Саймон смотрел на почти невидимые башни, исчезавшие под оковами льда.
– А где те ситхи, что здесь жили? – спросил он, продолжая слышать скорбные слова песни Бинабика: «Вы скрылись в холодных тенях».
Он чувствовал, как эти тени сжимают его сердце, подобно ледяным цепям. Вы скрылись в холодных тенях. Шрам на лице, оставленный кровью дракона, начал пульсировать.
– Туда, куда неизменно уходят ситхи, – ответил тролль. – В другие, не такие замечательные места. Они умирают или скрываются в тенях, или живут, что-то утратив. – Он замолчал, стараясь подыскать нужные слова. – Они принесли в мир много красоты, Саймон, и восхищались красотой нашего мира. Уже множество раз говорилось, что он становится хуже, когда уходят ситхи. У меня нет знаний, чтобы это подтвердить или опровергнуть. – Он погрузил руки в густой мех Кантаки, призывая ее снова начать движение, и она рысью побежала дальше, удаляясь от гор. – Я хочу, чтобы ты запомнил это место, Саймон… но не для того, чтобы предаваться печали. В нашем мире все еще остается много красоты.
Слудиг сотворил знак Дерева на своей груди, обтянутой плащом.
– Я не могу сказать, что разделяю твою любовь к магическим местам, тролль. – Он щелкнул поводьями, направляя свою лошадь вперед. – Добрый Господь Усирис пришел, чтобы избавить нас от язычества. И совсем не случайно, что демоны, угрожающие нашему миру, кузены тех ситхи, о которых ты скорбишь.
Саймон вдруг почувствовал, что его наполняет гнев.
– Ты говоришь глупости, Слудиг. А как же Джирики? Он, по-твоему, демон?
Риммер повернулся к Саймону, и на его губах появилась грустная улыбка.
– Нет, юноша, но он вовсе не тот волшебный друг и защитник, каким тебе представляется. Джирики старше и сложнее, чем ты можешь представить. Как и многие другие подобные существа, он опаснее, чем смертные могут подумать. Один лишь Господь знает, что Он сделал, чтобы увести ситхи из этих земель. Джирики был с нами честен, но его народ никогда не сможет жить рядом с нами. Мы слишком сильно отличаемся друг от друга.
Саймон прикусил язык, чтобы не давать гневного ответа, и обратил взгляд к снежной тропе, вытянувшейся перед ними.
Они ехали в тишине, которую нарушало лишь их дыхание и скрип копыт на снегу.
– Тебе сопутствует редчайшая удача, Саймон, – наконец заговорил Бинабик.
– Ты о том, что меня преследуют демоны? – проворчал Саймон. – Или про то, что моих друзей постоянно убивают?
– Пожалуйста. – Тролль успокаивающе поднял маленькую руку. – Я имел в виду совсем другое. Очевидно, что мы прошли ужасный путь. Нет, я имел в виду, что ты видел три из Девяти великих городов. Лишь немногие смертные могут так сказать про себя и не солгать.
– Какие три? – спросил Саймон.
– Тумет’ай – ты видел то, что от него осталось, – теперь, когда город похоронил лед. – Тролль принялся считать на пальцах. – Да’ай Чикиза, в лесу Альдхорт, где я получил ранение стрелой. И сам Асу’а, кости которого стали фундаментом для Хейхолта, где прошло твое детство.
– Ситхи построили там Башню Зеленого ангела. И она стоит до сих пор, – сказал Саймон, вспоминая бледный пик, устремленный к небу. – Я постоянно на нее забирался. – Он немного подумал. – И еще одно место… оно называлось Энки… Энки?..
– Энки э-Шао’сэй? – подсказал Бинабик.
– Да. Энки э-Шао’сэй тоже один из великих городов?
– Да, – кивнул Бинабик. – Однажды мы увидим его руины – если они сохранились, – он должен находиться рядом со Скалой Прощания. – Он наклонился вперед, когда Кантака перепрыгнула через небольшой холмик.
– Я его уже видел, – сказал Саймон. – Джирики показал мне в зеркале. Он был красивым – зелень и золото. Джирики называл его городом Лета.
Бинабик улыбнулся.
– Значит, ты видел четыре, Саймон. Лишь немногие из самых мудрых могли бы такое сказать, даже прожив долгую жизнь.
Саймон задумался над словами Бинабика. Кто бы мог подумать, что уроки Моргенеса окажутся такими важными? Старые города и старые истории стали частью его жизни. Как странно, что будущее неразделимо с прошлым и сошлось в настоящем, точно огромное колесо…
Колесо. Тень колеса…
Перед его мысленным взором возник образ из сна, огромный черный круг, непреклонно опускавшийся вниз, огромное колесо, что сметало все на своем пути. Каким-то образом прошлое пробивалось к настоящему, отбрасывая длинную тень на будущее…
Что-то появилось в его сознании, но он никак не мог до него дотянуться, какая-то оккультная форма, которую он чувствовал, но не узнавал. Что-то про сны о Прошлом и Будущем…
– Мне нужно знать больше, Бинабик, – наконец сказал он. – Но я должен так много понять, я просто не в состоянии все запомнить. Что произошло в остальных городах? – Его отвлекло движение на небе впереди, там перемещались темные очертания, подобные листьям, которые швыряет ветер.
Саймон прищурился и понял, что это всего лишь стая птиц.
