— Если ты настолько уверена в своих поступках, отчего же с такой грустью говоришь об этом? — Марта заглянула в ее голубые глаза. В них не ощущалось покоя — слишком печальны для женщины, уверяющей, будто она счастлива, и утверждающей, что хочет беречь свою красоту и посвятить жизнь только себе. — Если ты настолько всем довольна и так любишь своего мужа, почему тебя волнует, что думает о тебе жалкая старуха вроде меня?
— Волнует? — изумилась Арианна. — Какие глупости! Ничто меня не волнует, совершенно ничто! — И она, казалось, целиком занялась прической, закрепляя волосы золотой заколкой. — И почему это должно волновать меня?
— Спроси у себя. Поинтересуйся, почему тебя постоянно что-то тревожит. Я-то все вижу, ты же знаешь, от меня ничего не скроется. Чего только стоит тебе лавировать между мужем и этим графом…
— Томмазо Серпьери, ты хочешь сказать?
— Да, Томмазо Серпьери. Разве не понимаешь, что Джулио позволяет тебе кататься с ним верхом, постоянно приглашает его на ужин, играет с ним в карты, вообще открыл ему свой дом с одной-единственной целью? Ему нравится наблюдать, как кто-то ухаживает за тобой. Более того, он очень любит, когда ты рассказываешь ему обо всем, что граф Серпьери говорит тебе, как общается с тобой, какие делает комплименты.
— Откуда тебе известно все это? — удивилась Арианна, затягивая пояс на тонкой талии и поворачиваясь, чтобы взглянуть, как выглядит сбоку. Да, платье сидело на ней замечательно, и рукава достаточно широкие, и грудь видна более чем наполовину — красивая, пышная. Ничего не скажешь, она действительно хороша. Потом, обернувшись к Марте, добавила: — Но ты не беспокойся, это ведь только игра. Джулио любит поиграть.
— Слишком опасная игра для твоего возраста. Для подобных забав нужно быть взрослее и хитрее, а ты еще очень молода.
— Не говори глупостей, пожалуйста!
— И еще ты чересчур усердствуешь с туалетами — невероятно много у тебя платьев, излишне увлекаешься драгоценностями!
— Почему излишне? — рассеянно спросила Арианна.
— Поинтересуйся у жен своих друзей, они тебе быстренько объяснят, что к чему. Когда-нибудь узнаешь, как безжалостен их гнев. Ну а я… Я уже немало наслушалась о тебе, и ты понимаешь, конечно, как огорчают меня сплетни о тебе.
— Но как же я могу у них поинтересоваться? Сама говоришь, что они ненавидят меня. Будто я виновата, что их мужья глаз не сводят с меня. С такими-то безвкусными женами еще бы не смотреть! И если хочешь знать мое мнение, они напрасно не следят за собой. Помню, однажды я прямо так и сказала графине Бальделли, что ей следовало бы подрумянить щеки и поменьше сидеть за пяльцами, а то она скоро совсем сгорбится, высохнет и окончательно подурнеет.
Марта покачала головой;
— И ты еще удивляешься, что тебя не любят?
— И что же я должна делать, чтобы они перестали ненавидеть меня? — поинтересовалась она, подходя к Марте.
— Нужно хоть немного польстить им, — ответила Марта, даже не поднимая головы, — нужно заметить, как они красивы, нарядны, вместо того чтобы давать советы, как пользоваться косметикой или наряжаться. Может, стоило бы немного поговорить и о себе, о своей жизни, посвятить их в свои заботы, поделиться желаниями, мечтами…
— Нет! Такого я не могу! Это наше с мужем личное дело.
— Но совсем не обязательно выкладывать всю правду. Что ты счастлива, и так видно, они и сами знают. Это, между прочим, и раздражает их больше всего. Женщины терпеть не могут общаться с теми, у кого нет затруднений и проблем, ведь у них-то они есть. Им нужны подруги-союзницы, единомышленницы, с которыми можно поделиться надеждами, тревогами, рассказать о своих прегрешениях.
— Но мне вовсе не хочется делиться чем-то с этими сплетницами. Скажу что-нибудь — и назавтра мои слова будут обсуждать во всех миланских гостиных. Ты единственный человек, кому я доверяю.
— Но этого недостаточно. К тому же нет нужды раскрывать мне свои секреты только потому, что я тебя люблю.
— Так, значит, они ненавидят меня? — спросила Арианна, беря из шкатулки золотой браслет и подходя к Марте, чтобы та помогла застегнуть его.
— Кто может ненавидеть мою прекрасную жену?
— О, Джулио! Вернулся? — Она бросила браслет на колени Марте и с протянутыми руками бросилась к мужу.
Марта неслышно вышла из комнаты.
Арианна прижалась к Джулио, смеясь, приласкала его лицо обеими руками.
— О, Джулио, — проговорила она, — теперь в твоих объятиях я снова спокойна, как прежде. Ты — мое прибежище, мое счастье.
— А ты — мое, — Джулио слегка отстранил ее, желая взглянуть в лицо. — Моя богиня, моя королева, моя Арианна, мой шедевр! — он прижал ее руку к своим губам. — Подобная красота требует дани. Позволишь принести ее тебе? Или столь чудный цвет кожи и эти дивные губы позволительно лицезреть лишь твоим кавалерам?
— О да, они требовательны, — с иронией произнесла она, высвобождаясь из объятий мужа.
Джулио удержал ее за руку:
— Подожди, что это? Что с тобой случилось?
