— Нам видна лишь поверхность реальности.
Я поднялась.
Эта старуха говорила что-то несуразное, а в моем состоянии больно слушать такое.
— Гроза кончилась, — сказала я. — Виргилия, спасибо вам сердечное, Кажется, мне пора идти.
— Боишься? Не надо бояться правды.
Я решительно намеревалась уйти. Но вдруг подумала, а что, если эта женщина знает что-нибудь о моей дочери? Может, моя дочь оказалась втянутой в какую-нибудь ужасную историю?
— Нет, все обстоит иначе, — ответила Виргилия так, словно я вслух высказала свои мысли. — Твоя дочь не сделала ничего плохого. Я имела в виду более глубокую реальность.
Я облегченно вздохнула. Несомненно, старуха оставалась в здравом уме. Ведь она вполне осмысленно разговаривала со Стефано. Женщина положила руку мне на плечо.
— Ты устала, очень устала, знаю. Но это не физическая усталость, а душевная. Нас угнетают сомнения, неуверенность. Могу открыть тебе кое-что, касающееся тебя. Но это длинная история.
— Открыть что-то касающееся меня? В самом деле?
— Да, тебя и твоей дочери.
— Но как? Каким образом?
— Сама увидишь. Сколько думаешь пробыть на островах?
— Три недели. Несколько дней уже прошло. Но еще много времени впереди.
— Хорошо. Тогда, если хочешь все узнать, приходи завтра вечером в восемь часов. Буду ждать тебя у могилы Диомеда. А сейчас возьми эту шаль, а то холодно.
— До свиданья, — попрощалась я и накинула шаль.
На пороге я вздрогнула. Повернулась, желая заглянуть Виргинии в глаза, но не успела — она уже прикрыла за нами дверь. Стефано вышел вместе со мной, он был очень серьезен.
— Какая странная женщина, — заметила я.
— Виргилии известно много тайн, — промолвил Стефано.
Солнце уже зашло. На небе появились первые звезды.
На следующее утро вчерашняя встреча показалась мне какой-то нелепостью. Я не сомневалась, что не пойду к колдунье. К тому же я ведь и не обещала навестить ее. «Хочешь все узнать, — сказала она, — жду тебя в восемь часов». Значит, если не хочу все узнать, могу и не приходить. Но она ведь будет ожидать меня. Пожалуй, неловко обмануть ее, ведь эта старая женщина позаботилась обо мне.
Потом пришла в голову другая мысль. Ну конечно, она видела нас со Стефано из окна, когда мы поднимались в крепость. Другого пути, чтобы подняться туда, не было. И сегодня, не увидев меня на дороге к некрополю, она останется дома. Я решила, что не пойду к ней, вышла на берег и поискала место, где бы позагорать.
А позднее, после обеда, мне все же захотелось подняться в крепость. Во всяком случае, убеждала я себя, чем я рискую? Ничем. А что еще мне тут делать? Нечего. Я в отпуске. В восемь часов солнце опустится, и там, наверху будет очень красиво. К тому же я вовсе не обязана выслушивать все, что она скажет. Вот так и вышло, что я все же отправилась к Виргилии.
Помимо всего, рассуждала я, знакомиться с особенностями мышления различных людей входит в мою профессию. Прихвачу фотоаппарат, магнитофон и побольше кассет. Профессиональная защита.
Я взяла вместительную сумку, сунула туда еще теплую куртку. Ночью на острове может похолодать, особенно если поднимется ветер.
Стефано ждал меня на молу. В пути он почти ничего не говорил. Я не спеша поднялась в селение Сан-Никола. Дорога в аббатство была пустынной.
Я направилась к высокой церкви из белого песчаника.
Я посмотрела на окна дома, где жила Виргилия, — ставни закрыты. Я прошла далее.
Массивные медальоны на стене показались мне загадочными. Их украшали какие-то фигуры, виднелись там и какие-то полустертые буквы. Я остановилась и рассмотрела первый из медальонов: стилизованный цветок и подпись — PRECIOSA. А на другом тоже какой-то цветок и надпись EST VITA. Возможно, между ними и не существовало никакой связи, но я соединила эти слова, и получилось: PRECIOSA EST VITA[4]. Прочитав это, я почувствовала некоторое облегчение.
Вскоре я оказалась у некрополя. Взглянула на часы, стрелки показывали без четверти восемь. Я осмотрелась, нет ли Виргилии. Но никого не обнаружив, направилась к тому месту, где Стефано показал мне надгробие Диомеда. Присела на камень и стала ждать.
Подняв голову, я увидела перед собой Виргинию. В той же одежде, что и вчера, только на плечи накинута большая красная шаль. В этот момент туча закрыла солнце и подул сильный ветер. Виргилия протянула мне полотняный мешочек. На ощупь казалось, будто в нем лежит сухая трава. Точно такой же мешочек держала и она.
— Пойдем, — сказала она, — сделаем приношения.
Она подошла к надгробию Диомеда и, наклонившись к корням мастикового дерева, подняла с земли какой-то камешек, который я ни за что не отличила бы от других.
— Это кремень. Он отшлифован задолго, очень задолго до того, как сюда прибыли греки и римляне.
Она извлекла из своего мешочка щепотку сухой травы и насыпала на середину камешка, где от времени образовалось небольшое углубление.
