– Но у нас нет оружия! – взволнованно прошептал он. – Вы сошли с ума? Возможно, мы сможем остаться в живых, если не будем ничего предпринимать, а если выступим против них, тогда определенно умрем.
Деорнот покачал головой.
– Нет, арфист. Если мы не станем сражаться, значит, мы не мужчины, и не важно, убьют они нас или нет. Мы будем хуже собак, которые, по крайней мере, рвут брюхо медведя, когда он на них нападет. – Он окинул взглядом лица товарищей. – Санфугол, – сказал он наконец, – мы должны все спланировать. Почему бы тебе не спеть нам песню на случай, если кому-то из пастухов станет интересно, почему мы тут собрались или о чем говорим?
– Песню? Ты это о чем?
– Да, песню. Длинную и скучную, про то, как правильно и выгодно тихо сдаться врагу. Если она закончится, а мы все еще будем обсуждать наш план, начинай сначала.
Арфист невероятно разволновался, услышав его предложение.
– Я ничего такого не знаю!
– Тогда сочини, певчая птичка. – Изорн рассмеялся. – В любом случае, мы уже давно без музыки. Если нам суждено завтра умереть, будем жить сегодня.
– Пожалуйста, внесите в свои планы то, что я бы предпочел остаться в живых, – сказал Санфугол, который выпрямил спину и начал напевать мелодию, подбирая слова. – Я боюсь, – проговорил он наконец.
– Мы тоже, – ответил Деорнот. – Пой.
Фиколмий ввалился в загон для скота сразу после того, как рассвет коснулся серого неба. Марк-тан Высоких тритингов явился в тяжелом шерстяном плаще, украшенном вышивкой, на шее висел грубо отлитый золотой жеребец, на запястьях звенели многочисленные тяжелые браслеты из металла. Судя по всему, он находился в превосходном настроении.
– Время расплаты пришло, – рассмеялся он и сплюнул на землю. – Ты чувствуешь, что готов, Джошуа Безрукий?
– Бывало и лучше, – ответил Джошуа, натягивая сапог. – Мой меч у тебя?
Фиколмий махнул рукой, и Хотвиг выступил вперед, в руках он держал Найдел в ножнах. Молодой тритинг с любопытством наблюдал за принцем, когда Джошуа, ловко управляясь одной рукой, надел ремень, застегнул его и вытащил Найдел, подставив тонкий клинок утреннему свету. Хотвиг почтительно отошел назад.
– Могу я получить точильный камень? – попросил Джошуа. – Меч затупился.
Марк-тан фыркнул и достал собственный камень из мешочка, висевшего на широком ремне.
– Давай, точи свой меч, житель каменных домов, точи как следует. Нам нужно самое лучшее развлечение, как на турнирах у вас в городах. Впрочем, тут все будет совсем не так, как на ваших замковых играх, правда ведь?
Джошуа пожал плечами и нанес тонкий слой масла на режущую поверхность меча.
– Мне они тоже никогда особо не нравились.
– После урока, который я тебе преподал вчера вечером, ты вполне прилично выглядишь. Может, ваша ведьма наложила на тебя заклинание? Это было бы бесчестно.
Джошуа снова пожал плечами, показывая, что его не волнуют представления Фиколмия о чести, но тут вперед выступила Джелой.
– Никаких заклинаний и волшебства.
Фиколмий мгновение недоверчиво на нее смотрел, потом снова повернулся к Джошуа.
– Хорошо. Мои люди отведут тебя на поле, когда ты будешь готов. Я рад, что ты в порядке. Так поединок будет интереснее.
Марк-тан вышел из загона, за ним, не отставая, следовали три его собственных стража.
Деорнот, который наблюдал за разговором, тихонько выругался. Он знал, каких усилий стоило принцу делать вид, что он совершенно спокоен. Они с Изорном помогли Джошуа встать за час до первого света. И даже после целебной настойки, которую дала ему Джелой, чтобы придать сил – не имевшей никакого отношения к магии, – принц с трудом самостоятельно оделся. Джелой горько сетовала на отсутствие веточек мокфойла, чтобы лечение было более эффективным. Избиение, устроенное ему Фиколмием, сильно сказалось на измученном недоеданием теле Джошуа, и Деорнот сомневался, что принц сможет хоть сколько-то времени держаться на ногах после того, как взмахнет мечом.
К принцу подошел отец Стрэнгъярд.
– Ваше высочество, неужели совсем нет другого пути? Я знаю, что тритинги настоящие варвары, но Бог не презирает ни одно из Своих творений. Он наделил искрой сострадания каждое существо. Может быть…
– Этого хотят не тритинги, – мягко ответил одноглазому священнику Джошуа. – Дело в Фиколмии. Он давно ненавидит меня и мой дом, но никогда в этом не признается.
– Но я думал, что Клан Жеребца сражался на стороне вашего отца в Войне тритингов, – сказал Изорн. – С какой стати ему вас ненавидеть?
– Причина в том, что он стал боевым таном Высоких тритингов с помощью моего отца. Он не может смириться с тем, что жители камней – так он нас называет – дали ему власть, в которой отказал бы собственный народ. Затем от него сбежала дочь, и я взял ее с собой, из-за чего он лишился цены невесты в лошадях. Для нашего приятеля марк-тана это ужасное бесчестье. Так что не найдется слов, произнесенных священником или еще кем-то, чтобы заставить Фиколмия забыть обиды.
