Наконец он опустился на камень возле тропы и принялся тереть ладони об изношенную ткань штанов. Камень зарос мхом, ставшим коричневым от холода и ветра, однако оставался полным жизни. Саймон смотрел на него и думал о том, почему не приходят слезы, – он даже не знал, хочет ли этого.
Вскоре он услышал щелканье, поднял голову и увидел Кантаку, которая спускалась к нему по горной тропе. Нос волчицы оставался у самой земли, она искала его след. Наконец она подбежала к нему и вопросительно посмотрела, склонив голову набок. Саймон провел пальцами по густому меху у нее на боку, когда она проходила мимо. Кантака продолжила спуск вниз, и вскоре ее серая тень скрылась из вида.
– Друг Саймон. – Из-за поворота тропы появился Бинабик. – Кантака отправилась на охоту, – продолжал тролль, глядя ей вслед. – Для волка трудно целый день идти там, где я прошу. Она достойный спутник и приносит серьезную жертву ради меня.
Саймон ничего не ответил, тролль подошел к нему и присел рядом на корточки, опираясь на посох.
– Ты очень огорченный, – сказал Бинабик.
Саймон сделал глубокий вдох, а потом медленно выдохнул.
– Все ложь, – ответил он.
Бинабик приподнял бровь.
– Что значит «все»? И что превращает «все» в ложь?
– Я не думаю, что нам по силам сделать что-нибудь полезное, – ответил Саймон. – Хоть что-то улучшить. Мы все умрем.
– Да, когда-нибудь, – спокойно сказал Бинабик.
– Мы погибнем, сражаясь с Королем Бурь. И ложь утверждать, что все будет иначе. Господь не собирается нас спасать или хотя бы помогать. – Саймон взял с земли небольшой камень, швырнул его вниз, вдоль тропы, и он с грохотом скрылся в темноте. – Бинабик, мне даже не под силу поднять Шип. Какая нам польза от меча, если мы не можем им воспользоваться? Как меч – или даже три Великих меча, или как там они называются, – помогут убить такого врага, как он? Убить того, кто уже и так мертв?
– Это вопросы, требующие ответа, – сказал тролль. – Я не знаю. И с чего ты взял, что меч нужен для убийства? А даже если и так, почему решил, что убийцей должен стать кто-то из нас?
Саймон выбрал еще один камень и швырнул его вниз.
– Я и сам ничего не знаю, – сказал он. – Я всего лишь кухонный мальчишка, Бинабик. – Ему вдруг стало ужасно себя жалко. – Я просто хочу вернуться домой. – У него перехватило горло.
Тролль встал и отряхнул штаны.
– Ты не мальчишка, Саймон. Теперь ты мужчина во всех смыслах. Да, все еще молодой, но мужчина – или очень близок к тому.
Саймон покачал головой.
– Но это все равно не имеет значения. Я решил… я даже не знаю. Я думал, что все будет, как в легендах. Что мы найдем меч, и он окажется могущественным оружием, которым мы уничтожим наших врагов, и все исправится. Я даже не предполагал, что люди будут продолжать умирать! Какой же это Бог, если он позволяет умирать хорошим людям, что бы они ни делали?
– Еще один вопрос, ответить на который мне не по силам. – Бинабик улыбнулся, но осторожно – он не забывал о боли Саймона. – И я не могу тебе рассказать, во что правильно верить. Истины, ставшие нашими легендами о Богах, остались в далеком прошлом. Даже ситхи, живущие тысячелетиями, не знают, кто положил начало миру, или что – во всяком случае, ничего определенного, я так думаю. Но я могу сказать тебе кое-что очень важное…
Тролль наклонился вперед, коснулся руки Саймона и подождал, когда его юный друг поднимет на него глаза от поросшего мхом камня.
– Боги на небесах или те, что находятся в камнях, далеки от нас, и мы можем лишь гадать о том, что они хотят. – Он сжал предплечье Саймона. – Но ты и я – мы живем в то время, когда бог снова ходит по земле. И не тот, который думает о добре. Люди сражаются и умирают, строят стены и дробят камень, но Инелуки умер и вернулся: и никто до сих пор не смог этого сделать, даже ваш Усирис Эйдон. Прости меня, я не собирался богохульствовать, но разве то, что проделал Инелуки, по силам кому-то, кроме Бога? – Бинабик слегка встряхнул Саймона и заглянул ему в глаза. – Инелуки завистлив и ужасен, и мир, который он создаст, будет отвратительным местом. Перед нами стоит очень страшная и трудная задача, Саймон, – возможно, у нас мало шансов на успех, – но это не тот случай, когда можно просто сбежать.
Саймон оторвал взгляд от Бинабика.
– Именно это я и сказал, – ответил Саймон. – Как можно сражаться с богом? Он раздавит нас, как муравьев. – Еще один камень улетел в темноту.
– Может быть. Но, если мы не будем пытаться, тогда нас наверняка раздавят, как тех самых муравьев, поэтому мы не должны сдаваться. Всегда остается что-то еще, даже после наступления самых плохих времен. Мы можем умереть, но смерть одних иногда означает жизнь для других. Не слишком серьезная надежда, но в любом случае настоящая.
Тролль отошел на несколько шагов и уселся на соседний камень. Небо быстро темнело.
– Кроме того, – мрачно сказал Бинабик, – молитвы богам могут оказаться глупостью – или нет, – но одно очевидно: в проклятиях в адрес богов нет ни капли мудрости.
