Шорох в кустах заставил девушку вздрогнуть. Она прижалась к стене в своем углублении и замерла. И вдруг услышала чей-то шепот:
— Синьорина, синьорина, это я, выходите!
Арианна осторожно выглянула из укрытия и посмотрела в сторону, откуда послышался голос. Она увидела Анджело, адъютанта Марио.
— Я здесь, идите сюда, — сказала девушка, оставаясь на месте. Солдат приблизился.
— Добрый вечер, синьорина. Я приехал к вам с известием от маркиза.
— Что случилось? — встревожилась она.
— О, ничего, не беспокойтесь, — солдат говорил с ярко выраженным неаполитанским акцентом. — Капитану пришлось срочно уехать, он получил приказ короля прибыть в Неаполь.
— В Неаполь? Так далеко?
— Приказ есть приказ, синьорина.
— А когда вернется?
— Через несколько дней.
— Через несколько дней? Но Неаполь так далеко!
— Не так далеко, как кажется.
— А что еще он велел передать? Какое известие?
— Синьор маркиз послал меня сказать вам, что все время будет думать о вас в разлуке, а вы должны сейчас же вернуться домой. Капитан постарается приехать как можно скорее. Он обещал писать вам письма. Он будет вкладывать их в конверт на мое имя, и я доставлю их вам, как только получу.
— Понятно, станете нашим вестником любви, — улыбнулась девушка. — Спасибо, Анджело.
— Но вы, синьорина, поскорее возвращайтесь домой, не оставайтесь тут одна, это опасно.
— Почему опасно? Я родилась и выросла на этом острове.
— Да, но знаете… Всякое бывает… Змея, например…
— Я не боюсь змей, а когда вижу, отгоняю камнем.
— Но все же вам лучше побыстрее вернуться домой.
— Хорошо, сейчас потороплюсь. Идите, идите.
Оставшись одна, она съежилась в своем укрытии и обхватила руками колени. Ей хотелось рыдать, кричать, бросить вызов судьбе, которая всякий раз, когда близился какой-нибудь счастливый миг в ее жизни, сразу же воздвигала перед ней преграду. Сегодня должна была состояться их первая встреча наедине, первая любовная встреча. Но Марио сейчас на пути в Неаполь. А она сидит тут одна и смотрит на волны, что разбиваются у входа в бухту.
И все же не следует плакать, а нужно набраться терпения и ждать. Как часто падре Арнальдо говорил ей: «Твой, дорогая, недостаток — нетерпение. Надо бы научиться ждать, надо воспитать в себе столь ценное качество — терпение». Да, конечно, он, как всегда, прав. И теперь именно тот самый случай, когда необходимо именно умение ждать, а значит, и терпеть.
Но вдруг девушка увидела, что в бухту заходит лодка.
Сердце забилось от волнения.
Увы, ей тотчас же пришлось разочароваться.
Это оказался Сальваторе, слуга падре Арнальдо.
Войдя в бухту и заметив Арианну, он сразу же повернул обратно к выходу, жестами объяснив, что будет ждать ее на пологом берегу за бухтой, пусть она спустится туда с другой стороны утеса, и он отвезет ее домой.
Девушка направилась вверх по тропинке, чтобы спуститься по другую сторону утеса на пологий берег, как вдруг увидела впереди чей-то силуэт и услышала торопливые шаги. Ужасно перепугавшись, она затаила дыхание, но сердце сразу же заколотилось так часто, что, казалось, сейчас выскочит из груди. Кто это может быть? Несомненно, какой-то недоброжелатель. Иначе встречный поздоровался бы с ней. А тот, увидев, что она поднимается наверх, сразу скрылся. Наверное, спрятался в кустах и ждет ее, подумала Арианна. Лучше пойти другой тропинкой.
Она посмотрела вниз, на воду. Нет, нет, отсюда она не рискнет прыгнуть — слишком высоко, и дно каменистое. Туда можно спуститься только по очень крутой тропинке, но это опасно, там ее могут убить, и никто не придет на помощь, ведь Сальваторе ждет на берегу с другой стороны. Иного выхода нет — придется подняться по тропинке на самый верх утеса.
Дрожа от страха, она двинулась дальше и на самом верху вдруг увидела в кустах трех монахов.
Они поднимались с колен, словно после долгой молитвы. Девушка успокоилась. Но лишь на мгновение. Страх опять охватил ее, потому что монахи выглядели как-то странно — в черных тряпичных масках с отверстиями для глаз.
Арианна замерла. Отчего это вдруг монахи стали прятать свои лица? И зачем сидят здесь в кустах? Охваченная ужасом девушка взглянула вниз, на пологий берег, где хотел подождать ее Сальваторе. Там виднелась только его лодка. А где же сам он?
Между тем монахи, пригнувшись, приближались к ней, явно стараясь окружить. Она оказалась в западне! Не помня себя, девушка бросилась назад и принялась быстро, едва ли не бегом спускаться по крутой тропинке, цепляясь за камни, чтобы не сорваться. Увидев, что монахи преследуют ее, она закричала:
— Сальваторе, на помощь! На помощь!
— Иду! Иду! — откликнулся Сальваторе.
Тогда двое монахов повернули обратно и крикнули третьему:
— Уходи! Уходи!
Но тот нагнал девушку и сильно толкнул ее, она упала и покатилась вниз, несколько камней полетели следом за ней. Все же она сумела зацепиться за какой-то острый выступ, ухватилась за него обеими руками и закричала. Подняв голову, она увидела совсем рядом со своими пальцами сапоги догнавшего ее преследователя и услышала, как другие монахи кричат ему:
— Да уходи же!
