Изорн пытался успокоить мать. Поразительная храбрость герцогини Гутрун помогла ей пережить выпавшие на их долю ужасы, но, похоже, она исчерпала все свои силы. Санфугол еще не поправился, и проку от него было немного. Тайгер самым настоящим образом поддался безумию. Старик лежал, скорчившись на земле и бессмысленно уставившись в пустоту, потрескавшиеся губы дрожали, когда отец Стрэнгъярд попытался дать ему напиться. Деорнот почувствовал, как внутри у него поднялась и обрушилась новая волна отчаяния, когда он медленно направился к грязному бревну, на котором, положив подбородок на руки, сидел Джошуа.
Наручник, который когда-то удерживал его в плену в подземной темнице Элиаса, по-прежнему свисал с тонкого запястья. Глубокие тени пересекали худое лицо Джошуа, но белки глаз блестели в темноте, когда он смотрел, как Деорнот уселся рядом. Оба довольно долго молчали. Вокруг раздавались голоса домашнего скота, крики и стук копыт лошадей тритингов, которые возвращали домой на ночь свои стада.
– Добрый вечер, друг, – сказал наконец принц. – Разве я не говорил, что это была жалкая попытка, в лучшем случае.
– Мы сделали то, что было нам по силам, ваше высочество. Никто не смог бы совершить больше, чем вы.
– Кто-то должен. – Казалось, к Джошуа на мгновение вернулось его сухое чувство юмора. – Он сидит на своем костяном троне в Хейхолте, пьет и ест перед ревущим в камине огнем, а мы ждем решения своей судьбы в загоне, где забивают скот.
– Король заключил грязную сделку, и он пожалеет о своем решении.
– Только, боюсь, нас не будет рядом, когда наступит расплата. – Джошуа вздохнул. – Больше всего мне жаль тебя, Деорнот. Ты самый верный из рыцарей. Печально, что ты не нашел лучшего лорда для своей преданности…
– Прошу вас, ваше высочество. – Деорнот находился в таком настроении, что слова принца причинили ему настоящую боль. – Кроме вас, я никому не хотел бы служить за пределами Небесного Царства.
Джошуа искоса на него посмотрел, но ничего не ответил. Мимо загона промчался отряд всадников, и колья зашевелились от поднятого ими ветра.
– Мы далеко от этого царства, Деорнот, – сказал наконец принц, – и одновременно всего в нескольких мгновениях. – Его лицо окончательно погрузилось в тени. – Я не слишком боюсь смерти. На меня давят надежды, которые я разрушил.
– Джошуа, – начал Деорнот, но принц положил руку ему на плечо, заставив замолчать.
– Не говори ничего. Это ведь правда. С того самого момента, как я сделал первый вздох, меня сопровождают несчастья. Моя мать умерла во время родов, вскоре после нас покинул лучший друг моего отца Камарис. Жена брата погибла, когда мне доверили заботиться о ее безопасности. Ее единственная дочь, Мириамель, сбежала от моей опеки, чтобы встретить одному Эйдону известно какую судьбу. Наглимунд, крепость, построенная так, чтобы выдерживать многолетнюю осаду, пала, когда я ею командовал, и огромное количество невинных людей встретили жуткую смерть.
– Я не могу все это слушать, мой принц. Неужели вы готовы взять на себя вину за все предательства и беды мира? Вы сделали все, что смогли.
– Разве? – серьезно спросил Джошуа, словно участвовал в дебатах с усирианскими братьями по поводу теологического постулата. – Я не уверен. Если все предопределено, тогда, возможно, я всего лишь жалкая нить в Божественном гобелене. Впрочем, некоторые говорят, что человек сам выбирает свою судьбу, даже плохую.
– Ерунда.
– Может быть. Но не вызывает сомнений, что над всеми моими начинаниями светит злая звезда. Ха! Как, наверное, дружно хохотали ангелы и демоны, когда я поклялся забрать у Элиаса трон из костей дракона! Я, с моей потрепанной армией священников, шутов и женщин! – Принц горько рассмеялся.
Деорнот почувствовал, как внутри у него снова разгорается гнев, но на сей раз причиной стал его лорд, которому он поклялся в верности. Он почти задыхался и никогда не думал, что будет испытывать нечто подобное.
– Мой принц, – сказал он сквозь стиснутые зубы, – вы превратились в дурака, проклятого болвана. Священники, шуты и женщины! Я сомневаюсь, что армия вооруженных всадников смогла бы сделать больше, чем ваши шуты и женщины, – и, вне всякого сомнения, вряд ли они оказались бы храбрее! – Дрожа от ярости, он встал и побрел прочь по расползшейся грязи загона, и ему казалось, будто звезды поменяли свое положение на небе.
Кто-то схватил его за плечо, с поразительной силой заставив повернуться, и Деорнот увидел перед собой напряженного Джошуа, который держал его на расстоянии вытянутой руки. Принц наклонил голову на длинной шее, словно хищная птица, приготовившаяся напасть на свою жертву.
– Что я тебе сделал, Деорнот, если ты так со мной разговариваешь? – Его голос звенел от напряжения.
В любой другой момент Деорнот упал бы перед ним на колени, устыдившись проявленного неуважения. Сейчас же взял себя в руки, постарался прогнать дрожь и, сделав глубокий вдох, ответил:
– Я могу любить вас, Джошуа, и ненавидеть то, что вы говорите.
Принц смотрел на него, и Деорнот не мог разгадать выражения его лица в вечерней темноте.
