Мириамель открыла глаза. В комнате было темно, потолочная балка над головой – тяжелой и грубой. Матрас, на котором она лежала, показался ей ужасающе неудобным, а комната не переставала жутко раскачиваться. Неужели она так сильно напилась, что ударилась головой? Быть может, она раскроила себе череп и теперь умирает?
Кадрах.
Мысль о нем появилась совершено неожиданно. Более того, она вспомнила, что ничего не пила и не делала ничего плохого. Она ждала в кабинете отца Динивана, и…
И Кадрах ее ударил. Он заявил, что им нельзя больше там оставаться. А она ответила, что они еще подождут. Потом он что-то еще сказал и ударил ее по голове чем-то тяжелым. Как болит бедная голова! Подумать только, какую глупость она совершила, когда пожалела, что хотела его утопить!
Мириамель с трудом поднялась на ноги, держа голову обеими руками, словно боялась, что она развалится на кусочки. Хорошо еще, что она пригнулась: потолок был таким низким, что она не смогла бы выпрямиться. Но как же все раскачивается! Элизия, Матерь Божья, это даже хуже, чем напиться! Неужели удар по голове мог привести к тому, что мир вокруг стал таким ужасным? Уж очень похоже на корабль…
Да, она на корабле, под парусом, если на то пошло. Понимание пришло к Мириамель, когда она осознала сразу несколько вещей: движение пола, слабое, но вполне определенное потрескивание древесины и, наконец, соленый вкус воздуха. Как такое могло произойти?
Она почти ничего не видела в темноте, но у нее сложилось впечатление, что ее окружали бочки разных размеров, и уже не осталось сомнений, что она находилась в трюме корабля. Мириамель продолжала вглядываться в тени, когда ее внимание привлек какой-то звук. Очевидно, он присутствовал и раньше, просто она не обращала на него внимания.
Кто-то храпел.
Мириамель мгновенно охватили ярость и страх. Если это Кадрах, она его отыщет и задушит. Но, если не Кадрах – милосердный Эйдон, как она объяснит, почему оказалась в этой лодке, или какой ужасный поступок совершил безумный монах, из-за которого они оба стали беглецами? Если она покажется, это может стать для нее смертным приговором как для безбилетного пассажира. Но, если храпит Кадрах – о, как ей хотелось сжать руками его дряблую шею!..
Мириамель присела на корточки между парой бочек, и резкое движение вызвало сильную боль в затылке. Медленно и бесшумно она начала красться к источнику храпа. Тот, кто издавал такие громкие хриплые звуки, не мог спать чутко, но ей не следовало рисковать понапрасну.
Внезапный стук над головой заставил Мириамель спрятаться – она испугалась не только громкого звука, но и того, что ее могли обнаружить. Однако ничего не произошло, звук стал затихать, и Мириамель решила, что это обычное дело на движущемся корабле. Она продолжала искать храпевшую будущую жертву между рядами плотно стоявших бочек.
К тому моменту, когда Мириамель находилась всего в нескольких локтях от храпевшего мужчины, у нее уже не осталось ни малейших сомнений – она слышала этот влажный пьяный храп слишком много ночей, чтобы с чем-то перепутать. Наконец она присела на корточки и на ощупь нашла пустой кувшин, который он все еще прижимал к телу. Затем провела рукой по круглому лицу Кадраха, чтобы окончательно убедиться, что это он, из приоткрытого рта разило вином – он продолжал храпеть и что-то бормотать во сне.
Мириамель охватила ярость. Сейчас она могла без особых усилий разбить пропитанный вином череп монаха кувшином или обрушить на него одну из громадных бочек – она раздавила бы его, как муравья. Разве он не портил ей жизнь с того самого момента, как они встретились? Он воровал у нее и продал врагам, как рабыню, а теперь ударил и силой утащил из Дома Господня. За кого бы она себя ни выдавала и кем бы ни стал ее отец, Мириамель все еще оставалась принцессой, и в ее жилах текла кровь короля Престера Джона и королевы Эбеки. Ни один пьяный монах не имел права к ней прикасаться! Ни один мужчина! Никто!..
Ее гнев, который постепенно набирал силу, как пламя под порывами ветра, вспыхнул и внезапно исчез. Глаза наполнились слезами, из груди рвались рыдания.
Кадрах перестал храпеть, и из темноты послышался его невнятный ворчливый голос.
– Миледи?
Мгновение она не двигалась, а потом, втянув в себя воздух, ударила невидимого монаха. Она едва его задела, но этого оказалось достаточно, чтобы определить положение Кадраха в темноте. Ее следующий удар оказался более чувствительным.
– Ах ты, мерзавец, сын шлюхи! – прошипела она и нанесла новый удар.
Кадрах приглушенно вскрикнул от боли, откатился в сторону, и ее рука ударила по влажным доскам трюма.
– Почему… почему вы это делаете?.. – пробормотал он. – Леди, я спас вам жизнь!
– Лжец! – прорычала Мириамель и снова расплакалась.
– Нет, принцесса, я сказал чистую правду. Сожалею, что ударил вас, но у меня не оставалось выбора.
– Проклятый лжец!
– Нет! – Его голос был на удивление твердым. – И не шумите. Мы не можем допустить, чтобы нас нашли. После наступления ночи мы попытаемся отсюда ускользнуть.