И тут раздался голос Сальваторе, звавший Арианну. Услышав его, монах хотел было убежать, но передумал и изо всей силы топнул сапогом по рукам девушки. С душераздирающим криком она полетела вниз.
А монах не заметил, что за его спиной стоит Сальваторе, видевший, как он сбросил Арианну. В тот же момент Сальваторе со всей силой вонзил ему в спину кинжал, тотчас извлек его, толкнул раненого на камни и с яростью всадил клинок еще раз — в грудь, чтобы убить наверняка. Затем быстро выдернул окровавленный кинжал, сунул в ножны и сорвал с монаха капюшон и маску.
Лейтенант Бандинелли! Проклятый негодяй! Сальваторе схватил капюшон и с гневом заткнул им открытый рот мертвеца. Он посмотрел вниз.
Девушка покачивалась на волнах.
Сальваторе, не раздумывая, бросился в воду, выбрался на поверхность, подхватил девушку и отнес к ближайшему камню, выступавшему над водой. Арианна была без чувств. Струйка крови текла по шее. Сальваторе приложил ухо к груди, сердце билось — еще жива! Он с тревогой осмотрел ее. Левая рука сломана, плечо окровавлено, другая рука в кровоподтеках, на лице и на шее множество ссадин и царапин.
А ноги? Он хотел было приподнять юбку, но не посмел. Он не смеет сделать этого. Будь она в сознании, разве позволила бы? Да и какой смысл искать другие раны, он ведь не врач. Он должен как можно скорее отнести ее в безопасное место. Вот что он должен сделать.
ИНТЕРМЕЦЦО
Этой ночью я тоже вернулась в гостиницу поздно. Взглянула на циферблат — без четверти час. Я заснула, думая о покушении на Арианну и об ужасе, который она пережила. Мне опять снились страшные сны. Я беспокоилась о своей дочери. Мысль о ней постоянно терзала меня.
Приснилось, будто она вернулась домой с ужасной раной на голове, ее глаза закрывает окровавленная повязка, она идет, протянув вперед руки, и зовет меня. Я проснулась в холодном поту, охваченная гнетущим кошмаром. И решила снова попытаться разузнать хоть что-нибудь о ней.
В Рим позвонить я не могла — так рано учреждения еще закрыты. Я вспомнила, что моя подруга Сюзанна Айзек, известная журналистка, аккредитована в Иерусалиме и у нее есть доступ ко всем важным источникам информации. Однако с Иерусалимом тогда еще не было простой телефонной связи. Пришлось ждать семи утра, пока появился администратор гостиницы. Сюзанны не оказалось дома. Мне ответила молодая американка, гостившая у нее. Она посоветовала перезвонить днем. Я попросила ее разыскать Сюзанну и оставила свой телефон.
Между тем тревога в моей душе все росла. Я не сомневалась, что сон окажется вещим.
В восемь тридцать в Министерстве иностранных дел в Риме мне ответил полусонный охранник. В десять появился секретарь министра, и в одиннадцать удалось наконец поговорить с самим министром. Он пообещал разыскать Сюзанну. Тем временем я снова звонила в Иерусалим, Тель-Авив и Нью-Йорк, чтобы узнать, где живут родители Сюзанны.
После целого дня разговоров, в течение которого я переругалась со многими служащими и телефонистками, я наконец разыскала подругу. Она ничего не знала о моей дочери, но просила не волноваться, потому что столь долгое отсутствие сведений о человеке вполне нормально для этих стран из-за плохой связи с ними, и я чуть-чуть успокоилась.
Обессиленная, я прилегла отдохнуть хоть на полчаса, потому что еще хотела перекусить и снова отправиться к Виргинии.
Когда я шла по неблизкой дороге к селению Сан-Никола, меня вновь охватила тревога, и я ускорила шаги. Мне захотелось немедленно расспросить Виргинию, что могло случиться с моей дочерью, ведь если она ясновидящая, то должна знать это. Запыхавшаяся, взволнованная, подошла я к лестнице, что вела наверх к площади у собора, и тут, у входа в него, увидела Виргинию. Она куталась в просторную белую шаль и что-то держала в руках. Я окликнула ее:
— Виргилия. Виргилия!
Колдунья ответила, только когда я подошла совсем близко.
Жестом остановив меня, она воскликнула:
— Не входи сюда со своими мучительными переживаниями! Не заражай это место дурными мыслями!
Я обомлела и испугалась. Остановилась. Хотела было что-то ответить.
— Ты совершенно верно поняла меня, — продолжала женщина. — Тебе надо очистить свою голову. Иди сюда.
Я подошла к ней. Виргилия протянула мне керамическую чашу, полную какой-то зеленой жидкости.
— Встань вот тут, в центре площади, у входа в собор, и подними высоко над собой эту чашу. Стой так до тех пор, пока сможешь держать ее. И только тогда выпей всё и приходи ко мне.
Сказав это, она скрылась за церковной дверью.
Я сделала все, как она велела. Спустя несколько минут заметила, что руки очень устали, держать чашу над головой становится все труднее. Мысль о дочери отошла куда-то на задний план, почти улетучилась. Я попробовала вспомнить свой сон и тревогу, которую испытывала еще совсем недавно, но сильнейшее напряжение от долгого стояния с высоко поднятой чашей мешало сосредоточиться.