– Я плохо говорил про наших спутников. Это было неправильно. Но не сказал ничего дурного о тебе, сэр Деорнот…
– Элизия, Матерь Божья! – Деорнот почти всхлипнул. – Я не переживаю за себя! Что же до остальных, вы очень устали и произнесли эти слова, не подумав. Я знаю, что вы не имели в виду ничего плохого. Нет, именно вы являетесь жертвой ваших самых жестоких оценок! И по этой причине я назвал вас дураком!
Джошуа напрягся.
– Что?
Деорнот вскинул руки, чувствуя, как его наполняет нечто сродни головокружительному безумию Кануна дня летнего солнцестояния, когда принято носить маски и говорить правду. Но здесь, в загоне для скота, у них не было масок.
– Вы враг самому себе, причем настолько ужасный, что Элиас никогда таким не будет, – выкрикнул он, уже не заботясь, что их кто-то услышит. – Ваши обвинения в свой адрес, вина, невыполненный долг! Если бы сегодня Усирис Эйдон вернулся в Наббан и его снова повесили на Дереве в храмовом саду, вы бы нашли повод взять вину на себя! И не важно, кто говорит мерзости, я больше не намерен терпеть поношения хорошего человека!
Джошуа ошарашенно смотрел на него. Неожиданно тяжелое молчание нарушил скрип деревянных ворот, и в загон вошли около полудюжины мужчин с копьями в руках, которыми командовал тритинг по имени Хотвиг, пленивший их на берегу Имстрекки. Он сделал несколько шагов вперед и принялся оглядывать темный загон.
– Джошуа? Подойди сюда.
– Что вам надо? – тихо спросил принц.
– Марк-тан хочет тебя видеть. Прямо сейчас. – Двое из его людей опустили копья и подошли к нему.
Деорнот попытался поймать взгляд Джошуа, но принц отвернулся и медленно вышел из загона в сопровождении двух тритингов. Хотвиг закрыл высокие ворота, со скрипом вернулся на место деревянный засов.
– Вы ведь не думаете, что они… причинят ему вред, Деорнот? – спросил Стрэнгъярд. – Они же не сделают ничего плохого принцу, верно?
Деорнот опустился на грязную землю, по его щекам текли слезы.
В фургоне Фиколмия пахло жиром, дымом и промасленной кожей. Марк-тан поднял голову от куска мяса, который ел, кивнул Хотвигу, чтобы тот их оставил, а затем вернулся к ужину, предоставив Джошуа ждать, когда он обратит на него внимание. Джошуа заметил, что они не одни в фургоне. Мужчина, стоявший рядом с Фиколмием, был на голову выше Джошуа и почти таким же мускулистым и мощным, как сам марк-тан. Его гладко выбритое лицо с усами покрывали многочисленные шрамы, слишком аккуратные, чтобы быть случайными. Он с нескрываемым презрением ответил на взгляд принца и опустил одну руку с зазвеневшими браслетами на рукоять длинного кривого меча.
Джошуа мгновение смотрел в его прищуренные глаза, затем с небрежным видом отвернулся и окинул взглядом огромную коллекцию упряжи и седел, висевших на стенах фургона и потолке, мириады серебряных застежек которых сияли в свете огня.
– Похоже, ты стал ценить удобства, Фиколмий, – сказал Джошуа, глядя на коврики и вышитые подушки, разбросанные по деревянному полу.
Марк-тан поднял голову и сплюнул в огонь.
– Ха! Я сплю под звездами, как и всегда. Но мне требуется надежное место, где меня не услышат. – Он откусил кусок мяса и принялся энергично жевать. – Я не из тех, кто живет среди камней и носит панцирь, точно мягкотелая улитка. – Кость со стуком упала в яму, где горел огонь.
– Прошло много времени с тех пор, как и я спал за каменными стенами или в постели, Фиколмий. Впрочем, ты и сам это видишь. Ты позвал меня, чтобы сообщить, какой я мягкотелый? Если так, давай уже, говори, и отпусти меня к моим людям. Или ты собираешься со мной покончить? Парень рядом с тобой очень похож на любителя рубить головы.
Фиколмий, глаза у которого были красными, как у кабана, уронил обглоданную кость в огонь и радостно ухмыльнулся.
– Ты его не знаешь? А он тебя очень даже, верно, Утварт?
– Я его знаю. – Голос у тритинга оказался глухим и глубоким.
Марк-тан наклонился вперед и внимательно посмотрел на принца.
– Клянусь Четырехногим, – рассмеялся он. – У принца Джошуа больше седых волос, чем у старого Фиколмия. Жизнь в каменных домах быстро делает мужчину стариком.
Джошуа невесело улыбнулся.
– У меня выдалась трудная весна.
– У тебя! Надо же, трудная весна! – Фиколмий невероятно наслаждался происходящим.
Он взял чашу со стола и поднес к губам.
– Чего ты от меня хочешь, Фиколмий?
– Хочу не я, Джошуа, несмотря на грех, который ты совершил против меня. Речь про Утварта. – Он кивком показал на мрачного тритинга, стоявшего рядом. – Утварт всего на несколько лет младше тебя, но он еще не носит бороды, полагающейся мужчине. Знаешь почему?
Утварт зашевелился и сжал рукоять меча.
– У меня нет жены, – прорычал он.
Джошуа молча переводил взгляд с одного на другого.
– Ты умный человек, принц Джошуа, – медленно з