ведущих прочь из корпуса и все запреты. Кодовые замки, магнитные карты, камеры в углу
каждого помещения. Общая столовая, общая гостиная, общая душевая, общий туалет.
Личная зубная щётка.
Анна заверила, что это лишь на несколько дней. Анна заверила, что моё
пребывание в жилой части станции необходимо руководству. Оно желает удостовериться,
что я не законченная психопатка и вполне могу существовать в цивилизованном
обществе, то есть в Оазисе, куда нас с Чейзом планируется отправить. Разумеется, после
реабилитационной капсулы, о которой говорят все, но никто не в курсе, что это такое. По
заверению Анны знаю лишь то, что мне якобы должно там понравиться.
Чушь.
А общество-то и впрямь цивилизованное! Все улыбаются, здороваются друг с
другом, проводят время вместе: за играми, за просмотром фильмов каждый вечер
транслирующихся на огромной плазме в общем зале. И никто из этих людей даже не
подозревает, что точная копия большинства из них сейчас обживает просторы Оазиса,
дышит свежим воздухом, пытается выстроить жизнь заново, возможно решает снова
завести семью, детей — передать их общий ген потомству, выполнить миссию
возложенную природой.
Этот жилой корпус станции люди называют домом. Таким громким и печальным
словом. Всем им сказали, что территория для заселения — Оазис, — полным ходом
застраивается и подготавливается к жизни. Никто из здешних не знает, что их ген, судя по
всему, просто оказался слабейшим, раз в Оазис повезло отправиться не им, а их точным
копиям. Логика.
Не скажу, что здесь плохо. Точнее плохо, но только для меня. Я просто не могу
существовать в подземной консервной банке и при этом радоваться жизни, или хотя бы
делать вид. Здесь отличные люди, вкусная еда, горячая вода, чистые простыни. И полное
отсутствие солнца. Для меня это клетка. Для них — дом.
Кажется, мой ген давно должен был сдохнуть. Понимание происходящего, модель
идеальной жизни в моей голове слишком не правильная — не подходящая под замыслы
природы. Уверена, меня давно не должно быть в живых. Я «косяк». Исключение из
правил. Как там Дженни говорила? Бельмо на глазу? Белая ворона? И она попала в точку!
В прочем… сама Дженни оказалась ничем не лучше.
Душ – завтрак – анализы – тесты – обед - время отдыха – ужин - приём
успокоительных препаратов и прочих прописанных медикаментов – кино - сон.
Психбольница.
Мне жаль этих людей, в отличие от тех, кому повезло попасть в Оазис.
Счастливчики хотя бы не под землёй. Их кожа не зудит от постоянного искусственного
освещения.
Охранников нет, но на остальную территорию станции не попасть — двери
заперты, и без ключ-карты их не открыть. Да и если открою, что изменится? Как я без
оружия прорвусь через охрану? Как попаду на поверхность? Как найду Чейза?
Да и разве это не он обещал меня найти?
Где вообще его носит?! А что если от него уже избавились?..
Стены давили на меня, серо-синяя обстановка заставляла задыхаться. Я
становилась параноиком! Грёбаным параноиком!
В жилом корпусе хватало рабочего персонала, но никто из них понятия не имел о
каком Чейзе вообще идёт речь. И чем чаще я получала такой ответ, тем сильнее
становилась моя паранойя.
От него избавились. Точно. От него избавились.
Третий день. Четвёртый. У меня перестали брать анализы и прописали какие-то
жёлтые таблетки под видом успокоительных. Я смывала их в унитаз. Предварительно
опустошая желудок.
Чёрт. Это точно психушка. А жилой корпус — место избавления от слабых генов.
Бинго! Я была уверена в этом пять минут назад, пока не передумала и решила, что скорее
всего над нами будут ставить опыты, быть может пустят на органы, но убивать не станут.
Анна не появлялась.
Я искусала губы в кровь. Снова взялась за привычку грызть ногти. И практически
не спала — в потолке над моей кроватью скоро появится большая дыра.
Понимание того, что если продолжу в том же духе, то стану неврастеничкой и
закончу свои дни здесь же — в подземной консервной банке, как снежный ком свалилось
на голову на седьмой день моего пребывания в жилом корпусе.
Брожение из угла в угол и «Титаник» третий раз за неделю, потому что
большинство здешних дам оказались сумасшедшими поклонницами мистера Ди Каприо,
кому хочешь крышу с места сдвинет.
А на утро восьмого дня в главные двери ведущие вон из корпуса, вошла Анна, а
вслед за ней белокурая девушка в белой сорочке и больничных тапочках. Кристина.
Мои ноги со свистом рванули с места. Кажется, я даже кого-то зацепила плечом и
даже не потрудилась извиниться — а здесь так принято, чёрт возьми!
Это была Кристина! Она самая! Настоящая! Живая и здоровая!
