Некоторое время Аспитис смотрел на Ган Итаи, словно ему стало не по себе – или как если бы вино начало действовать.
– «Облаку Эдны» предстоит выполнить ряд важных поручений для лорда Бенигариса, – сказал он. – А ты должна делать свою работу. – Он закрыл лицо ладонями. – Я устал, Ган Итаи. Возвращайся на нос. Мне необходимо поспать.
Некоторое время ниски не сводила с него тяжелого непроницаемого взгляда, потом изящно поклонилась и вышла из каюты, позволив двери закрыться с негромким стуком. Граф Аспитис наклонился вперед и опустил голову на руку в круге света лампы.
– Как приятно снова оказаться в обществе человека благородного происхождения, – сказала Мириамель. – Да, они полны собственной значимости, но умеют показать уважение женщине.
Кадрах, чья постель была на полу, фыркнул.
– Я не могу поверить, что вы нашли достоинства в этом хлыще с кольцами, принцесса.
– Помолчи, – прошептала Мириамель. – Идиот! Не говори так громко! И не называй меня так. Я леди Мария, не забывай.
Монах снова презрительно фыркнул.
– Женщина благородных кровей, которую преследуют Огненные танцоры. Просто чудесная история.
– Но она сработала, разве не так? – проворчала Мириамель.
– Да, и теперь нам придется проводить время с графом Аспитисом, который будет задавать вам один вопрос за другим. Если бы вы просто сказали, что вы дочь бедного портного, которая спряталась, чтобы сберечь свою честь, или еще что-нибудь в таком же роде, граф оставил бы нас в покое и высадил на первом же острове, куда они зайдут, чтобы взять воду и провизию.
– А до того заставил бы нас работать, как скот, – если бы просто не выбросил в море. Я уже устала от переодеваний. Мало того, что все это время я изображала молодого монаха, теперь мне следовало превратиться в дочь портного?
И хотя в темной каюте Мириамель ничего не видела, по голосу Кадраха она поняла, что он несогласно качает тяжелой головой.
– Нет, нет и нет. Неужели вы ничего не понимаете, леди? Мы не выбираем роли, как в детской игре, мы пытаемся выжить. Диниван, человек, который привел нас сюда, убит. Ваш отец и дядя воюют между собой. И война набирает силу. Ликтора, главного священника Искупителя во всем Светлом Арде, убили, и их теперь ничто не остановит, леди! Это не игра!
Мириамель проглотила гневный ответ и задумалась над словами Кадраха.
– Но почему, в таком случае, граф Аспитис ничего не сказал нам о Ликторе? Вне всякого сомнения, о таких вещах люди говорят. Или ты и это выдумал?
– Леди, Ранессина убили прошлой ночью. А мы отплыли рано утром. – Монах старался сохранять спокойствие. – Санцеллан Эйдонитис и Совет эскритеров объявят о его смерти только через день или два. Пожалуйста, поверьте, что я говорю правду, иначе нас обоих ждет страшный конец.
– Хм-м-м. – Лежавшая на спине Мириамель натянула одеяло до подбородка. Корабль раскачивался, и это действовало на нее успокаивающе. – А мне кажется, что, если бы не моя изобретательность и хорошие манеры графа, нам обоим уже давно пришел бы ужасный конец.
– Думайте, что пожелаете, леди, – мрачно заявил Кадрах, – только не надо, я вас прошу, верить другим больше, чем вам приходится верить мне.
Он замолчал. Мириамель ждала, когда к ней придет сон. Странная, навязчивая и чуждая мелодия витала в воздухе, вечная, лишенная ритма, как рев моря и вой ветра. Где-то в темноте Ган Итаи пела, успокаивая килп.
Эолейр скакал, оставив за спиной высокие горы Грианспог, а вокруг бушевала ужасная летняя метель. Тайные тропы, которые он и его люди так тщательно прокладывали в лесу всего пару недель назад, теперь оказались под толстым слоем снега. Над ним, точно потолок склепа, угрожающе нависли мрачные небеса. Седельные сумки Эолейра были набиты тщательно срисованными картами, в голове теснились тревожные мысли.
Эолейр понимал, что нет смысла делать вид, будто земля страдает лишь от долгих капризов погоды. Тяжелая болезнь распространялась по Светлому Арду, и, быть может, Джошуа и меч его отца действительно каким-то образом связаны с чем-то более грандиозным, чем обычные войны людей.
Граф Над-Муллаха вдруг вспомнил собственные слова, произнесенные за королевским столом год назад. «Боги земли и неба, – подумал он, – кажется, прошла целая жизнь – столько всего случилось с тех сравнительно мирных дней!»
«Зло уже совсем рядом, – сказал он тогда собравшимся рыцарям. – И речь не только о разбойниках, которые нападают на путешественников и изолированные фермы. Жители Севера напуганы…»
«Не только разбойники…» – Эолейр тряхнул головой, недовольный собой. Он был настолько поглощен текущими проблемами своего народа, пытавшегося выжить, что забыл о собственном предупреждении. Им действительно стоило опасаться более серьезных угроз, чем те, что представляли собой Скали из Кальдскрика и его армия головорезов.