Саймон ничего не ответил. Некоторое время оба молчали. Наконец Бинабик разломил пополам свой посох, и на свет появилось лезвие ножа, а также флейта. Он начал с нескольких пробных нот, а потом заиграл медленную печальную мелодию. Неблагозвучная музыка эхом разносилась в темноте, и Саймону казалось, будто он слышит голос своего одиночества. Он содрогнулся, чувствуя, как ветер пробирается под потрепанный плащ. И тут же ощутил, как огнем горит шрам, оставшийся после схватки с драконом.
– Ты все еще мой друг, Бинабик? – наконец спросил он.
Тролль опустил флейту.
– До самой смерти – и после нее, Саймон-друг. – И он снова начал играть.
Когда песня флейты закончилась, Бинабик свистом подозвал Кантаку и зашагал обратно в сторону лагеря. Саймон последовал за ним.
Огонь в костре уже почти догорел, а мех с вином совершал последний из многих кругов, когда Саймон наконец набрался смелости подойти к Слудигу. Риммер на точильном камне острил наконечник копья кануков и не отрывался от своего занятия некоторое время, не обращая внимания на стоявшего рядом Саймона. Наконец, он поднял голову.
– Что? – хрипло спросил он.
– Я сожалею, Слудиг, – сказал Саймон. – Мне не следовало произносить этих слов. А ты проявил доброту ко мне.
Некоторое время риммер смотрел на него, и в его глазах Саймон увидел холодок. Затем выражение его лица смягчилось.
– Ты можешь думать все, что пожелаешь, Саймон, но не богохульствуй о Едином Боге рядом со мной.
– Я сожалею. Я всего лишь кухонный мальчишка, – пробормотал Саймон.
– Кухонный мальчишка! – Слудиг резко рассмеялся и пристально посмотрел Саймону в глаза, а потом снова рассмеялся, и теперь это получилось у него более естественно. – Ты ведь и вправду так думаешь! Кухонный мальчишка! Кухонный мальчишка, который расправляется с драконами и убивает гигантов. Взгляни-ка на себя! Ты стал выше меня, а Слудиг никогда не отличался маленьким ростом!
Саймон с удивлением посмотрел на риммера. Конечно, Слудиг сказал правду: Саймон был на пол-ладони выше риммера.
– Но ты сильный, – запротестовал Саймон. – Ты взрослый мужчина.
– А ты очень быстро им становишься. И ты сильнее, чем тебе кажется, Саймон, ты больше не мальчик. И не можешь вести себя, словно ты все еще ребенок. – Риммер оценивающе посмотрел на Саймона. – На самом деле очень опасно не тренировать тебя. Тебе повезло. Ты пережил несколько тяжелых схваток, но удача переменчива. Тебе нужно учиться владеть мечом и копьем; и я этим займусь. Эйстан бы так хотел, и нам будет чем заняться во время долгого путешествия к твоей Скале Прощания.
– Значит, ты меня простил? – спросил Саймон, смущенный словами о том, что он уже стал взрослым.
– Если я должен. – Риммер снова сел. – А теперь иди и ложись спать. Завтра нам предстоит проделать долгий путь, а потом тренировка – после того, как мы разобьем лагерь.
Саймону не понравилось, что его отправили спать, но он не хотел спорить. Ему и без того было непросто подойти к костру и поесть вместе с остальными. Он знал, что они наблюдают за ним, – вдруг он снова не справится со своим гневом.
Он улегся на постель, которую соорудил из упругих ветвей и листьев, и плотно завернулся в плащ. Саймон предпочел бы спать в пещере или вообще оказаться подальше от гор, где не будет таких сильных ветров.
Яркие холодные звезды, казалось, дрожали у него над головой. Саймон посмотрел на них с невероятно огромного расстояния, позволив мыслям беспорядочно гоняться друг за другом, а потом уснул.
Саймон проснулся от того, что тролли пели своим баранам. Он смутно помнил маленькую серую кошку, и еще ему казалось, что он попал в чью-то ловушку, но сон быстро исчезал. Саймон открыл глаза, увидел слабый утренний свет и снова их закрыл. Он не хотел вставать и видеть следующий день.
Пение, которое сопровождало звяканье упряжи, продолжалось. С тех пор как они покинули Минтахок, он уже столько раз видел этот ритуал, что мог его представить так же четко, как если бы наблюдал за ним с открытыми глазами. Тролли подтягивали подпруги, наполняли седельные сумки, а их гортанные голоса не смолкали. Время от времени они делали маленькую паузу, гладили своих скакунов, чистили густой мех, наклонялись к животному, а овцы моргали своими узкими глазами. Скоро настанет время для соленого чая, сушеного мяса и тихого веселого разговора.
Вот только сегодня не будет смеха, на третье утро после битвы с гигантами. Народ Бинабика всегда славился веселым нравом, но малая толика холода, поселившаяся в сердце Саймона, теперь коснулась и троллей. Народ, который смеялся над стужей и головокружительными пропастями на каждом повороте тропы, что-то утратил, когда на них упала загадочная тень, – впрочем, тут и сам Саймон мало что понимал.
Он сказал Бинабику правду: когда они нашли великий меч Шип, он подумал, что теперь все будет хорошо. Могущество и необычность клинка были такими осязаемыми, что он не мог не повлиять на соотношение сил в борьбе с королем Элиасом и его темным союзником. Возможно, меча самого по себе недостаточно. Возможно, в стихотворении все написано правильно, и ничего не произойдет до тех пор, пока все три меча не соберутся вместе.