Моя девочка…
Я не слышала, что говорила мне Анна, потому что кровь бурлила в ушах под
громкий аккомпанемент сердца. Все звуки были размазанными, как туманная дымка. Я
звала её. Звала Кристину. Держала её миленькое личико в своих ладонях, заглядывала в
почти прозрачные серые глаза… В такие пустые, безжизненные глаза. Я исследовала её
тело на наличие укусов, но быстро бросила это дело: если бы рафки заразили Кристину,
она не была бы сейчас здесь — в жилом корпусе.
Но она не отвечала. В её глазах не было абсолютно ничего. Никаких эмоций, никак
признаков узнавания, или наоборот недоумения. Она казалась выпотрошенной, лишённой
души оболочкой. Такой странной, такой холодной и недосягаемой, как самая далёкая
звезда в небе.
Анна наконец достучалась до моего сознания, требуя, чтобы я отпустила и без того
напуганную девочку.
— В каком месте она напугана?! — закричала я на Анну, как будто это она напала
на неё в Ангеле и превратила в… это. — Что с ней такое?! Почему она молчит?
В бесконечных отчаянных попытках я заглядывала в лицо Кристины, надеясь
разглядеть в нём признаки жизни. Но их не было. Никаких.
Невидимая удавка сдавливала горло, ярость закипала в венах. Мне хотелось
кричать, накинуться на кого-нибудь и выбить всю дурь, словно кто-то из присутствующих
имел хоть какое-то отношение к тому, что случилось с Кристиной.
Я имела. Я её оставила. Я бросила.
Это я виновата! Это себя я должна бить в грудь и ненавидеть!
Анна долго успокаивала меня, пытаясь запихнуть в рот целую горсть жёлтых
таблеток. Но в итоге получила ими в лицо и с виноватым видом уселась на
противоположный стул.
Кристину нашли в Скале. На ней был ошейник. Один из тех, что Ангел надевал на
тварей для управления ими. Рафки сделали тоже с Кристиной.
И только благодаря мне Анна узнала её имя. За всю неделю с губ Кристины не
слетело ни слова. Она словно зомбирована. Словно находится где-то между миром
реальности и миром фантазий. Плохих фантазий. Самых плохих.
Всё что мне оставалось, это нервно грызть ногти и лишь догадываться о том, что
рафки с ней делали.
Анна уговорила рассказать всё, что мне известно, потому что это могло
поспособствовать лечению. В жилой корпус Кристину привели в надежде, что общество
повлияет на неё благотворным образом и она хоть понемногу начнёт приходить в чувства.
Она замкнулась в себе. Страдает от депрессии. Но показатели жизнедеятельности в
полном порядке. И умом тоже не тронулась, во всяком случае, в этом Анна меня заверила.
Я не отпускала Кристину от себя ни на шаг. Держала за руку. С надеждой
заглядывала в глаза, но видела в них всё ту же пустоту — холодную… такую
безжизненную.
— Прости меня, — шептала я. — Прости… Это я виновата… Прости… прости-
прости…
Просить прощение — все, что я могла. Всё, что мне оставалось. За то, что
позволила Скверне забрать её. За то, что так долго искала. И за то, что нашла, когда уже
было поздно, когда Кристина посвятила свою жизнь Ангелу. И за то, что не схватила за
волосы, как должна была поступить настоящая сестра, пусть и не кровная, и силой
затолкнуть в вертолёт. И пусть после этого, её ненависть ко мне бы только усилилась —
сейчас, Кристина не напоминала бы овощ.
Анна провела с нами несколько часов. Точнее не с нами, с работниками жилого
корпуса, раздавая им указания по поводу Кристины. По поводу лекарств, еды,
физкультуры.
Я чего-то не понимаю?..
Она собирается оставить её здесь?
Или и меня руководство тоже решило оставить здесь?
Разве нам обеих не должны отправить в РК?
Может у кого-то катушка поехала и решили отправить Дженни?
Нервы были на пределе! Руки чесались, и не только от искусственного освещения!
Я была на грани от безумного срыва! Я забыла, когда в последний раз спала, зато точно
помню, где оставила украденный с кухни нож. И если в самое ближайшее время ничего не
изменится… Если в ближайшее время я не получу подробные объяснения всему, что
происходит… Клянусь, моя крыша окончательно съедет, я воспользуюсь маниакальными
звоночками пробудившимися внутри моей сущности, как и ножом, припрятанным под
обшивкой матраса, и не смотря на всё добродушие Анны, приставлю лезвие к её горло и
попрощаюсь с этим местом. И плевать чем всё обернётся!
На вопросы Анна не отвечала, тем самым всё больше и больше подталкивая меня к
обрыву. А потом она улыбнулась своей искренней участливой улыбочкой, опустила
ладонь на моё напряжённое плечо и мягко произнесла:
— Сегодня ночью, Джей. Ваша РК готова. Сегодня ночью будет перелёт. И даю
слово, что сделаю всё возможное за оставшееся время, чтобы убедить руководство