Падре Арнальдо остановился, потрясенный. Перед ним открылся огромный, невероятно высокий зал с тонкими готическими колоннами, поднимавшимися к сводчатому потолку, высеченному прямо в скале, как и в той небольшой внутренней капелле, которую они миновали раньше. Когда-то, наверное, здесь находилась колоссальная природная пещера. Монахи превратили ее в церковь, укрепили своды колоннами в центре и облицевали стены каменными плитами. Эта церковь, должно быть, находится под собором — под главным храмом аббатства.
Трое монахов подняли факелы высоко над головой. Может быть, хотели осмотреть потолок, подумал священник. Два ряда колонн делили церковь на три нефа — центральный и два боковых. Пол, который Сальваторе освещал своей лампой, был выложен множеством могильных плит с надписями на латыни и с горельефами.
Падре заметил, что его слуга, следуя за монахами, старается не ступать на плиты и обходит их. Священник понял теперь, почему в соборной церкви наверху так мало захоронений. Прежде он не раз задумывался над этим и даже как-то спросил об этом фра Кристофоро, но тот ответил уклончиво, и падре Арнальдо перестал расспрашивать, не желая вынуждать монахов открывать свои секреты, потому что знал, насколько ревниво они оберегали их. Теперь же, когда они допустили его в это надежное хранилище времени, всё стало ясно — в недрах аббатства скрывалось внушительное кладбище.
Немногочисленные могилы наверху были скромными. Там хоронили не самых важных людей. А тут, в подземелье церкви, погребены великие аббаты, творцы истории монастыря. Но почему их хоронили здесь, так глубоко, а не в соборе наверху? Ведь подземная церковь хоть и древняя, все же не древнейшая. Колонны, капители, арки здесь были выдержаны в готическом стиле, а не в романском, как в верхнем соборе. Значит, она возведена в четырнадцатом веке, когда могущественное аббатство процветало и большая романская церковь была уже давно построена. Возможно, опасаясь нашествий, ее высекли в скале совсем рядом с тайным ходом как последнее укрытие для живых и мертвых. Ни в каком другом месте на острове прах святых аббатов не оказался бы в более надежном укрытии от нечестивых рук.
Падре Арнальдо спросил монахов, верна ли его догадка.
— Да, — ответил фра Гуардиано, — наши братья именно здесь укрывались от злобы захватчиков и слепоты нищих. Варвары всегда старались перечеркнуть историю народов, которых порабощали. Только утратив память о предках, об их великих творениях, побежденные могут забыть о своих талантах, растерять духовное богатство и смириться с игом захватчиков. Продолжительные бедствия делают человека жалким, убогим, нищим. А нищие думают только о том, как спасти свое бренное тело от голода и холода. Великие творения и славные подвиги предков не заполняют их желудок. Поэтому они с безразличием уничтожают их и вырождаются, живя в беспросветной бедности. В вашем тонком наблюдении о капелле, монсиньор Дзола, кроется только одна неточность. Три церкви размещаются не одна над другой. Вот эта, где мы стоим сейчас, расположена далеко от верхнего собора. Над нами скорее находятся церковные дворики и некрополь. Церковь эта огромна. В отдельных местах ее высота достигает десяти метров. А воздух сюда поступает снаружи по специальным воздуховодам, попадает сюда даже немного дневного света.
И священник действительно отметил, что темнота в церкви не кромешная. Верхняя часть слегка освещалась, и это позволяло рассмотреть капители.
— Это отраженный свет, — объяснил фра Гуардиано, предвосхищая вопрос священника. — Существует целая система туннелей в виде латинских букв L и Z с зеркалами, они и пересылают сюда лучи солнца. Нет, снаружи их заметить невозможно. А там, — монах указал за спину, — еще много других помещений, и дальше — цистерны.
Падре Арнальдо знал, что на Сан-Никола существуют гигантские цистерны и превосходная система канализации. Во всем аббатстве крыши и любые открытые поверхности имели водостоки, которые собирали дождевую воду в эти цистерны. Ее хватало не только для нужд монахов, но в случае необходимости и для пополнения запаса пресной воды на судах.
Однако теперь канализация серьезно повреждена, а цистерны используются лишь частично. Но и в таком виде они остаются великолепным образцом инженерной мысли. Хранилища воды высекались в массивных каменных глыбах, без единой трещины, чтобы вода оттуда не утекала и дольше хранилась. Под воздействием чистого кальция она не портится, это хорошо знают моряки. Собираясь в длительное плавание, они всегда опускают в кувшины с пресной водой горсть известняковых камней.
Между тем монахи приблизились к алтарю и преклонили колени, оставив место в центре свободным. Падре Арнальдо оценил их любезность и занял это почетное место перед алтарем, которое монахи уступили ему. Конечно, в верхней церкви он был настоятелем этой необычной братской общины, но здесь, в подземелье, хранителями и наследниками ее устоев оставались они. Предоставив ему сейчас место аббата в центре, почтенные монахи приобщили его к великому наследию, выбрав своим пастырем.
Он с волнением опустился на колени и прочитал молитву на латыни, Монахи вторили ему.
Сальваторе не понимал слов. Он знал наизусть только молитву святой мессы и потому преклонил колени немного в стороне от алтаря, причем постарался не ступать на могильную плиту. Простота, с какой монахи ходили по надгробиям, удивляла его. Ему лично совсем не хотелось, чтобы кто-то топтал его могилу. Он вообще убежден, что люди отнюдь не умирают, а только погружаются в вечный сон.
