Она взглянула на холм, там за крестьянскими домами лежал лес, окружавший ее дом и словно звавший к себе яркой зеленью. И она пошла туда, но, подойдя к деревьям, в растерянности остановилась. Зачем же она идет, подумала она, ведь это безумие — возвращаться на пепелище и заново переживать обрушившееся на нее горе. И все-таки нужно идти. Надо пойти и посмотреть, не осталось ли что-нибудь на вилле «Летиция». Больше уже никогда у нее не найдется сил сделать такое.
Она медленно прошла в тень под каштанами. И сразу же почувствовала прохладу. Сколько раз прежде гуляла она по этому лесу! Как любила его тенистый покой, лишь иногда нарушаемый гомоном птиц! Особенно нравилось пение дроздов, оно всегда было на такой высокой ноте, такое праздничное.
Придерживая платье, направилась вверх по холму. Она пройдет лугом, сократит дорогу. Трава подросла, и уже не осталось следов от копыт лошадей тех бандитов, что уничтожили ее дом. Она остановилась перевести дыхание. Природа умнее человека, она быстро стирает нанесенную ей обиду. Вот так должны поступать и люди, только так, а не иначе, тогда не дошли бы до смертельной ненависти, до войн, до бесчестья.
Она сделала еще несколько шагов, то и дело останавливаясь и рассматривая деревья, вспоминая, как прогуливалась тут когда-то вместе с Джулио! Теперь она смотрела вокруг не так радостно, как прежде, желая понять, изменилось ли что-нибудь. Вот тут, где тропинка сворачивала и прежде росли эти кусты, всё по-прежнему. Лес выглядел буйным, цветущим, как всегда, в разгар лета, чудесный лес!
Она потеряла все, но у нее осталась земля — земля, которую она так ненавидела в молодости, потому что ее отец обрабатывал небольшой участок, накрепко привязанный к нему. А она готова была отказаться от этой земли, отбросить ее, словно старую тряпку, лишь бы уехать с острова, переплыть пролив, выбраться на континент, повидать мир. Только бы покинуть родные места, казавшиеся ей ссылкой, проклятьем. Тогда она ненавидела землю. Теперь же земля стала ей дорога.
И покинуть этот луг и этот лес, эти полянки с журчащими ручьями, эти огромные платаны, буковые деревья и рябины было бы для нее мучительно. Она понимала, что вилла «Летиция» уже глубоко вошла в ее жизнь, пустила крепкие корни. Как мудр был Джулио и как хорошо он знал ее! Он вложил много средств в убранство «Летиции», в благоустройство огромного парка. Более того, весь холм по существу он превратил в необъятный парк. А дальше Джулио собирался построить у подножия холма длинную террасу, которая протянулась бы к самому озеру. Там можно было бы летом устраивать праздничные встречи с друзьями…
Конечно, она любила и миланский дом, такой грандиозный и роскошный.
Однако Джулио понял, что ей прежде всего нужна именно загородная вилла, где она оказалась бы в близости к земле, в общении с природой, на чистом воздухе, с пением птиц, где жила бы простой деревенской жизнью. Джулио догадался, что ей крайне необходимо все это, даже если она, как уверяла, ненавидела свое прошлое. Но он, Джулио, всегда все знал и умел читать в ее сердце даже то, что она старалась спрятать от самой себя.
Арианна вышла на лужайку перед виллой «Летиция», медленно приблизилась к центральной двери, вошла в вестибюль, потом в гостиную, в кабинет Джулио. Повсюду лежали горы пепла. Ничего не осталось — ни дверей, ни окон, ни мебели, ни книг. Ничего, только горы пепла и головешек.
В полном отчаянии она вернулась на лужайку. У нее не хватило сил пройти по всем комнатам. Мучительная тревога охватила ее. Да, огонь все уничтожает, подумала она, все, все.
Она прошла через лужайку к дереву, прислонилась к стволу и постояла немного, глядя на дом. Он напоминал огромный череп с пустыми глазницами. А двери походили на беззубые насмешливые старушечьи рты.
— Нет! — закричала она и упала на землю. — Нет, я не оставлю тебя так. Восстановлю, отстрою заново, и ты станешь еще красивее, чем прежде!
Звон колокола церкви Сан-Лоренцо напомнил, что надо возвращаться к сыну. Она последний раз взглянула на виллу «Летиция» и побежала через лес, подхватив юбки, чтобы не цеплялись за кусты.
Приближаясь к церковной площади, она замедлила шаги и стала соображать, как выйти из труднейшего положения, в котором она оказалась. Где добыть денег на продукты для себя, для сына и всех домашних? Как отстроить заново виллу «Летиция»? На это нужны большие средства. Необходимо найти какой-то выход из положения, отыскать человека, который одолжит ей деньги. Она вспомнила слова Марты: «Сейчас только у одних людей есть деньги — у якобинцев».
Каждый, кто твердил о революции или восхищался Наполеоном, был, по мнению Марты, якобинцем. Для нее и Томмазо Серпьери тоже якобинец. А Томмазо Серпьери, может быть, он… Мысль, которая мелькнула в ее сознании, оказалась так проста, что даже изумила ее — как же она раньше не додумалась! Она возьмет денег у Томмазо Серпьери. Он, наверное, одолжит, сколько надо, под залог драгоценностей, до тех пор пока она не сможет вернуть долг. Земля приносит хороший доход. Надо проследить, чтобы ее как следует обрабатывали. К счастью, она знает, как это делается.
