— Что случилось? — спросила она сонным голосом.
— Ничего, совершенно ничего. Не беспокойтесь ни о чем, можете спать спокойно. Доброй ночи, дорогая.
Элеонора смутилась. Она неожиданно подошла к маркизу и коснулась губами его щеки.
— Доброй ночи и спасибо, большое спасибо.
Марио закрыл дверь и ушел. На душе стало легко. В своей комнате он упал на кровать, не раздеваясь. Он вспомнил, что и Гораций[63]тоже когда-то хотел провести с девушкой холодную ночь именно тут, в Тревико. Он постарался вспомнить. Гораций писал: Hie ego mendacem stultissimus usque puellam ad mediant noctem exspecto[64].
Наутро Марио проснулся очень поздно, около одиннадцати. Вот уже год как он привык вставать с зарей. Кардинал был жаворонком и передал свои привычки всем, кто работал с ним. Что происходило накануне, Марио помнил очень смутно. Появилась какая-то женщина, в которую, как ему показалось, он влюбился.
Странно, почему могла прийти в голову подобная мысль. Нелепая мысль. Какое ему дело до этой женщины? Он даже не знал как следует, кто она такая. Его не касалось, что она делала прежде и что собирается делать дальше.
Утренний свет разогнал все ночные призраки. Или, по крайней мере, так ему представлялось. Маркиз не спеша оделся и спустился в просторную гостиную. Там он застал Вито, который, очевидно, только что вернулся с верховой прогулки — сапоги его запылились, лицо раскраснелось. Он беседовал с Элеонорой. Совсем еще сонная, она, видимо, только что спустилась из своей комнаты, выглядела отдохнувшей и теперь казалась моложе, едва ли не подростком. Вито обрадовался, увидев Марио.
— Я очень рано вышел из дома. Проехал даже до самой Валлаты. Чудесный день! Что собираетесь делать?
Марио подошел к окну и взглянул на небо.
— Думаю, лучше сегодня же двинуться дальше. Хотелось бы к вечеру добраться в Фоджу. Завтра утром Элеонора сможет сделать покупки, сходить к портнихе. Там, конечно, не как в Неаполе, но кое-что найти можно.
— Я не отпущу вас до обеда, — возразил Вито. — Иначе зачем же я так рано отправился на охоту?
— Конечно, — согласился Марио, — уехать раньше значило бы весьма обидеть охотника.
— Но я все равно огорчен. Вы слишком быстро уезжаете.
— Но и тут можно выйти из положения. Проводите нас до Деличето. А на следующей неделе жду вас в гости, Вито. Поймите, я так давно не был дома. Столько дел накопилось в моих имениях. Я расскажу вам о своих планах, — с горячностью добавил он. — Но сначала мне надо отыскать свои заметки. Мне необходимы ваши советы и помощь.
Вито поинтересовался только одним:
— Надолго ли возвращаетесь в Торре ди Милето?
— Возможно, на многие годы, — ответил Марио. — Я напишу вам. Я не передумал — не хочу возвращаться к придворной жизни. У меня много дел и на моих землях. Во время военной кампании я перевидал всякое и у меня было время поразмышлять. Видел Калабрию, ступал по развалинам Матеры и прекрасно понимаю, насколько бедна наша страна и как плохо ею управляют.
Вито молчал, сочувственно кивая.
К вечеру они добрались до Фоджи и на другой день на закате прибыли в Термоли. Город встретил их праздником. Жители прослышали о приезде Марио в Фоджу. Известие молниеносно облетело всю округу. В Термоли создали специальный комитет для подготовки торжества. Пылали факелы, сверкал фейерверк. В центре площади мэр Рокко Павончелли торжественно вручил Марио ключи от города. Обнял его и произнес длинную речь о злодействах республиканцев и великодушии короля. Затем выступил монснньор Дзецца, архиепископ Термоли, с панегириком кардиналу, без меры расхваливая его человеколюбие. Потом говорили другие люди. И чем дольше продолжалось славословие, тем более навеселе выходили ораторы.
Вино оказалось отличное, но Марио не любил предаваться излишнему питию. Настал его черед произнести речь. Он сказал, что счастлив вновь увидеть выборный муниципалитет. Республиканцы, отметил он, думали насадить в Италии демократию французского образца. Но во Франции никогда не было такого городского управления, как здесь. Революционное правительство распустило муниципалитеты, заменив их нелепым избирательным механизмом, поэтому у них в Термоли и появились неаполитанские невежды, изгнавшие выбранных демократическим путем представителей. Но теперь, заключил он, не будет больше подобных безобразий. Во всех городах к северу от Даунии, от Термоли до Виесте, будут восстановлены прежнее городское управление и муниципальные порядки.
Слова маркиза встретили нескончаемой овацией. Позднее, когда празднество закончилось и они с Элеонорой прогуливались по просторной, обращенной к морю террасе замка Термоли, она спросила его:
— И все действительно так и происходило, как вы говорили? Будто управление избиралось и прежде?
