И он перестал отвечать на вопросы Эолейра.
В тишине, которая прерывалась только звуком их шагов, странная процессия двигалась по древнему городу, и свет вокруг них мерцал, словно множество светлячков.
Зал Узоров оказался лишь немногим меньше, чем Место Свидетеля, он находился среди леса башен, и его окружал ров из скалы, в которой были высечены волны бушующего моря. Сам купол имел множество бороздок, как у морской раковины, для отделки использовали светлый камень, который пусть и не сиял, как хрустальные прутья, но испускал слабый свет.
– Океан Бесконечный и Вечный, – сказал Йис-фидри, указывая на взметнувшиеся вверх каменные волны. – Остров, наш родной дом, со всех сторон окружало море. Мы, тинукеда’я, построили корабли и перевезли Садорожденных через океан. Руян Ве, величайший представитель нашего народа, управлял кораблями и доставил нас сюда, на эту землю, где нам не грозило уничтожение. – В огромных глазах дварра появился свет, и голос наполнили триумфальные нотки. Он решительно потряс головой, словно хотел подчеркнуть важность своих слов. – Без нас кораблей попросту не было бы. И все, хозяева и слуги ушли бы в Небытие. – Он заморгал, и после небольшой паузы огонь в его глазах погас. – Пойдем, Дети Эрна, – продолжал он. – Поспешим в Банифа-ша-дзе — Зал Узоров.
Его жена Йис-хадра поманила их за собой и повела Мегвин и графа вокруг застывшего серого океана к задней части купола, который находился в стороне от центра рва, как желток яйца. В темноту вел пандус.
– Здесь живем мы с мужем, – сказала Йис-хадра. Она говорила на эрнистирийском не так уверенно, как Йис-фидри. – Мы хранители этого места.
Внутри Зала Узоров было темно, но Йис-хадра вошла первой и провела руками вдоль стены. В тех местах, где ее длинные пальцы касались камня, он начинал испускать бледный свет, более желтый, чем от хрустальных прутьев.
Мегвин видела резкий профиль Эолейра, который старался держаться рядом с ней, призрачный и неуловимый. Она начала чувствовать усталость после бесконечного напряженного дня, слабость в коленях, мысли разбегались. Как мог Эолейр позволить ей совершить столько глупостей? Ему следовало… да, что ему следовало делать?.. Ударить так, чтобы она потеряла сознание? Унести ее безвольное тело на поверхность? Она бы ненавидела его за это. Мегвин провела рукой по спутанным волосам. Если бы не случились все эти ужасные вещи, если бы только жизнь в Таиге не свернула на глупейший путь, если бы ее отец и Гвитинн остались живы, если бы зима закончилась вовремя…
– Мегвин. – Граф коснулся ее локтя. – Вы едва не задели головой дверной проем.
Она стряхнула его руку с плеча и наклонилась, чтобы пройти.
– Я его видела, – заявила она.
По мере того как ладони Йис-хадры прикасались к камням, комната раскрывала свои тайны. Она оказалась круглой, через каждые несколько шагов в стенах имелся низкий дверной проем, двери на потускневших бронзовых петлях были сделаны из тесаного камня, поверхность покрывали рунические буквы. Мегвин не доводилось встречать ничего похожего, они отличались от тех, что она видела на огромных вратах, через которые она вошла в Мезуту’а.
– Садитесь, пожалуйста, если пожелаете, – сказал Йис-фидри, указывая на ряд гранитных стульев – массивные наросты у низкого каменного стола, похожие на грибы. – Мы приготовим пищу. Вы хотите с нами пообедать?
Эолейр посмотрел на Мегвин, но та сделал вид, что смотрит в другую сторону. Она ужасно устала и плохо понимала, что происходит, ее переполняло разочарование. Она не нашла ситхи. А эти скрюченные, несчастные существа не помогут в борьбе с такими, как Скали и король Элиас. Значит, на земную помощь рассчитывать не приходится.
– Вы очень добры, Йис-фидри, – сказал граф. – Мы с радостью разделим с вами трапезу.
Хозяева устроили настоящее представление, когда зажигали маленькую жаровню в углублении в каменном полу. Поведение Йис-фидри говорило о том, что растопка была здесь большой редкостью и ее использовали только в торжественных случаях.
Мегвин не могла не отметить, что Йис-фидри и его жена двигались с удивительной легкостью и изяществом, когда доставали все необходимое для трапезы. Несмотря на неуверенную и скованную походку, они оказывались у дверей, расположенных на противоположных концах комнаты, а также миновали все препятствия с такой диковинной танцующей плавностью, что казалось, будто, проходя мимо, они ласкают друг друга своей мелодичной быстрой речью. Она понимала, что наблюдает за двумя многолетними любовниками, заметно ослабевшими, но привыкшими друг к другу, словно они стали двумя конечностями одного тела. Теперь, когда она уже не замечала странность внешности дварров и огромные совиные глаза уже не вызвали удивления, Мегвин смотрела на их тихое взаимодействие и наполнялась уверенностью, что они именно те, кем кажутся – пара, возможно, пережившая не только ужасы и горести, но и счастье проведенных вместе столетий.
– Идите сюда, – наконец сказал Йис-фидри, наливая что-то из каменного кувшина в чаши для Мегвин и графа. – Выпейте.