На мгновение она почувствовала вдруг такое облегчение, что едва не лишилась чувств. Но тут же другие мысли заставили опять забеспокоиться. Серпьери, конечно, может одолжить необходимые деньги в обмен на драгоценности, их хватило бы на жизнь и на восстановление виллы «Летиция». Но придется платить налоги. Французы, несомненно, введут поборы, как и в прошлый раз. Заставят платить огромные деньги, и если удастся выкарабкаться теперь, так в будущем году они снова поднимут ставки, пока не вынудят уйти с земли. Или же просто конфискуют ее, заявив, что она переходит в собственность Цизальпинской республики. Пока она будет жива, проклятые французы и негодяи, что с ними заодно, не устанут искать поводы отнять у нее все. Она будет из кожи вон лезть, а в результате увидит, что ее труды бесплодны и урожай разворован. Поэтому одалживать деньги у Серпьери, лишь бы на что-то существовать и оплачивать налоги, это только полумера.
Ей же необходимо как-то выбраться из этой ловушки и получить возможность спокойно спать по ночам, не думая о том, что ожидает завтра, в следующем месяце, в будущем году. Но отчего она так тревожится о настоящем? Надо найти в себе силы думать о будущем.
В висках сильно стучало, и она сжала их. Есть еще падре Арнальдо, он поможет, как только вернется из Рима. Он даст немного денег, но она не может всю жизнь рассчитывать на него. Теперь она уже не одна, и ему придется думать не только о ней, но и обо всех близких ей людях. Нет, она не имеет больше права рассчитывать на него.
Холодно и рассудочно пришла она к другой мысли. Представила себе Томмазо Серпьери с его блестящими белоснежными зубами, светлым, ласковым взглядом. Вспомнила, что вечером после похорон Джулио, когда она вернулась домой совершенно потрясенная.
Серпьери ждал ее под портиком, и словно наяву ощутила тепло его ладони, когда он пожимал руку, говоря:
— Не беспокойся о будущем, Арианна. Я помогу тебе… Я всегда любил тебя. Прежде я не смел скатать тебе об этом, потому что ты была женой моего лучшего друга. Я скорее уехал бы, чем позволил себе какой-нибудь поступок, который мог бы омрачить нашу дружбу с Джулио. Но теперь ты одна, и я хочу предложить тебе свою заботу и любовь. Я ждал тебя, любил тебя всегда и желал тебя как никакую другую женщину.
Она выйдет за него замуж, холодно рассудила Арианна, и у нее не будет больше никаких трудностей с деньгами. Он на стороне Наполеона, а значит, идет по верной стезе истории. Как было бы чудесно не ведать больше никаких проблем с деньгами и знать, что вилла «Летиция» и ее земли не будут конфискованы, что ее люди будут сыты и одеты и ей самой не придется ломать голову, как не впасть в нищету! Она сделалась графиней и останется ею.
Арианна вдруг ощутила себя старой и усталой. События последних дней опустошили ее. Она не испытывала теперь уже никаких сомнений. Ну что же, так даже лучше. Она не любила Серпьери, более того, с того момента, когда он признался в своей любви к ней, даже презирала. Он был другом Джулио, так почему же он посмел открыть ей свою любовь в тот вечер, спустя всего несколько часов после похорон? И она не может даже пожалеть себя, а должна только трезво и бесстрастно рассуждать. Никакое чувство, никакие волнения не смогут помешать ее планам. Серпьери станет якорем спасения, он избавит от нищеты и обеспечит ее сыну будущее, достойное имени, которое тот носит.
Продолжая размышлять, она прилегла на кровать. Помнится, она сказала ему в тот вечер ужасные вещи, когда он дотронулся до ее плеча. Но она постарается, чтобы он забыл эти резкие слова и поверил, что всегда любила его, а тогда была слишком потрясена смертью мужа. Мужчины обычно настолько самонадеянны, что готовы верить любой лести. Она ни слова не скажет о своих затруднениях, пока не станет его законной женой. Нет, ему ничего не нужно знать: если он заподозрит вдруг, что она нищая, то поймет, что ей нужны лишь его деньги, а не он сам. И откуда ему про все узнать? Даже Марте не должно быть ничего известно об истинном положении дел. А когда они обвенчаются, то он обязан будет помочь, не допустит же он гибели ее людей от голода, не заставит же продавать земли Джулио, которые теперь принадлежат ее сыну.
— Графиня Серпьери, — прошептала она, желая услышать, как зазвучит ее новая фамилия. — Нет, не нравится. Однако незачем думать сейчас об этом, займусь всем, когда выйду замуж.
Да, но по-прежнему ли он готов жениться на ней? Когда она не очень уверенно поинтересовалась, надо ли понимать его слова как предложение, он рассмеялся и заявил: «Да, но я произношу их в первый и последний раз в моей жизни!» А что если, отказав ему, она толкнула его в объятия другой женщины?
Арианна резко приподнялась. Нет, не может быть! Она села на край кровати и так сжала кулаки, что ногти впились в ладони. Если он и ушел к другой, она все равно сделает так, что он вернется и снова будет желать ее. А не захочет жениться, но будет по-прежнему жаждать сближения, то все равно есть способ получить деньги — она станет его любовницей. Ну да, чтобы завладеть богатством, она готова стать его любовницей.