Эолейр слышал истории, рассказанные теми, кто пережил падение Наглимунда, испуганные и озадаченные рассказы о призрачной армии, призванной Верховным королем Элиасом. Еще во времена юности Эолейр слышал легенды о Белых Лисах, демонах, живущих в самых темных и холодных землях крайнего севера, которые возникали, словно чума, а потом бесследно исчезали. В течение всего последнего года жители Фростмарша шепотом, у вечерних костров, говорили именно о жутких бледных демонах. Как глупо, что именно Эолейр из всех людей не понял правды, что таилась в их историях, – разве именно об этом он сам не предупреждал в те далекие дни?!
Но что все это означает? Если истории правдивы, зачем таким существам, как Белые Лисы, заключать союз с Элиасом? Быть может, они как-то связаны с отвратительным священником Прайратом?
Граф Над-Муллаха вздохнул и отклонился в сторону, чтобы помочь лошади удерживать равновесие, – они спускались по опасной горной тропе. Быть может, несмотря на глупости, которые Мегвин совершала, она поступила разумно, когда поставила перед ним эту задачу. Но все же он не мог принять то, как она с ним говорила. Почему она так вела себя в подземном городе после всего, что он сделал для ее семьи и многолетней верной службы королю Ллуту? Ужас и необычность их положения, вероятно, стали причиной ее жесткого поведения, но не могли оправдать его.
Подобное безрассудство было лишь одним из аспектов странных изменений, которые произошли в характере и поведении Мегвин. Эолейр очень за нее беспокоился, но не знал, как ей помочь. Она с презрением относилась к заботе и, казалось, считала его лишь хитрым придворным – Эолейра, который ненавидел вероломство, однако был вынужден им овладеть на службе ее отцу! Когда он пытался как-то облегчить ее жизнь и боль, она оскорбляла его и поворачивалась спиной, и ему оставалось лишь наблюдать ухудшение ее болезни. В то время как земля вокруг вызывала у него все больше отвращения, разум Мегвин наполняли странные фантазии, а он ничего не мог сделать.
Эолейр уже два дня ехал через пустынные долины Грианспога в сопровождении лишь собственных холодных мыслей.
Поразительно, как быстро Скали удалось стать постоянным хозяином Эрнистира. Ему оказалось мало владеть домами и строениями, все еще стоявшими в Эрнисдарке, а также окружавшими его деревнями, – тан Кальдскрика начал строить новые, огромные дома из грубо отесанного дерева. Границы леса Сиркойл быстро отступали, а на месте деревьев торчали лишь голые пни.
Эолейр ехал вдоль горных хребтов, наблюдая за крошечными фигурками в долинах и прислушиваясь к стуку молотков плотников, который разносился по заснеженным склонам.
Сначала он не мог понять, зачем Скали столько домов: армия завоевателей, хоть и внушительных размеров, едва ли была такой огромной, чтобы им не хватило места в брошенных домах Эрнистира. И только взглянув на низкое северное небо, понял, что происходит.
«Должно быть, все риммеры Скали перебираются сюда с севера – старые и молодые, женщины и дети. – Эолейр посмотрел на крошечные, старательно работавшие тени. – Если в Эрнисдарке идет снег в конце тьягара, то Наарвед и Скогги, вероятно, превратились в ледяной ад. Пусть сожрет меня Багба, что за мысль! Скали загнал нас в пещеры. А теперь собирает риммеров, чтобы поселить на наших, захваченных им землях».
Несмотря на страдания, перенесенные его соплеменниками от рук воинов Скали Острого Носа, несмотря на гибель короля Ллута, мучительную смерть принца Гвитинна и сотен храбрых солдат самого Эолейра под серым небом западных лугов, граф неожиданно, и к собственному удивлению, обнаружил, что запасы глубокого гнева и холодной ненависти в его душе все еще себя не исчерпали. Уже одно то, что люди Скали беспрепятственно пользовались дорогами Эрнисдарка, было плохо, но мысль, что они привезут своих женщин и детей, чтобы поселить их в Эрнистире, наполняла Эолейра неуправляемой яростью, более сильной, чем та, что он ощутил, когда первый эрнистириец пал в долине Иннискрич. Оставаясь беспомощным на вершине горы, он проклинал захватчиков и обещал себе, что сделает все, чтобы шакалы Скали с горестным воем вернулись обратно в Кальдскрик – те, что не умрут на бесценной земле Эрнистира, которую они захватили.
Внезапно граф Над-Муллаха понял, как отчаянно ему не хватает чистоты настоящего боя. Силы Эрнистира понесли такие огромные потери в битве при Иннискриче, что с тех пор уже не могли дать серьезного сражения. Более того, их вынудили искать убежище в горах Грианспога, и им ничего не оставалось, как изредка беспокоить победителей.
«Боги, – подумал Эолейр, – как было бы замечательно снова обнажить клинок и сойтись с врагом лицом к лицу, чтобы солнце отражалось от щитов, а вокруг шумело сражение!»
Граф понимал, что это глупое желание, он считал себя осторожным человеком и всегда предпочитал разумные переговоры войне, но сейчас мечтал о простоте. Открытые военные действия, несмотря на бессмысленное насилие и ужас, представлялись красивым идиотизмом, в который хорошо было бы погрузиться, как в объятия любовницы.
А сейчас зов интригующей, но опасной любовницы становился все сильнее. Казалось, целые народы вышли на тропу войны, странная погода, безумцы у власти и жуткие легенды, становящиеся реальностью, – как ему вдруг захотелось, чтобы все снова было просто!