– Что это? – спокойно спросила Мегвин.
Она слегка встряхнула жидкость, но не смогла уловить незнакомого запаха.
– Вода, Дитя Эрна, – удивленно ответил Йис-фидри. – Неужели вы больше не пьете воду?
– Мы пьем. – Мегвин улыбнулась и поднесла чашу к губам.
Она успела забыть, как давно в последний раз пила из своего меха, но с тех пор наверняка прошло много часов. Он сделала несколько больших глотков, и вода потекла внутрь ее тела, точно холодный сладкий мед со льдом. У нее был вкус, который Мегвин не смогла определить, нечто каменное, но чистое. «Если бы речь шла про цвет, – подумала она, – я бы назвала его синевой нового вечера».
– Замечательно! – сказала Мегвин и позволила Йис-фидри налить ей еще воды.
Затем дварры поставили на стол блюдо с кусочками белых, слегка светившихся грибов, а также небольшие чашки, в которых, как с тоской поняла Мегвин, находились какие-то существа с множеством ног. Они были завернуты в листья и прожарены на огне. Очарование удивительно вкусной воды исчезло, и Мегвин вдруг оказалась на пороге ужасной тоски по дому.
Эолейр мужественно попробовал несколько кусочков грибов – он совсем не случайно считался одним из лучших послов в Светлом Арде, – нарочито неспешно прожевал и проглотил кусок многоножки, после чего приступил к обычной еде. Если Мегвин и нуждалась в дополнительных доказательствах, выражение его жующего лица свидетельствовало, что она не хочет, чтобы такая пища оказалась у нее во рту.
– Йис-фидри, почему ваш дом называется Залом Узоров? – спросил граф Над-Муллах.
Он незаметно стряхнул с кончиков пальцев несколько черных личинок на край своего плаща.
– Мы вам покажем, как только закончим трапезу, – с гордостью ответил Йис-фидри.
– Тогда, если вы не посчитаете меня невежливым, могу я задать вам несколько других вопросов? У нас очень мало времени. – Эолейр пожал плечами. – Я должен вернуть леди наверх, к нашим людям, оставшимся в пещере.
Мегвин с трудом проглотила насмешливый ответ. Вернуть леди, ничего себе!
– Спрашивайте, Дитя Эрна.
– Вы говорили о смертном, который нам известен под именем Джошуа Однорукий. А голос из камня сказал что-то о Великих мечах. О каких мечах идет речь и какое отношение они имеют к Джошуа?
Йис-фидри стер пальцами, имевшими форму ложки, остатки гриба с подбородка.
– Я должен начать с событий, произошедших еще до того, как все началось, как у нас говорят. – Он перевел взгляд с Эолейра на Мегвин и обратно. – В дни давно прошедшие мастера нашего народа создали для короля северного народа меч. Но король не выполнил условия сделки. И, когда пришло время платить, стал спорить, а потом убил вождя нашего народа. Того короля звали Элврит, он был первым властелином Риммерсгарда. А меч, который выковали дварры, получил имя Миннеяр.
– Я слышал эту легенду, – сказал Эолейр.
Йис-фидри поднял паучью руку.
– Вы слышали еще не все, граф Эолейр, если я правильно запомнил ваше имя. Мы наложили горькое проклятье на клинок и очень внимательно следили за ним, хотя он оказался далеко от нас. Такова уж работа дварров: все, что мы выковали, всегда близко нашим сердцам и не может укрыться от глаз. Миннеяр принес много печали Фингилу и его племени, поскольку был могучим клинком.
Йис-фидри сделал глоток воды, чтобы прочистить горло. Он внимательно наблюдал за лицом Эолейра, положив ладонь на его руку.
– Мы сказали вам, что наш Свидетель молчал столетия. Однако более года назад он обратился к нам – точнее, кто-то заговорил с нами через Осколок, как в давние времена. Кто – или что – мы не знали, но он использовал Язык Огня в старом доме дварров в Хикехикайо, а его слова звучали мягко, но убедительно. Нас удивило то, что мы слышали Осколок и Язык Огня, как в прежние времена, но мы также помним зло, что выгнало наш народ из дома, – зло, о котором вам не следует знать, потому что оно вызовет у вас великий страх, – поэтому мы не доверяли незнакомцу. Кроме того, с тех пор как мы в последний раз использовали Свидетеля, все же, некоторые из нас помнят прежние дни и то, как зида’я говорили с нами. Но сейчас все было иначе. Тот, кто стоял перед Языком Огня на севере, казался холодным дыханием Небытия, а не живым существом, несмотря на благожелательные слова.
Йис-фидри тихо застонал рядом с ними. Мегвин, несмотря на ее печальное настроение, захватил рассказ дварра, и она почувствовала, как на нее повеяло холодом.
– Тот, кто с нами заговорил, – продолжал Йис-фидри, – интересовался мечом по имени Миннеяр. Он знал, что именно мы создали клинок, а еще, что дварры связаны со своей работой, даже когда мы ее отдаем, как тот, кто потерял руку, продолжает ее чувствовать. Существо, которое обратилось к нам через Свидетеля, спрашивало, действительно ли северный король Фингил принес Миннеяр в Асу’а, когда покорил это великое место, и находится ли меч там по-прежнему.