– Знать о прошлом полезно, Саймон, – сказал Бинабик, – но главное – понимать, какие вещи важны, а какие – нет, именно так мудрых можно отличить от всех остальных. И все же хотя имена Девяти городов едва ли тебе пригодятся, я их назову. Когда-то их знали даже дети в колыбели.
Асу’а, Да’ай Чикиза, Энки э-Шао’сэй и Тумет’ай ты уже знаешь. Джина-Т’сеней, оказался на дне южного моря. Руины Кементари находятся где-то на острове Варинстен, там родился твой король Престер Джон, но никто, насколько мне известно, не видел их уже много лет. Так же, как Мезуту’а и Хикехикайо, что затерялись в северо-западных горах Светлого Арда. И последний, Наккига, теперь, когда я о нем вспомнил, скажу, что ты также его видел – в некотором смысле…
– Что ты имеешь в виду?
– Наккига – это город, который норны построили много лет назад в тени Стормспайка, еще до того, как скрылись в огромной ледяной горе. Ты посетил его, когда мы втроем шли по Дороге снов, – ты, я и Джелой, но, несомненно, ты не обратил внимания на руины на фоне большой и величественной горы. Так что, в определенном смысле, ты побывал и в Наккиге.
Саймон содрогнулся, вспомнив видения бесконечных ледяных залов внутри Стормспайка, призрачно-белые лица и горящие глаза.
– Это было даже слишком близко, – сказал Саймон, потом прищурился и посмотрел на небо. Там все еще лениво кружили птицы. – Это вороны? – спросил он у Бинабика, указывая рукой в сторону стаи. – Они уже довольно долго кружатся у нас над головами.
Тролль посмотрел вверх.
– Да, вороны, и довольно крупные. – На его губах появилась озорная улыбка. – Быть может, они ждут, что мы упадем замертво, и тогда они смогут утолить голод. К сожалению, нам придется их разочаровать, не так ли?
– Может быть, они поняли, что я ужасно проголодался, – проворчал Саймон. – И долго не протяну.
Бинабик серьезно кивнул.
– Какой же я беспечный, – сказал он. – Конечно, Саймон, ты уже давно ничего не ел, клянусь костями Чукку! Бедняга! Целый час назад! Наверное, твой путь близится к ужасному концу. – Закончив дразнить Саймона, он принялся рыться в заплечном мешке, придерживаясь за спину Кантаки другой рукой. – Быть может, я найду для тебя немного сушеной рыбы.
– Благодарю, – ответил Саймон, стараясь, чтобы в его голосе прозвучала радость, – в конце концов, любая еда лучше, чем ее полное отсутствие.
Пока Бинабик продолжал рыться в мешке, Саймон еще раз посмотрел в небо. Стая воронов по-прежнему безмолвно кружила в небе, а ветер бросал их из стороны в сторону, точно рваные тряпки.
Ворон с важным видом расхаживал по подоконнику, распушив перья, чтобы защититься от холода. Его соплеменники, разжиревшие и обнаглевшие после пиршества над висельниками, хрипло каркали, устроившись всей стаей на ветвях за окном. Никаких других звуков из пустого двора внизу не доносилось.
Продолжая чистить блестящие перья клювом, ворон настороженно косил желтым глазом, поэтому, когда в его сторону, точно выпущенный из пращи камень, полетел кубок, он, взмахнув крыльями, взмыл вверх и присоединился к своим сородичам, сидевшим на ветвях дерева. Помятый кубок описал неровную дугу на каменном полу и остановился. Тонкая темная струйка потекла с подоконника на пол.
– Я ненавижу их глаза, – заявил король Элиас, потянулся за другим кубком и воспользовался им по прямому назначению. – Проклятые, подлые желтые глаза. – Он вытер губы. – Я думаю, они за мной шпионят.
– Шпионят, ваше величество? – медленно переспросил Гутвульф, который не хотел вызвать приступ ярости у короля. – Но зачем птицам шпионить?
Верховный король одарил его взглядом зеленых глаз, и на его бледном лице появилась улыбка.
– О, Гутвульф, ты такой невинный, такой неиспорченный! – Элиас хрипло рассмеялся. – Давай подвинь свой стул поближе. Приятно снова поговорить с честным человеком.
Граф Утаниата выполнил пожелание короля и придвинул свой стул поближе к нему – теперь лишь локоть пространства отделял его от трона из костей дракона. Он старался не смотреть на меч в черных ножнах, висевший на боку Элиаса.
– Я не знаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь «невинный», Элиас, – сказал Гутвульф, мысленно выругав себя за холод в голосе. – Видит бог, в свое время мы оба внесли немалый вклад в строительство Часовни Греха. Но, если ты имел в виду невинность в предательстве своего короля и друга, тогда я с радостью принимаю твои слова. – Он надеялся, что его голос прозвучал искренне, – сам он испытывал сомнения.
Уже одно только слово «предательство» заставляло его сердце биться быстрее, и гнилой плод на виселице был лишь одной из причин.
Казалось, Элиас не заметил сомнений Гутвульфа.
– Нет, старый друг, нет. Я именно это и имел в виду. – Он сделал еще один глоток темной жидкости. – В наши дни я могу доверять лишь немногим. У меня тысячи, тысячи врагов. – Король погрузился в раздумья, и на его бледном лице сильнее обозначились морщины, напряжение и усталость. – Как ты знаешь, Прайрат отправился в Наббан, – снова заговорил Элиас. – Так что можешь говорить свободно.