От этих мыслей она почувствовала слабость и едва не потеряла сознание, а от пахучего масла для полировки становилось еще хуже. Рейчел прислонилась к стене кладовой, радуясь, что находится в замкнутом пространстве. Между стопками веревок, языков колоколов, горшками с разным жиром и кирпичными стенами, окружавшими ее со всех сторон, она не могла упасть, даже если бы захотела.
Разумеется, она не собиралась шпионить – действительно не собиралась. Она услышала голоса, когда осматривала ужасающе грязную лестницу, ведущую на третий этаж башни Зеленого ангела. И, чтобы не возникло впечатления, будто она подслушивает разговоры короля, тихо шагнула на спиральную лестницу, ведущую в альков, скрытый занавесом. Рейчел почти сразу узнала голос Элиаса, он поднимался по ступенькам и прошел мимо нее, и у Рейчел сложилось впечатление, что он разговаривал с вечно ухмылявшимся монахом Хенфиском, который всюду его сопровождал, но слова короля показались ей не имевшими ни малейшего смысла: «Шепоты из Наккиги», – сказал он, и «песни верхних воздушных пределов». А еще о «крике свидетелей, который нужно слушать». И что «скоро наступит день исполнения сделки на вершине холма», и о вещах еще менее понятных.
Пучеглазый монах следовал за королем по пятам, как всегда в последнее время. Безумные слова Элиаса проливались на него, но монах лишь беспрестанно кивал, поспешно шагая за королем. Элиас продолжал произносить непонятные слова, и Рейчел обнаружила, что идет сквозь тени на некотором расстоянии за странной парой, пока они поднимались на тысячу ступенек по длинной лестнице башни, – так ей показалось. Рейчел чувствовала, что сказывается ее возраст, болела спина, и она отстала от них на этаж. Опираясь о необычную облицовку каменных стен, она пыталась отдышаться, снова удивляясь своей смелости.
Вскоре перед ней появилась мастерская с распахнутой дверью. Детали огромного блока были разложены на засыпанном деревянными опилками столе; рядом, на полу, лежал молот, словно его владелец исчез, перед тем как нанести удар. За лестницей находились только главный зал и занавешенный альков: поэтому у нее не оставалось выбора – Рейчел нырнула за занавес, когда монах начал спускаться вниз.
В дальнем конце ниши она обнаружила деревянную лестницу, уходившую в темноту. Рейчел понимала, что оказалась между королем наверху и его виночерпием, который мог в любой момент прийти снизу, вот почему она не видела для себя других вариантов, кроме как подняться по лестнице в поисках безопасного места – тот, кто пройдет слишком близко к алькову, может отодвинуть занавес и обнаружить ее там. И тогда ее ждет унижение или нечто похуже.
Похуже. Мысль о головах, гниющих, как черные фрукты, над воротами Нирулаг, заставили Рейчел быстрее шевелить старыми костями, и в результате она оказалась в кладовой звонаря.
Так что на самом деле тут вовсе нет ее вины. Она не собиралась шпионить – ей просто пришлось выслушать странный разговор короля с графом Утаниата. Конечно, добрый святой Риап поймет, сказала она себе, и замолвит за нее словечко, когда придет время чтения Великого Свитка в преддверии Царства Небесного.
Рейчел снова выглянула в дверную щель. Король перешел к другому окну – тому, что выходило на север, откуда приближалось черное сердце бури, – и у нее сложилось впечатление, что он не собирался в ближайшее время уходить. Рейчел чувствовала, как ее охватывает паника. Поговаривали, будто Элиас проводит множество бессонных ночей с Прайратом в башне Хьелдина. Быть может, именно так проявлялось безумие короля: он расхаживает в разных башнях до самого рассвета? Однако сейчас был день. Рейчел почувствовала, как у нее снова закружилась голова. Неужели она останется в этой ловушке навсегда?
Ее взгляд заметался, остановился на запертой на засов двери – и глаза широко раскрылись от удивления.
Кто-то написал на дереве имя Мириамель. Она заметила, что буквы глубоко процарапаны, словно тот, кто это сделал, оказался здесь в ловушке, как Рейчел, и у него было много времени. Но кто мог сюда забраться и сделать что-то подобное?
На мгновение у нее возникла мысль о Саймоне, она вспомнила, как мальчишка лазал повсюду, словно обезьяна, и регулярно находил на свою голову неприятности, о которых другие и помыслить не могли. Он любил башню Зеленого ангела – кажется, незадолго до смерти короля Джона, Саймон где-то тут сбил с ног церковного сторожа Барнабаса? Рейчел слабо улыбнулась. Мальчишка был настоящим кошмаром.
Мысль о Саймоне напомнила ей слова ученика свечника Джеремии, и улыбка исчезла с ее лица. Прайрат. Прайрат убил ее мальчика. Когда Рейчел подумала об алхимике, она почувствовала, как ненависть закипела в ней, точно негашеная известь, никогда прежде ей не доводилось испытывать таких сильных чувств.
Рейчел ошеломленно покачала головой. Даже имя Прайрата вызывало у нее ужас. После рассказа Джеремии о лысом священнике у нее появились ужасные идеи и черные мысли – она и не думала, что нечто похожее может родиться у нее в голове.