— Еще в эпоху императора Фридриха, в 1200 году, когда эти края были богаче и плодороднее, чем сейчас, муниципалитеты стали общепринятой формой управления в независимых государствах. Феодалы обладали меньшей властью, чем сегодня. Тогда царил республиканский дух. Это наши корни. На них мы и должны опираться в своих реформах. Но сначала надо привести в движение экономику.
Элеонора прижалась к плечу маркиза. Они остановились у балюстрады. Перед ними простиралось освещенное луной море. Марио заметил, что и он тоже приник к Элеоноре. Он продолжал говорить, но в то же время еще немного подался вперед. И женское тело, глубокое и необыкновенно мягкое, словно вобрало его в себя. Чувствует ли Элеонора, что с ним происходит? Он прижался еще плотнее. И опять возникло ощущение, будто его вбирает в себя что-то нежное и глубокое. Марио пришел в возбуждение, его пенис напрягся и уперся в живот Элеоноры. Она молчала. И ему показалось, что женщина поддается ему все больше и больше и наконец словно окутывает его всем своим телом.
Марио обнял ее одной рукой и почувствовал, как ее пышная, мягкая грудь прижалась к нему. На мгновение ему припомнилось, что в молодости, когда он оказывался рядом с женщиной, которую ему хотелось поцеловать, он не знал, как это сделать. Может быть, и тогда какая-нибудь из них точно так же прижималась к нему, а он не сумел понять скрытый смысл ее поведения. Иной раз просто пугался. А бывало, напротив, женщина держала его на таком расстоянии, что он не мог преодолеть его. Во всяком случае, он никогда не знал, как надо действовать, потому что женщины не приглашали к сближению ни словами, ни движениями своего тела. Теперь же, напротив, Элеонора призывала его. Он уверен. Но отодвинься он сейчас от нее, ничего бы и не произошло.
Марио прервал воспоминания. В эту минуту соприкосновение их тел, их сближение имело вполне очевидный смысл — Элеонора хотела его. Она прижималась к его напрягшемуся твердому члену, искала его. Однако она не возьмет на себя инициативу. Интересно, почему это женщины никогда не начинают первыми? А ведь Элеонора знала немало мужчин. Это доступная женщина.
Он понял все еще два дня назад, когда увидел, как она разговаривала с Вито. Кто знает, сколько у нее было любовников? Часто ли она вела себя так? Что делали те мужчины? Наверное, целовали ее? Ладно, сейчас он тоже поцелует ее.
Марио склонился и заглянул в лицо Элеоноре. Голова запрокинута, глаза закрыты. Он прижал свои губы к ее губам — крупным, полным. Женщина ответила на поцелуй и в свою очередь обняла его. Она проделала это так, будто скользнула по нему, и в то же время ведь обняла. Ее тело сделалось словно текучим. Марио всегда удивляли подобные метаморфозы женской плоти. Порой она твердая, неподдающаяся, точно из дерева, а в иных случаях будто вообще без костей. Как сейчас у Элеоноры. Его руки легли на грудь женщины. Ему хотелось потрогать ее, ощупать. Он легко отодвинул блузку, ощутил под ладонью мягкое, горячее тело. И ему тут же захотелось увидеть эту грудь, рассмотреть ее. Элеонора, словно угадав его желание, ни слова не говоря, выскользнула из его объятий и быстрым движением сбросила лиф. Огромные груди нацелились прямо на него.
Он держал Элеонору за талию и видел перед собой колышущиеся, высвободившиеся из-под одежды массивные холмы — они надвигались на него, предлагая себя. Он опустился на колени и уткнулся лицом в мягкую теплую плоть. Поискал сосок, стал целовать его, пощипывать, сжимать губами. Сосок затвердел, но Марио не решился сжать крепче, боясь причинить боль. А Элеонора подняла грудь, как делает мать, когда кормит ребенка, и опять поднесла к его губам.
Он долго стоял так на коленях, уткнув лицо между ее грудями, лаская их, целуя, наслаждаясь тем, что давит их, мнет, меняет их форму, приподнимает и опускает, сближает, превращая в одну огромную груду, лежащую между их телами. На мгновение Марио оторвался от Элеоноры, чтобы получше рассмотреть груди. Он чуть отодвинул освещенную луной женщину и присел на балюстраду, словно желая спокойно осмотреть ее всю целиком. Фигура крупная, статная; круглые плечи, высокая, молочно-белая при свете луны грудь.
И Элеонора снова привела его в замешательство.
Ни слова не говоря, она опустилась к его ногам и, глядя вверх прямо ему в глаза, расстегнула брюки и вынула пенис, теперь уже напряженный до предела, потом опустила голову и принялась целовать его.
Марио удивился, но в то же время почувствовал благодарность. Наверное, все шло так, как ему всегда хотелось. Эта женщина угадывала его желания и осуществляла их прежде, чем он успевал это выразить. Марио вздрогнул. Он не помнил в своей жизни подобного наслаждения. И не понимал, что делает Элеонора, но такого он не переживал ни с одной женщиной. Волны наслаждения разливались от пениса по всему телу. Марио затрепетал, содрогаясь в немыслимых конвульсиях. Это не походило на обычное сексуальное удовлетворение. Какой-то невообразимый ураган возбуждения, исходивший от губ женщины, охватил все его существо.