— А теперь добавь и ты свое приношение.
Я сделала то же самое.
Виргилия вынула из кармана крохотную костяную лопаточку, смешала обе порции травы, сгребла их в кучку и подожгла. Небольшая, словно из курительной трубки, струйка дыма потянулась вверх. Дыма оказалось совсем немного, и вскоре на крохотном алтаре осталась лишь горстка пепла. Виргилия сдула его в сторону захоронения и поднялась.
— Идем, нужно сделать приношения и его соратникам.
Неподалеку находились другие древние греческие могилы, и Виргилия на каждую из них бросила по щепотке травы. Я последовала ее примеру.
Мы подошли к еще одному надгробию, почти такому же массивному, как и на могиле Диомеда.
— Здесь захоронена Юлия, внучка императора Августа. Ее тоже надо помянуть, — Виргилия бросила еще щепотку травы. — А теперь пойдем вниз.
В лучах заходящего солнца море, казалось, пылало пожаром. Виргилия шла, гордо подняв голову, алая шаль окутывала ее, словно плащом. Все это вместе — некрополь, тишина, скромное жертвоприношение — глубоко взволновало меня. Виргилия представлялась мне теперь не колдуньей, а жрицей. Не нарушая молчания, мы прошли дальше и оказались напротив главной церкви аббатства.
Моя провожатая толкнула дверь и вошла. Здесь тоже никого не было.
Виргилия перекрестилась по-гречески, не склоняя головы. Потом приблизилась к боковому алтарю и достала из ящика две длинные тонкие свечи. Зажгла их и одну протянула мне.
— Видишь мозаику на полу? В центре круг с грифоном. А вокруг четыре разноцветных круга. По углам еще четыре небольших медальона с изображениями альбатросов в сопровождении двух рыб.
Я кивнула.
— Так вот, запомни, мы постоим в каждом из четырех наружных кругов, начиная вот отсюда. Потом, когда пройдем по ним, сделаем четыре шага к центру и остановимся.
Со свечой в руках Виргилия прошла, задерживаясь на мгновение, по всем кругам. Я повторяла все ее движения. Дойдя до центра, она жестом позвала меня, приглашая встать рядом и поднять вместе с ней свечу над головой. Она что-то прошептала, но я не поняла ее. Потом она прошла к главному алтарю и вставила зажженную свечу в подсвечник. То же самое и точно так же молча проделала и я.
— А теперь иди.
Неожиданно я почувствовала, как улеглось нервное напряжение, и решилась наконец задать ей вопрос:
— Что это за травы?
— Какие растут на острове. Хочешь знать, почему я сделала приношения всем без исключения?
— Да.
— Потому что Бог одинаково любит всех. Жизнь — едина, она непрерывно переходит от одного существа к другому. В церкви мы почтили жителей суши, обитателей моря, воздуха и отдали дань нематериальным духам. Потом пришли к центру, куда все стекается и откуда все исходит. Там не существует уже ни пространства, ни времени.
Виргилия заметно спешила. Мы пришли в латеранский дворик. Светила луна. Колонны портика отливали серебром. Обойдя сосновую рощицу, свернули направо. Возле парапета, обращенного к морю, я увидела два кресла-качалки из ивовых прутьев.
— Сядь, — приказала Виргилия, — и включи свой магнитофон. Но ни в коем случае не прерывай меня. С той высоты, откуда я буду говорить, мне трудно расслышать тебя. И нелегко потом возвращаться сюда.
Виргилия сняла просторную шаль с плеч и накинула на голову. Я с испугом смотрела на нее. Мне казалось, она вот-вот потеряет сознание. Она словно оцепенела и заледенела. Несомненно, она вошла в транс. Потом, не шелохнувшись, заговорила. Я включила магнитофон.
Голос ее изменился. Манера речи тоже стала совсем другой. Теперь она рассказывала. Причем так, как это делал бы путешественник, видевший всё собственными глазами. Хотя нет, пожалуй, иначе — рассказывала так, словно сама пережила все события и лично знала людей, о которых говорила.
Что же мне оставалось?
Только одно: записать невероятную историю женщины по имени Арианна, которую поведала мне Виргилия, рассказывая ее несколько ночей подряд.
ПЕРВАЯ НОЧЬ
АРИАННА
Падре[5] Арнальдо работал веслами, не отрывая глаз от Сан-Домино. Он хорошо знал этот остров. Можно сказать, обошел его вдоль и поперек, вглядываясь в каждый камень. Он открыл Арианне легенды каждого утеса, тайны любой пещеры. И тем не менее он не переставал любоваться им.
«Райские кущи» — так окрестили остров монахи еще в стародавние времена. «Он похож на женскую грудь, вознесшуюся со дна океана», — не раз с улыбкой повторяла Арианна. Падре сумел передать ей свое восхищение этим островом, который она называла «Гнездом альбатросов».
Священник бросил взгляд на сверток, лежавший на дне лодки, и улыбнулся. Он не сомневался, что новое платье понравится Арианне. Более того, она так обрадуется, что сразу же наденет его и закружится в танце, с сияющими глазами подбежит к зеркалу и начнет гримасничать, улыбаться, придавать лицу разные выражения — надменности, скуки, нежности, гордости. Наконец бросится к нему и поцелует в щеку.