзола, не хотите ли составить мне компанию?

— Сочту за честь, маркиза, — и он последовал за ней в ее личную гостиную. — Что-то не так, маркиза?

— Всё не так, и виноваты в этом вы. Вы повлияли на моего сына, как я вас просила? Нет! Увы, падре Арнальдо, вы оказались не на высоте. А ведь брак моего с сына с графиней Граффенберг — жизненно важный вопрос для меня. Но Марио не обращает на нее никакого внимания.

— Вы говорили с ним?

— Конечно, говорила, но он остался глух к моим словам. На моем празднике Марио вел себя просто невыносимо. Я приглашаю полкоролевства, пятьсот человек, все виллы в округе заняты моими гостями, из Неаполя приезжают обе Граффенберг, мать и дочь, а ему хоть бы что! Если уж он не готов к помолвке с молодой графиней, то хоть потанцевать с ней, наверное, мог бы. А этот кретин… — Казалось, маркиза начисто забыла о своем аристократическом происхождении. Она стояла перед священником, словно простолюдинка, уперев руки в бока, и не стеснялась в выражениях: — Да, именно кретин, он пригласил ее всего на один танец. И это мой сын! Он не желает понять, в какое время мы живем. Как и вы, между прочим, да-да, как и вы, мой дорогой монсиньор! Не сознаете, что нужно спешить, очень спешить. Впрочем, и Граффенберг тоже глупа, как гусыня. Да-да, австрийская гусыня, говорящая no-итальянски с дурацким акцентом. Она не соображает, что женщина тоже должна что-нибудь предпринять, позаботиться о себе. А она и пальцем не пошевелила! Чертова кукла! Круглая и румяная, словно спелое яблоко, но совершенно пустая внутри! Я злюсь на всех троих, да, на всех троих — на сына, на вас и на австриячку, на трех никчемных безмозглых бездарей…

Священник смотрел на маркизу и не решался прервать ее. А она с жестом, выражающим полное отчаяние, отвернулась от него и, помолчав, продолжила еле слышно:

— После смерти мужа я умножала свое состояние с единственной целью — сделать моего сына одним из самых могущественных людей в королевстве. Вы, — сказала она, переменив тон и твердо глядя священнику в глаза, — человек не нашего круга и полагаете, будто знатность и власть — нечто прочное, постоянное. Но это не так. Самые высокородные фамилии разоряются за несколько лет, и на их место приходят другие. Короли лишаются трона. А иногда и головы. Так случилось с Карлом Первым, королем Англии, а теперь с Людовиком Шестнадцатым и его супругой. Власть можно удержать лишь постоянной борьбой, неусыпной бдительностью. За власть сражаются, даже обладая ею. А вы не поняли меня, падре. Не постигли моих намерений. Я удивляюсь: вы же умный человек, а не сумели воспользоваться случаем, который вам представлялся. Удача бывает только раз в жизни. Довольно, падре, на моем празднике вы неплохо развлекались, я видела. Вы с удовольствием провели время в светском обществе, я всё приметила.

Да, эта женщина права. Этим вечером падре радовался, что вновь проводит время в кругу знати, и наслаждался приятными беседами. А ведь ему уже казалось, что он навсегда утратил возможность быть принятым в светском обществе. Так что если он хочет и впредь получать приглашения в дом маркизы, придется терпеть ее капризы, сносить любые ее причуды, стиснув зубы, выслушивать разглагольствования.