Джошуа в последний раз посмотрел на острый клинок и вернул его в ножны. Затем окинул взглядом стоявших вокруг него людей.
– Выше головы, – сказал принц, который был на удивление веселым и ясноглазым. – Смерть нам не враг, и я уверен, что Бог приготовил места для всех нас. – Он направился к воротам в ограде, стражники Фиколмия открыли их и, выставив копья, повели Джошуа через город фургонов.
На поле разгуливал прохладный резвый ветерок, точно невидимая рука взъерошивала траву и трогала палатки. Нижние холмы были усеяны точками пасущегося скота. Десятки грязных детей, то и дело появлявшихся между палатками, забросили игры и зашагали за Джошуа и его импровизированной свитой, направлявшимися к пастбищу, принадлежавшему Фиколмию.
Деорнот смотрел на лица детей и их родителей, когда они подходили, чтобы присоединиться к увеличивавшейся процессии. Он ожидал увидеть ненависть или жажду крови, но их наполняло лишь взволнованное предвкушение, такое же, как он замечал в детстве на лицах братьев и сестер, когда Гвардия Верховного короля или раскрашенный фургон коробейника проезжали мимо их фермы в Хьюэншире. Эти люди рассчитывали на развлечение. Жаль только, что кто-то умрет, – скорее всего, его обожаемый принц, – чтобы их повеселить.
На столбиках ограды вокруг владения Фиколмия развевались золотые ленты, как во время праздника. Марк-тан сидел на табурете перед дверью своего фургона, еще несколько тритингов, обвешанных драгоценностями – Деорнот догадался, что это вожди других кланов, – устроились на земле рядом. Тут же стояли женщины разного возраста и среди них Воршева. Дочь марк-тана сменила порванное придворное платье на более традиционную одежду клана, шерстяное платье с капюшоном и тяжелым поясом, украшенным разноцветными камнями, лента вокруг лба, завязанная сзади на капюшоне, удерживала черные волосы. В отличие от других женщин, ленты которых были черными, Воршева повязала белую, вне всякого сомнения говорившую о том – с горечью подумал Деорнот, – что она невеста, выставленная на продажу.
Когда Джошуа и его сопровождение прошли в ворота, принц и Воршева встретились глазами, и Джошуа демонстративно сотворил знак Дерева на груди, затем поцеловал свою руку и прикоснулся к этому месту. Воршева отвернулась, стараясь скрыть слезы.
Фиколмий встал и заговорил, обращаясь к зрителям, временами переходя то на вестерлинг, то на грубый диалект тритингов, когда хотел что-то сказать собравшимся высоким гостям и представителям клана, столпившимся возле ограды. Пока марк-тан громко продолжал разглагольствовать, Деорнот проскользнул между полудюжиной копейщиков, которые привели Джошуа на поле, и встал рядом с принцем.
– Ваше высочество, – тихо проговорил он, положив руку на плечо Джошуа, принц вздрогнул, словно пробудился ото сна.
– А, ты.
– Я хочу попросить у вас прощения, мой принц, перед тем… что бы ни случилось. Вы самый добрый господин, о котором только может мечтать мужчина. Вчера я говорил вам непозволительные вещи, я не имел на это никакого права.
Джошуа грустно улыбнулся.
– Ты ошибаешься, ты имел полное право. Жаль только, что мне не хватило времени подумать над тем, что ты сказал. В последние дни я действительно был слишком поглощен своими мыслями и собой. Ты поступил как настоящий друг, указав мне на это.
Деорнот опустился на одно колено и, взяв руку Джошуа, поднес ее к губам.
– Да благословит вас Господь, Джошуа, – быстро проговорил он. – Будьте благословенны. И не переходите слишком быстро к ближнему бою с этим дикарем.
Принц задумчиво наблюдал за Деорнотом, когда тот поднимался с колен.
– Возможно, мне придется. Боюсь, у меня недостаточно сил, чтобы слишком долго ждать. Если мне представится хоть какой-то шанс, я должен им воспользоваться.
Деорнот попытался снова заговорить, но у него перехватило в горле, он просто сжал руку Джошуа и отошел.
Толпа принялась радостно кричать и хлопать в ладоши, когда Утварт перелез через ограждение и встал перед Фиколмием. Противник Джошуа снял жилет из воловьей кожи, демонстрируя всем мускулистый торс, так сильно намазанный жиром, что он блестел на солнце. Увидев это, Деорнот нахмурился: Утварт сможет двигаться быстрее, а жир поможет ему сохранить тепло.
Свой кривой меч без ножен тритинг засунул за широкий ремень, длинные волосы собрал в узел на затылке. Каждую руку Утварта украшало по браслету, из ушей до самой челюсти свисали серьги. Шрамы на лице он разрисовал черной и красной краской, став похожим на демона.
Утварт вытащил из-за пояса меч и поднял его над головой, вызвав в толпе новую волну ликования.
– Иди сюда, Безрукий, – взревел он. – Тебя ждет Утварт.
Отец Стрэнгъярд принялся громко молиться, когда Джошуа прошел вперед по полю. Деорнот обнаружил, что вместо того, чтобы успокаивать и вселять надежду, слова священника начали его раздражать, и шагнул в сторону. Потом, немного подумав, прошел вдоль ограды, встал рядом с одним из стражников, поднял голову и увидел, что на него смотрит Изорн. Деорнот почти незаметно приподнял подбородок, Изорн медленно двинулся вперед и вскоре остановился в нескольких ярдах от него.