Она сердито всхлипнула и вытерла нос рукавом.
– Дурень! – сказала Мириамель. – Тупица! Куда ускользнуть? Мы в море!
Кадрах ошеломленно молчал.
– Не может быть… – прошептал монах. – Мы не могли…
– Ты не чувствуешь, как мы то поднимаемся, то опускаемся? Ты никогда ничего не понимал в лодках, маленький предатель. Судно не стоит у берега на якоре. Так может быть только в море. – Ее гнев отступал, Мириамель чувствовала себя пустой и глупой. Однако постаралась подавить неприятные ощущения. – А теперь, если ты не расскажешь мне, как мы оказались в этой лодке и как нам отсюда выбраться, ты пожалеешь, что покинул Краннир – или как там называется место, откуда ты появился на самом деле.
– О, боги моего народа, – простонал Кадрах. – Какой я глупец. Наверное, лодка отчалила, пока мы спали…
– Пока ты спал, напился и спал. А меня ты избил до потери сознания!
– О, вы говорите правду, миледи. Я сожалею, что так случилось. Я действительно напился, чтобы все забыть, принцесса, ведь забыть требовалось слишком много.
– Если ты собираешься и дальше меня бить, я не дам тебе об этом забыть! – мрачно пообещала Мириамель.
В темном трюме снова наступила тишина. Когда монах заговорил, его голос стал печальным.
– Пожалуйста, Мириамель. Принцесса. Я много раз вел себя неправильно, но сейчас поступил, как считал верным.
Она была возмущена.
– Ты считал верным! Какая наглость!..
– Отец Диниван мертв, леди. – Кадрах заговорил быстрее. – Ранессин, Ликтор Матери Церкви, – тоже. Прайрат убил обоих в самом центре Санцеллана Эйдонитиса.
Мириамель попыталась заговорить, но не смогла произнести ни слова.
– Они мертвы… – наконец пробормотала она.
– Мертвы, принцесса, – ответил Кадрах. – К завтрашнему утру новость разнесется, как лесной пожар, по всему Светлому Арду.
Ей было трудно думать, еще труднее – понять. Милый домашний отец Диниван, красневший, как мальчишка! И Ликтор, который обязательно ей бы помог. А теперь все пойдет прахом. Мир уже никогда не станет прежним.
– Ты говоришь правду? – через некоторое время спросила Мириамель.
– Как бы я хотел, чтобы это было не так, леди. Лучше бы новый обман продолжил длинный список моей лжи, но я сказал вам правду. Прайрат теперь правит Матерью Церковью, ну, практически. Ваши единственные настоящие друзья в Наббане мертвы, вот почему мы прячемся в трюме корабля, который бросил якорь в гавани у Санцеллана…
Монах не сумел закончить фразу, у него перехватило в горле, и это окончательно убедило Мириамель, что он говорит правду. Казалось, темнота в трюме корабля сгустилась еще больше. Время остановилось, и, хотя Мириамель думала, что слезы, которые она сдерживала с того самого момента, как оставила дом, она уже выплакала, они снова покатились по ее щекам. Мириамель чувствовала, как растет огромное черное облако отчаяния, захватывая весь мир вокруг.
– И где мы сейчас? – наконец спросила она.
Обхватив колени, Мириамель медленно раскачивалась против движения корабля.
Скорбный голос Кадраха прошептал из темноты:
– Я не знаю, миледи, как я уже говорил, когда я принес вас сюда, лодка стояла на якоре в гавани Санцеллана. Было темно.
Мириамель старалась взять себя в руки и радовалась, что темнота скрывает ее покрасневшее от слез лицо.
– Да, но чья это лодка? Как она выглядит? Какой знак ты видел на парусах?
– Я плохо разбираюсь в таких вещах, принцесса, вы же знаете. Судно показалось мне довольно большим. Паруса были свернуты. На борту нарисована хищная птица, но фонари горели еле-еле.
– Какая птица? – нетерпеливо спросила принцесса.
– Ястреб, так мне кажется, или кто-то на него похожий. Черный и золотой.
– Морской ястреб. – Мириамель села, возбужденно постукивая пальцами по колену. – Это Дом Преван. Как бы я хотела знать, каково их положение, но прошло столько лет с тех пор, как я там жила! Может быть, они сторонники моего умершего дяди и отвезут нас в безопасное место. – Она сухо улыбнулась – исключительно для себя, ведь темнота скрывала ее от глаз монаха. – Но где мы сейчас можем быть?
– Поверьте мне, леди, – горячо сказал Кадрах. – В настоящий момент самые холодные и темные камеры Стормспайка будут для нас безопаснее, чем Санцеллан Эйдонитис. Я же вам говорил, Ликтора Ранессина швырнули на пол и убили! Вы можете представить, насколько возросла власть Прайрата, если он расправился с Ликтором прямо в Доме Бога!
Внезапно пальцы Мириамель перестали стучать.
– Ты произнес странные слова. Что тебе известно о Стормспайк и его обитателях, Кадрах?
Их временное перемирие, заключенное в состоянии шока и ужаса, вдруг показалось Мириамель глупым. Вспышка гнева лишь скрыла страх принцессы. Кто этот монах, который знает так много и ведет себя настолько странно? А она снова начала ему верить, оказавшись рядом в замкнутом пространстве трюма, куда он сам ее принес.