Напуганная силой собственных чувств, Рейчел заставила себя сосредоточиться на надписи, вырезанной на двери.
Внимательно разглядывая старательно выведенные буквы, Рейчел решила, что Саймон, конечно, был способен на самые разные шалости, но не он сделал надпись. Уж слишком аккуратной она была. Даже под руководством Моргенеса буквы Саймона разбегались по странице, точно пьяные жуки. А эти вырезал человек образованный. Но кто мог оставить имя принцессы в таком месте? Конечно, здесь регулярно бывает церковный сторож Барнабас, но мысль о том, что вечно мрачная, морщинистая старая ящерица станет писать имя Мириамель на дверях, не укладывалась в голове Рейчел, хотя она считала, что мужчины способны на любое зло или глупость, если они остаются без надзора женщин. Но представить, что Барнабас изнемогает от любви…
Рейчел сильно отвлеклась, за что сурово себя отругала. Неужели она стала такой старой и трусливой, что ее занимают всякие глупости, в то время как следует обдумать ряд важных проблем? С того самого момента, как она вместе с другими горничными спасла Джеремию, у нее начал формироваться план, но какая-то часть сознания хотела о нем забыть, хотела, чтобы все шло как прежде.
Ничто больше не будет прежним, старая дура. Взгляни правде в глаза.
В последнее время ей становилось все труднее и труднее прятаться от подобных решений. Столкнувшись с беглым учеником свечника, Рейчел и ее подопечные в конце концов поняли, что им ничего не остается, как помочь ему спастись, и однажды поздно вечером тайно вывели мальчишку из Хейхолта, переодев в горничную, возвращающуюся домой в Эрчестер. Когда Рейчел смотрела, как несчастный мальчишка, хромая, уходит все дальше, ее вдруг посетило откровение: она больше не может игнорировать зло, что поселилось в ее доме. «Теперь, – мрачно подумала она, – госпожа горничных должна искоренять его всякий раз, когда с ним столкнется».
До Рейчел донеслись тяжелые шаркающие шаги по белому каменному полу зала колоколов, она рискнула выглянуть в дверную щель и увидела, что фигура короля в зеленом плаще исчезла в дверном проеме. Она прислушалась к его удалявшимся шагам, а потом довольно долго ждала, когда их звук стихнет окончательно. Тогда она вышла из-за занавеси на лестницу и вытерла лоб и щеки от пота, который появился, пока она оставалась в душной кладовой. Затем, едва слышно ступая, начала спускаться вниз.
Подслушанный разговор короля открыл ей все, что требовалось знать. Теперь оставалось только ждать и думать. Наверняка спланировать такое дело не сложнее, чем организовать большую весеннюю уборку? И в некотором смысле она собиралась сделать нечто похожее – разве не так?
Ее старые кости болели после долгого подъема и спуска, но странная улыбка на лице заставила бы горничных содрогнуться, когда Рейчел медленно шла по бесконечным ступенькам лестницы башни Зеленого ангела.
Бинабик не смотрел в глаза Слудигу, сидевшему по другую сторону костра. Тролль аккуратно убирал печальную горку костей в мешочек. В это утро он несколько раз их бросал. Однако результаты ему не особенно понравились.
Тролль со вздохом спрятал мешочек в карман, повернулся, чтобы длинной веткой поворошить хворост в костре, потом вытащил из огня орехи, которые нашел и выкопал из земли. День выдался особенно холодным, и в их седельных сумках не осталось еды: Бинабик не считал зазорным воровать у белок.
– Ничего не говори, – резко сказал тролль. После часа молчания Слудиг собрался открыть рот. – Пожалуйста, Слудиг, помолчи немного. Сейчас я хочу получить только фляжку с кангкангом из твоего кармана.
Риммер печально протянул ему флягу. Бинабик сделал большой глоток и вытер рукавом куртки рот. Затем провел им по глазам.
– Я дал слово, – тихо сказал он. – Я просил два ночных костра, и ты согласился. Теперь я должен выполнить обещание – одно из тех, что я бы с удовольствием нарушил. Мы должны отнести меч к Скале Прощания.
Слудиг собрался что-то ответить, но вместо этого принял флягу из рук Бинабика и сам сделал большой глоток.
Кантака вернулась с охоты и обнаружила, что тролль и риммер молча собирают свои немногочисленные вещи и укладывают их на вьючных лошадей. Волчица некоторое время на них смотрела, потом тихо заскулила, отбежала в сторону и улеглась на краю поляны, поглядывала на Бинабика и Слудига из-за своего пышного хвоста.
Бинабик вытащил Белую Стрелу из седельной сумки и поднял ее, прижав деревянное древко к щеке; стрела сияла ярче, чем снег, окружавший их со всех сторон. Он спрятал стрелу обратно в сумку.
– Я вернусь за тобой, – сказал маленький человек, ни к кому не обращаясь. – Я тебя найду.
Он позвал Кантаку, Слудиг вскочил в седло, и они исчезли в лесу. За ним следовали вьючные лошади. Очень скоро снег начал заметать их следы. К тому времени, когда стих приглушенный звук их шагов, на поляне не осталось даже намека на то, что они там были.