Закончив молитву, первым отошел от алтаря фра Гуардиано. Остальные последовали за ним. Монах вышел в дверь слева, и все опять оказались в коридоре, не очень широком — здесь могли встать рядом только два человека. Сальваторе не успел рассмотреть, как далеко тянулся этот коридор — мешали фигуры шедших впереди монахов. Пройдя еще шагов сто, они остановились, и фра Гуардиано, подняв факел, осветил дверь:
— Вот, монсиньор, эти покои мы приготовили для Арианны.
УРОК НРАВСТВЕННОСТИ
Вернувшись после осмотра церковных подземелий в пещеру под островом Кретаччо, Сальваторе забеспокоился. Когда он переберется вместе с Арианной в аббатство и за ними затворится массивная дверь, перекрывающая доступ в подземелье, он уже не сможет вернуться за своим сокровищем. И в тот день, когда покинет пещеру, его богатство будет брошено на произвол судьбы. Может, сами монахи, а они очень хитры, заметят, что кто-то пробил стену киркой. Он жутко испугался, что не может сейчас же, сию же минуту забрать сокровище.
Арианна еще не спала, и вот-вот ожидали фра Кристофоро для вечерней молитвы. Он появился, как всегда, вовремя. Сальваторе преклонил колени возле кровати девушки, но не мог сосредоточиться на молитве.
Монах заметил это:
— А ты почему не молишься? Уставился в пространство и молчишь. Можно узнать, о чем ты думаешь?
Сальваторе вздрогнул. Арианна, заметив это, улыбнулась и попросила:
— Да, расскажи-ка, что видел вчера в аббатстве, что так взволновало тебя? Какой-нибудь призрак? Сокровище?
— Ну ладно, не будем отвлекаться на разговоры, дети мои, — прервал фра Кристофоро. — Продолжим молитву с того места, где остановились.
Однако вскоре Сальваторе опять погрузился в свои мысли, и фра Кристофоро недовольно воскликнул:
— Можно узнать, что с тобой? Ответь!
Сальваторе стал соображать, как выйти из положения.
— Не могу забыть вчерашнее… Эти подземные церкви… И к тому же беспокоюсь о жене.
Столь убедительный ответ вполне устроил монаха. Сальваторе снова постарался сосредоточиться на молитве, однако не мог дождаться, когда она окончится. Ему безумно хотелось помчаться к своему сокровищу. Прежде всего надо убедиться, что никто не унес его. Вдруг кто-нибудь уже обнаружил драгоценности? От волнения у него дрожали руки и ноги. Нет, опасаться нечего. Ведь ни одна душа не знает про этот тайный ход. Монахи заняты приготовлением комнаты для Арианны и для него. Но все равно нельзя терять времени. Когда фра Кристофоро уйдет, он скажет девушке, что устал сидеть на одном месте и хочет немного размять ноги. Возьмет старую рубашку и сделает из нее мешок для драгоценностей.
Надо только немного подождать. «Терпение, Сальваторе, — приказал он себе, — терпение». С таким богатством он сможет осуществить все свои желания, все, все!
Когда старый монах ушел, Сальваторе проделал все, как задумал, и вскоре увидел наконец свое сокровище. Один за другим достал он из ящика разные цветные камни и, тщательно обтерев от пыли, переложил в мешок, сделанный из рубашки. Сколько их? Он не считал. Сотня? Наверное, больше. Весят два или три фунта. Черт возьми, но вес драгоценностей измеряется граммами, а не фунтами. Сколько же они стоят? Он не представляет! Очень много, подумал он, может быть, даже тысячу дукатов, а может, и все сто тысяч. Ох, появись у него такие деньги, сколько всего он мог бы сделать!
Покинул бы Тремити, это уж точно. Впрочем, нет, домик свой он не бросит, а купит еще дом в Термоли, на материке, тот, что на площади у старинной церкви, неподалеку от замка. С видом на море и поблизости от порта, и еще приобретет лодку. Да какое там лодку, он купит большую рыбацкую шхуну и будет ходить в открытое море. А лучше стать владельцем судна и начать торговлю с Пескарой, Манфредонией, даже с Бари и Бриндизи. На оставшиеся деньги обзаведется фермой, купит коров, станет получать молоко. А еще можно делать вино. А что если сто тысяч скудо позволят ему приобрести еще кое-что? Например, красивейшую любовницу, такую же прекрасную, как Арианна.
Жену он оставит на Тремити. Купит ей хороший участок земли…
Но какой же он дурак, вдруг спохватился он, совсем забыл, что его ищут. Ведь ему нельзя оставаться на острове, нельзя поехать и в Термоли. Надо скрыться где-нибудь далеко, очень далеко.
Он быстро собрал последние камни — теперь их набралось по меньшей мере килограмма полтора, — засунул мешок в штаны, но не смог застегнуть ремень. Тогда он выпустил рубашку поверх и прикрыл ею образовавшуюся выпуклость. Не очень заметно или во всяком случае можно надеяться, что никто не увидит. К тому же, решил он, в пещере под Кретаччо темно, а монахи все весьма престарелые, и зрение у них плохое.