— Нет-нет, ничего, — сказала она, отнимая руку. — Утром оцарапалась в лесу.
— Охотилась, да?
— Нет, прыгала с лошадью через барьер.
— С Серпьери? — уточнил Джулио.
— Да, знаешь, он очень ловок. Видел бы ты, как он хорошо берет барьер. У меня тоже неплохо получается.
— Ты слишком часто рискуешь упасть, ушибиться…
— Ерунда! Существует немало более страшных способов умереть, чем прыжки через барьер, да к тому же со мной такой учитель, как Томмазо. Он очень умелый наездник!
— Я вовсе не хотел упрекать тебя.
— Нет-нет, я ничего дурного и не подумала. Я же знаю, ты доволен, когда я развлекаюсь.
— Конечно, — согласился Джулио, внимательно глядя на нее.
Он невольно отметил, что такое счастливое лицо у Арианны бывает только после прогулок с Томмазо по лесу. Это значит, в обществе Серпьери она чувствовала себя лучше, чем с ним. Может быть, он преувеличивает и не должен позволять себе такое?
— Я понимаю, ты разрешаешь мне кататься с Серпьери, потому что не хочешь, чтобы я скучала дома одна. — Она уселась мужу на колени и ласково провела пальчиком по его носу. — За это люблю тебя еще больше. Одно лишь досадно, что женщины сплетничают обо мне.
— А тебе так важно мнение всяких старых мегер?
— Нет, это Марта переживает из-за сплетен по моему адресу.
— Но почему переживания кормилицы волнуют графиню? Жене достаточно знать, что думает о ней муж.
— Хотелось бы верить тебе, — отозвалась она и, отвернувшись, посмотрела на его отражение в зеркале.
— Он ухаживал за тобой упорнее, нежели обычно, наш Серпьери?
— Нет, утром он был слишком занят лошадьми. И совсем ничего не говорил мне.
— В самом деле? Начинаешь лгать мне, значит, тут дело нечисто, — заявил граф, вставая. И направился к двери.
— Какие нелепые мысли приходят тебе в голову! Только не запирайся в своем кабинете! — Она обняла мужа за шею и прижалась к нему всем телом. — Я не люблю оставаться без тебя.
Джулио улыбнулся:
— Вот колдунья! Ты могла бы всех своих поклонников держать на привязи в собственной комнате, как собачек под диваном, и заставлять их подбирать крошки. Красивая женщина не бывает счастлива, пока не погубит хотя бы одного мужчину за свою жизнь. Но я не позволю погубить себя, дорогая, я слишком люблю тебя!
— Обещай, что сейчас же вернешься!
Джулио покачал головой:
— Пока ты все утро позволяла ухаживать за тобой этому прекрасному чичисбею, я вел переговоры и обсуждал дела с маклером из Брешии. И знала бы ты, как они мне надоели. Однако я должен заниматься такими неприятными делами, ведь деньги нам нужны.
— Твой маклер из Брешии мне не нравится. Он хитрый человек, не переоценивай его. Ему ничего не стоит повернуть в другую сторону.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что он думает только о собственной выгоде.
— Но деловые люди всегда думают о своей выгоде, это вовсе не новость для меня.
— Джулио, мне страшно, — вдруг с тревогой проговорила она.
Он поспешил к жене и обнял ее:
— В чем дело, дорогая?
— Сегодня утром я слышала, как одна служанка сказала: «Вот придут якобинцы, и они за все заплатят!»
— Кого же она имела в виду?
— Я не очень поняла, имела ли она в виду тебя и маклера из Брешии. Но я испугалась, у меня мурашки побежали по коже, когда услышала ее слова.
— Что это за женщина?
— Я не видела ее, только слышала голос из кухни.
— Не узнаешь по голосу?
— Нет. Якобинцы движутся на Милан, это верно?
— А почему тебя это волнует?
— Но об этом говорят все женщины в гостиных.
— Ты уверена?
— Уверена.
Однако на самом деле это было не так. Если кто и говорил ей о якобинцах, так только Томмазо. Он с восторгом рассказывал о новых идеях, идущих из Парижа, о воззваниях просветителей, о Робеспьере. Только ей, уверял Серпьери, мог он высказать подобные мысли. Под большим секретом беседовали они на такие темы во время прогулок на лошадях по лесу и клялись, что все останется только между ними. Она слушала Серпьери с интересом, так как хотела понять, что за свежие идеи, как он называл их, волнуют итальянцев.
— Не обращай внимания на слова какой-то служанки, — успокоил Джулио, направляясь к двери.
Арианна поспешила за ним.
— Нет, мне страшно, — простонала она и вдруг схватилась за голову. — Мне плохо… — еле слышно произнесла она.
Джулио бросился к жене и успел подхватить на руки. Она потеряла сознание, он поднял ее и отнес в постель, позвал Марту.
— Что случилось? — испугалась женщина.
— Ей плохо, принесите нюхательную соль и скажите Сальваторе — пусть поедет за врачом.
Несколько часов спустя доктор вошел в кабинет Джулио, который с волнением ожидал его, и сообщил, что осмотрел больную, но ничего серьезного не обнаружил. Все дело в том, что супруга графа ждет ребенка. Джулио обрадовался, как никогда в жизни. Услышав от врача столь чудесную новость, он взбежал по лестнице, перескакивая через две ступеньки, и влетел в спальню. Арианна встретила его с улыбкой: